Блуждающая в Пустоте - Аарон Дембски-Боуден

Люкориф из Кровоточащих Глаз не был ограничен палубами, как его младшие товарищи. Хотя он не мог передвигаться так, как мог когда-то, его бегство было на удивление легким, и в то же время это была дикая гонка во весь опор. Когти на руках и ногах лязгали по железным решеткам со звериной скоростью. Он бежал как обезьяна, или как волк, или как воин, который не был полностью человеком благодаря изначально имперским генным изменениям, а уж впоследствии — непостоянству приливов варпа.

Люкориф хотел жить, пожалуй, больше, чем остальные его братья. Он не желал умирать, сражаясь в безнадежном бою, не говоря уж о том, что он был плохо приспособлен для сражений, если уж на то пошло. Пусть безумство удерживать последние оплоты было так свойственно его братьям — он жил своей жизнью, извращенной, с точки зрения рациональности. И, убегая, он не испытывал ничего похожего на стыд.

В ответ на его лихорадочную потребность самосохранения — никто не посмел бы назвать её страхом, это чувство было ближе, скорее, к гневу, — сопла двигателей его прыжкового ранца испускали тонкие струйки черного дыма. Они жаждали извергнуть пламя и громкий вой, унося его ввысь. Он сам жаждал поддаться этому соблазну. Все, чего он желал, это куда-нибудь взлететь. Заключенный на борту умирающего «Эха проклятия», он едва ли мог рассчитывать на подобные перспективы.

Первый коготь все еще ругал Кровоточащие Глаза за их отступление.

— Пусть поскулят, — хохотнул Вораша шипящим «сс-сс-сс». Оба раптора бежали, цепляясь за потолок. Другие Кровоточащие Глаза, проявившие себя за последние несколько месяцев как самых жестокие и упрямые из оставшихся в живых, прокладывали себе путь по стенам и полу.

Корабль снова содрогнулся. Люкориф был вынужден вцепиться в металл когтями на руках и ногах, чтобы его не стряхнуло вниз.

— Нет, — зашипел он, — подождите.

Кровоточащие Глаза замерли в нечеловеческом единстве: каждый оставался неподвижным, зацепившись за стены вокруг лидера. Встреча стаи в трех измерениях. Вораша склонил свой скошенный шлем на птичий манер. Каждый из них обратил свою демоническую железную маску с нарисованными дорожками слез в сторону их чемпиона.

— Идите, — Люкориф подчеркнул свой приказ раздраженным пронзительным криком, — отступайте ко второму атриуму и окажите поддержку Четвертому Когтю.

Мышцы напряглись, когда инстинкт повиновения пробежал сквозь них.

— А ты? — прошипел в ответ Вораша.

Люкориф издал вороний крик, развернулся и двинулся тем же путем, каким они пришли.

Кровоточащие Глаза смотрели друг на друга, пока их лидер оторвался от стаи и пронесся обратно по потолку коридора. Инстинкт подсказывал им: стая охотилась вместе, или не охотилась вовсе.

— Что? Что это?

— Идите, — по воксу скомандовал им Люкориф.

Не проронив ни слова, они незамедлительно повиновались.

С самого рождения на законопослушном уважаемом феодальном мире на окраине Сегментума Ультима, этот воин прославился в рядах своего Ордена дисциплиной, вниманием, навыками и непревзойденным тактическим чутьем. Никто из его братьев не превзошел его и в поединках за почти четыре сотни лет. Ему трижды предлагали титул ротного капитана — мантию повелителя больше чем сотни избранных воинов Императора — и он всякий раз смиренно и благородно отвергал предложение. Один наплечник украшал выполненный из белого камня величественный Крукс Терминатус. На втором красовался вырезанный из черного железа и мрамора с синими прожилками геральдический символ Ордена.

Для своих братьев он был просто Толемион. В архивах Ордена он значился как Толемион Сарален, Чемпион Третьей боевой роты. Для врагов Трона Терры он являл собой воплощение возмездия, закованное в алый керамит.

Его доспех был сделан из композитных металлов с абляционным покрытием, многослойных и усиленных сотнями часов работы непревзойденных мастеров. Увенчанный гребнем шлем с богато украшенной лицевой пластиной и бронзовой решеткой был величественным пережитком ушедшей эпохи, выкованным во времена расцвета космических путешествий. В одной красной перчатке был зажат дрожащий громовой молот, чье силовое поле гудело так, что начинали ныть зубы. В другой был внушительный ростовой щит, выполненный в форме профиля аквилы, чье распростертое крыло защищало владельца.

Приказ, который он отдал своим боевым братьям, содержал всего два слова.

— Абордажные клинки.

Три воина поравнялись с ним, повесив болтеры и взяв в руки пистолеты и клинки.

