Держись, сестренка! - Анна Тимофеева-Егорова

Тут последовала очередная ругань в адрес тыловиков, которые отстали от корпуса: людям и коням есть нечего. А еще рация не работает, а вчера послал в Барвенково подводу — и она пропала.

Генерал в отчаянии махнул рукой и вдруг спросил:

— А ты что, простудился что ли, голос-то у тебя какой-то слабый?

— Да нет, — ответила я, взяла конверт из его рук и спросила:

— А что передать в штаб фронта?

— Що передати? — не разжимая зубов, проговорил генерал. — Насмехаешься, желторотик? Бачь, який огонь накликал своим «кукурузником»! Останешься туточки с нами…

— Но вы приказали передать письмо в пятый корпус. Разрешите выполнить приказание?

— Улетай!..

Отыскать 5-й корпус Гречко не составляло труда, так как мне уже было известно его расположение от начальника разведки 1-го корпуса. Посадила я самолет почти посреди хутора, передала конверт и тут же улетела. На аэродром вернулась ночью.

Кружу, знаю, что точно прилетела, но садиться остерегаюсь — как бы самолет не поломать. А темень на земле непроглядная. Хоть бы кто догадался спичку зажечь или закурить. Наконец увидела огонек и пошла на посадку. Приземлилась благополучно, а тут и механик подоспел, помог мне самолетную стоянку разыскать. Дронов, как всегда, ждал меня, не уходил с аэродрома. Это он, едва заслышав рокот мотора, поспешил на поле с паяльной лампой. Ее-то огонек я и увидела с воздуха.

Я за день так наволневалась и намерзлась, что после доклада командиру эскадрильи о выполнении задания, миновав столовую, побрела к своей хозяйке, радушной украинке, угощавшей меня каждый день борщом и вкуснейшими солеными помидорами. Бывало, поставит все на стол, усадит рядом с собой и начнет угощать и рассказывать, уже и который ра», о трех своих красавцах сынах, воевавших где-то далеко на Севере. Она вспоминала, как трудно ей было растить их после смерти мужа, жалела, что не успели сыновья жениться — началась вояна. При этом хозяйка горько вздыхала, утирала концом фартука слезы, бегущие по щекам, и все потчевала меня:

— Ешь, дочка, ешь. Вот и моих сыночков, может, кормит чья-то мать, а может, и твоя!

Хозяйка ну точь-в-точь как моя мама. Видимо, все мамы чем-то похожи друг на друга. Встретив меня, замерзшую, как сосулька, она помогла стащить намокшие унты и комбинезон, подала теплые валенки, налила борща, но я отказалась — залезла на печь. Когда уже почти заснула, она все-таки сунула мне большую кружку горячего молока и заставила выпить.

Ночью забарабанили в окно. Слышу, хозяйка спрашивает:

— Кто там?

— Егорову в штаб!

— Не пущу, — запричитала моя благодетельница. — Виданиое ли дело, чтобы девчонку так мытарили! Не успела обсохнуть, отогреться, а ее опять будят. Нет парня поднять ночью — все ее да ее…

Я спрыгнула с печи, быстро оделась, взяла наган, засунула в голенище унта карту и только вышла на крыльцо, как подъехала машина.

Начальник штаба эскадрильи старший лейтенант Листаревич выскочил из «пикапа» и виновато сказал:

— Извини, Аннушка, что не дали тебе отдохнуть. Срочно вызывают в штаб фронта для доклада о кавалерийских корпусах, которые ты сегодня разыскала.

Листаревич по натуре очень жизнерадостный, веселый, любит пошутить, посмеяться, но в последние дни его как подменили. Он узнал о новых зверствах фашистов в его родной Белоруссии, на Гомельщине, а там ведь отчий дом, старенькие мать-учительница, отец-связист. Тяжко на душе у Константина Семеновича, но он и виду не подает. Стал, кажется, еще более энергичен, работает с удесятеренной силой. Эскадрилья наша хотя и предназначалась для связи, но выполняла кроме связи разведку в прифронтовой полосе, розыск частей, соединений, о которых но было сведений в штабе фронта.

Начальнику штаба приходится часто оставаться за командира эскадрильи. Он с удовольствием сам бы полетел на задание, ему полеты больше по душе, чем штабная работа, — ведь он в прошлом летчик-истребитель, летал на И-16. Но подвело зрение…

В Каменск, где располагался штаб Южного фронта, мы с Листаревичем приехали за полночь, и тут же дежурный ввел меня в ярко освещенную комнату. Я увидела группу генералов вокруг большого стола с картой и растерянно остановилась, не зная, кому докладывать.

— Вы летали на поиски кавалерийских корпусов? — наконец спросил кто-то меня.

— Да, я летала.

— Покажите па карте, где находятся конники Пархоменко и Гречко.

Я волновалась, долго водила пальцем по испещренной цветными карандашами оперативной карте, а найти нужный район не могла.

— Может, я лучше по своей? — попросила я тогда генералов и вытащила иэ-за голенища унта старенькую, с проложенными вдоль и поперек курсами, но понятную мне полетную карту. Все рассмеялись раскатисто и дружелюбно, в мне стало как-то легко, напряженность исчезла.

Докладывая обстановку, сама не знаю почему, я обращалась не к командующему, а к какому-то представительному усатому человеку. Он, улыбаясь, показывал мне из-за спины командующего пальцем: дескать, к нему обращайся, он здесь старший. Но меня как магнитом уводило, и я, докладывая, опять обращалась не к командующему, а к усатому с добрым лицом.

Когда все показала и рассказала, меня отпустили. Выйдя, я поинтересовалась у сопровождающего меня командира:

— Кто этот с усами? —

Член Военного совета фронта Корниец…

Из Каменска мы вернулись под утро. Не успела я как следует согреться и заснуть, как опять:

— Звонили из штаба фронта. Приказали тебе лететь к Пархоменко — отвезти рацию и офицера связи. Полетишь по известному тебе вчерашнему маршруту.

На прежнем месте корпуса не оказалось — скрылся где-то. Я, потеряв надежду на успешный поиск, решила посадить самолет и поспрашивать у местных жителей. Развернувшись над заснеженным хутором, приземлилась у крайнего домика и, не выключая мотора, побежала к мазанке. Метелица намела сугробы снега, ветер валил с ног, бежать было очень тяжело. Постучала в окошко. Выглянул старик. Спрашиваю:

— Дедушка, здесь наши не проходили?

— Немцы тут, сынок, немцы!..-крикнул старик и, будто испугавшись своих слов, замахал руками.

Я заторопилась к самолету. Но, пробежав самую малость, остановилась. Случилось непонятное — ноги отказали…

— Ой, лиха беда, сынок! Тикай швыдче! — послышался знакомый голос.

Я оглянулась и увидела возле хаты старика. Он стоял раздетый — в одной рубахе и валенках. Вытянутой рукой показывал на двух немцев, бегущих с другого конца улицы, но тут же упал под выстрелами автоматов.

Едва держась на ногах, кое-как я доковыляла до самолета и под градом пуль взлетела…

А конников Пархоменко я все-таки нашла. Вся местность и хутор сильно обстреливались. Села, быстро подрулила к какой-то хате. При помощи офицера связи подтащила самолет ближе к сараю. Обстрел усилился. Мы взяли из кабины рацию и потащили в дом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});