Бомба времени - Лаумер Кейт

— Ну, что, — сказал я, — она на нашей стороне?

— Кто?

— Не перегибайте палку, сенатор, — сказал я. — Никто не пропустит такую красотку.

Нахмурившись, он поглядел на меня.

— Послушайте, Флорин, мне не нравится ваш тон.

— Есть что-то, что вы не сказали мне, сенатор?

— Я сказал вам все, — рявкнул он. — Этот фарс зашел уже слишком далеко.

Он вскочил и застыл, глядя в окно. Я повернул голову и через стекло увидел светло-зеленый «бьюик», останавливающийся у обочины. Открылась дверка и из машины вылез человек в сером.

Казалось, он заметил меня в окне и замер на полшаге.

— Вы его знаете? — воскликнул я.

Сенатор не ответил. Его лицо как-то странно дрожало, а откуда-то издалека возник высокий, певучий звук. Я попытался встать, но не почувствовал ног Сенатор склонился надо мной, что-то крича, но слов я не разобрал. Их заглушил гул, словно в туннеле мчался на меня поезд. Силы куда-то исчезли, и я стал падать, а поезд умчался в темную бездну, издавая жалобные звуки, постепенно растворившиеся в небытие.

IV

Я лежал на спине на горячем песке, и солнце горело лицо не хуже духовки. По мне бегали огненные муравьи, кусая то тут, то там, причем выбирали места, где было повкуснее. Я попытался шевельнуться, но руки и ноги были связаны.

— Ты проклятый трус, — сказал кто-то.

— Будьте вы прокляты, я сделал все, что мог! Но я мало что мог!

Голоса неслись откуда-то с неба. Я попытался размежить веки, чтобы увидеть, кто говорит, но они были скованны, как и все остальные части тела.

— Это ваша личная ошибка, Берделл, — раздался еще чей-то голос.

Этот голос кого-то мне напоминал. Трайта. Трайта Ленвилла. Это имя возникло откуда-то из давно забытого прошлого. И не походило на имя того, кого я когда-нибудь знал.

— Моя ошибка, черт побери! Вы были тайными лидерами, вы, кто знал, что делал. А я прошел через ад, говорю же вам. Вы не знаете, что это такое.

— Вы бросили все, убежали. Да вас застрелить мало!

— Заткнитесь вы все! — рявкнул кто-то еще, и я узнал этот голос, голос Большого Носа. — Ллойд, верни все в первое положение. Барделл, будь готов...

— Да вы что, сума все посходили? Разве мне не достаточно...

— Вы возвращаетесь. Вы некомпетентный путаник, но, кроме вас, у нас никого нет. И не спорьте. Время уже на исходе.

— Вы не можете так поступить. Я потерял уверенность. Я больше не верю в метод. Это было бы убийство...

— Самоубийство, — прервал его Большой Нос, — если вы не встряхнетесь и не встретите его. Мы доверяем вам. Отступать уже некуда.

— Мне нужна помощь. По крайней мере, дайте мне... Вы же сами сказали, что это ничему не повредит.

— Как насчет этого, Ллойд?

— Ладно, ладно, только уймитесь. У меня и так уйма хлопот.

Они говорили что-то еще, но все утонуло в новом звуке.

Поднявшийся ветер был горячим, как жгущая кожу паяльная лампа. Он гудел надо мной, буквально разбил мне голову, и темнота Ниагарой хлынула внутрь черепа, смывая голоса, муравьев, пустыню и меня самого...

Я ОТКРЫЛ глаза. Напротив меня сидела девушка, уже не кутающаяся в лисью шкуру, а глядевшая на меня с тревожным ожиданием.

— Вы в порядке? — спросила она голосом, напоминающим воркование голубей.

Или весенний ветерок среди нарциссов. Или журчание счастливых вод. Или, может, просто голос. Вероятно, я просто еще не отошел от шока.

— Вовсе нет, — ответил я, словно управлял голосом при помощи дистанционного управления. — Больше всего мне сейчас хочется залезть на люстру и петь йодль[2]. Только годы тренировок останавливают меня, да еще застарелый ревматизм. Сколько времени я был?

— Вы имеете в виду... — нахмурилась она.

— Правильно, детка. В отключке. Замороженный. Под дозой. Ну, вы понимаете — без сознания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы просто лежали здесь. Выглядели немного странным, поэтому я...