Первый коготь наблюдал это безжалостное наступление, поливая коридор огнем. Разрывные снаряды разбивались о башенный щит чемпиона, не причиняя ему никакого вреда.

Меркуциан с презрением швырнул свой тяжелый болтер об пол.

— У меня пусто.

Как зеркальное отражение приближающихся космодесантников, он поднял болт-пистолет и достал из ножен на голени гладий.

— Никогда не думал, что захочу увидеть Ксарла, — добавил он.

Талос и Сайрион вскинули свои мечи мгновением позже. Пророк помог Узасу подняться на ноги, не ожидая слов благодарности в ответ, и одобрительное ворчание в ответ поразило его до глубины души.

И, перед тем как отряды сблизились, имперский щитоносец пророкотал через вокс-динамик своего шлема.

— Я — погибель Еретиков. Я — Бич Предателей. Я — Толемион из ордена Генезиса, Страж Западного протектората, убийца…

Первый Коготь не стал ждать, пока их расстреляют. Они бросились в атаку

— Смерть приспешникам ложного Императора!!! — орал Узас. — Кровь для Восьмого Легиона!!! 

VII

Тупик 

У Первого Когтя был единственный шанс выжить в следующие несколько минут, и они вцепились в него изо всех сил. Все четверо, как один, всем весом навалились вперед сплошной массой брони цвета полуночи. Талос и Меркуциан отвечали за авангард, и оба врезались покатыми шипастыми наплечниками в щит-полуаквилу, сопровождая действие единым криком невыразимого гнева.

Толемион сопротивлялся их давлению, и подошвы его сапог высекали искры из палубного настила, медленно скользя назад. За долю секунды он взмахнул молотом и обрушил кувалду на прикрепленный к спине силовой генератор Меркуциана, превратив сконцентрированный вихрь силы во вспышку света и энергии.

Ранец Меркуциана взорвался, разбросав обломки во все стороны.

Сокрушительная сила молота с грохотом опрокинула его на пол под ноги противоборствующих сторон. Талос заметил, как жизненные показатели исчезли с ретинального дисплея, отключившись еще до того, как показали ровную линию.

Как только Меркуциан упал, на его место встал Узас, заставив чемпиона отшатнуться назад.

Это был переломный момент. Первый Коготь и их благородная жертва сошлись в рукопашной и повалились на пол, изрыгая проклятия. Первым поднялся и встретил лезвия Ордена Генезиса Сайрион. Его гладий вонзился в живот ближайшего имперского космодесантника, вызвав болезненный раздражающий булькающий звук. Космодесантники наносили рубящие удары по его броне, оставляя серебристые следы там, где лезвия их мечей касались керамита и выбивали из гладкой поверхности целые куски. Узас даже не потрудился встать: он кромсал цепным топором одного из стоявших на коленях врагов. За свои труды он был вознагражден другим врагом, всадившим клинок ему в спину.

Талос не мог дотянуться до Толемиона, прижатый его щитом-полуаквилой. Аугметической рукой он перехватил меч и резко дернул за него, лишив хозяина щита равновесия. Воин Генезиса упал, и его гордый доспех из кованой бронзы встретился с поднятым золотым клинком Кровавого Ангела, который теперь принадлежал Талосу. Хруст. Звон металла о металл. Шипение вскипающей крови на закаленном железе.

Пророк откатился в сторону, отпихнув отрубленные ноги бьющегося в конвульсиях имперца из-под себя.

Двое повержены.

Его чувства бушевали в ответ на возбужденные синапсы и ускоренные рефлексы. Талос вцепился и набросился на последнего космодесантника Ордена Генезиса одновременно с Сайрионом. Два Повелителя Ночи увлекли его на палубу, утоляя жажду своих клинков с каждым колющим ударом.

«Мы не солдаты. Прежде всего, мы — убийцы, как и всегда».

Чьему перу принадлежали эти слова? Кто мог произнести их? Малхарион? Или быть может, Севатар? Они оба любили подобные драматические фигуры речи.

У него закружилась голова. В глазах все поплыло, когда он вытащил свой меч из ключицы космодесантника, словно из живых ножен. Никогда прежде ему не приходилось вступать в бой так скоро после пробуждения от пророческого сна. Толемион поднялся с жужжанием суставов брони, отбросив Узаса в сторону ребром щита. Легионер отшатнулся к братьям. Его шлем был исковеркан до неузнаваемости. Меркуциан, не шевелясь, лежал под ногами чемпиона. Три воина Генезиса тоже лежали на полу как мертвые. Талос, Узас и Сайрион стояли лицом к лицу с Толемионом, и от их бравады, которая и в начале схватки и так была неважной, теперь не осталось и следа. Узас и Талос едва держались на ногах. За всю бесславную и не совсем выдающуюся историю Первый Коготь еще никогда не оказывался в столь неравном положении.