— Так они заполучили его, да?

— Его? Вы имеете в виду, вашего брата? Он просто уехал.

— На чем уехал? Скорее уж, ушел. Мой бедный приятель был пьян. С чего вы решили, что он мой брат?

— Я... просто подумала...

— Не уверен, стоит ли спрашивать, куда его увезли или зачем?

— Я не понимаю, о чем вы.

— Вот в этом месте, предполагается, я должен обработать вас своей дубинкой и выведать все ваши тайны. Но говоря откровенно, милая, мне сейчас не до них.

Я встал. Это не пошло мне на пользу, и я тут же сел.

— Вам не стоит подниматься.

— А вам что до этого, куколка?

— Да нет, ничего. Просто... — Она не закончила.

— Возможно, в другой раз.

Я снова встал. На этот раз вышло получше, но голова все еще казалась мне мешком, набитым гравием.

— Пожалуйста, подождите! — сказала она, положив свою руку мне на запястье.

— В другое время я задержался бы, — сказал я. — Но долг зовет. По крайней мере, что-то зовет.

— Вы больны, вам плохо...

— Прости, детка, но я к этому привык. Простите, что не могу дать вам чаевых, но я оставил бумажник в другом костюме. Между прочим, вы когда-нибудь слышали о «Ластриан конкорде»?

Она не ответила, только покачала головой. Когда я обернулся у двери, Она все еще не сводила с меня своих прекрасных, огромных глаз. Я позволил двери закрыться между нами и вышел на улицу. Падал снежок. В тонком слое слякоти на тротуаре четко выделялись следы сенатора, и я последовал по ним, слегка пошатываясь, но все быстрее обретая форму.

Следы вывели меня туда, где мы с сенатором совершали свой дерзкий побег от убийц — или от кого мы там сбежали, если вообще сбежали? Заканчивались следы на том месте, где мы высадились с грузовика. Лавка портного была по-прежнему закрыта. Но мне показалось, что манекен, второй слева, следит за мной.

— Будь моим гостем, приятель, — сказал я ему. — Мы с тобой одной крови.

Он не ответил, что меня вполне устраивало.

Я чувствовал себя слабым, как новорожденный бельчонок, и, примерно, столь же умным. Запястья и лодыжки болели. Мне хотелось лечь на что-нибудь мяконькое и ждать, пока со мной не произойдет что-нибудь хорошее. Но вместо этого ждать мне пришлось, спрятавшись в темном дверном проеме. Я не знал, чего жду. Я думал о девушке. О ней было приятно думать. Я думал о том, была ли она галлюцинацией, порожденной той гадостью, которой меня накачали? Мне захотелось вернуться и проверить, но именно в этот момент из переулка вышел и стал переходить улицу какой-то человек. Был он в темном плаще и шляпе, но я узнал его лицо. Это был тот потрепанный рыжий, что заявился ко мне в отель и пригласил на встречу с Советом.

Он быстро глянул в обе сторону улицы, затем повернулся и оживленной походкой направился по тротуару. Я позволил ему дойти до угла, затем пошел следом. Когда я дошел до угла, его и след простыл. Я продолжал идти и миновал темный проход как раз в тот момент, чтобы увидеть, как в конце его останавливается вращающаяся дверь. Пройдя в нее, я оказался в маленьком вестибюле, пол которого был украшен черно-белой мозаикой — маленькими, прямоугольничками, уложенными зигзагом — точь-в-точь как мои мысли. Наверх вела лестница, и я услышал шаги. Идущий, казалось, спешил, и я тоже поспешил следовать за ним.

Двумя пролетами выше подъем закончился в темном коридоре. В дальнем конце из-под двери пробивался слабый зеленоватый свет. Мои ноги ступали по зеленому ковру совершенно бесшумно. Из-за двери тоже не доносилось ни звука. Стучать я не стал, а просто нажал ручку и вошел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хороший ковер, шкаф для хранения документов, стул, стол. А из-за стола мне улыбалась кобра в сером костюме в полосочку.

Гну, может, не кобра. Ящерица. Бледно-фиолетовая, местами переходящая в синеву, и белая на горле. Гладкая чешуя, блестящая. Округлая, глаза без век и безгубый рот. Нечто не человеческое. Нечто, откинувшееся на спинку кресла, небрежно повело тем, что можно считать рукой, и произнесло: