Дидро - Алиса Акимова

Мой бобо не разрешает мне расцеловать вас от всего моего сердца.

Д и д р о».

Затем следует шуточное стихотворение, им самим сочиненное, где говорится о причинах возникновения его «бобо», еще больше о сладостном искусстве поцелуя и о ревности всевышнего, лишившего его запретной радости.

Новое письмо Дидро — на этот раз заболела Анна Туанета — «свидетельствует о том, что отношения их зашли дальше — они уже на пороге полной близости, и о том, что Дидро одержим настоящим чувством. Он спрашивает: «Что с вами, моя милая Нанета? Не беспокоит ли вас что-нибудь? Не расстраивает ли ваше здоровье какая-нибудь печаль?» Он просит: «Откройте мне хоть раз ваше сердце, разве не предстоит мне делить с вами и удовольствия ваши и^-горести? Можете ли вы скрывать от Нино, у которого нет никаких тайн от вас? Разве доверие не должно быть следствием вашей любви? Вы самая несправедливая из всех женщин, если еще сомневаетесь в искренности моих обещаний. Призываю в свидетели правду, что на всем свете люблю только вас».

Дальше Дидро опровергает наветы некоей мадам Ганье, очевидно владелицы дома, где жили дамы Шампьон: она рассказала Анне Туанете о его прежних любовных похождениях.

Письмо продолжает: «И вы слишком чувствительны, чувствительны до слабости, если будущее нашей любви навевает на вас хотя бы мимолетную печаль. Разве так безнадежны хлопоты моих друзей, которые стали и вашими друзьями? Неужели небеса ничего не сделают для людей, которые так искренне любят Друг друга? Если Тонтон будет верить Нино, а сердце Нино выше всяких подозрений, судьба может, конечно, отсрочить наше счастье, но разве что-нибудь на свете способно сделать нас несчастными? В том положении, в каком мы оба находимся, мы можем опасаться только отсрочки наших наслаждений, потому что мы всегда будем видеться, всегда любить друг друга и будем об этом говорить друг другу, пока судьба не порадует нас ласковым взором. Будем же надеяться, что она застанет нас врасплох в радостный момент и удовлетворит тогда наши желания, а в ожидании этого не нужно, милый друг, приносить себя в жертву. Нужно жить и поддерживать себя для того, кого любишь. По крайней мере помните, душа моя, что, если бы вы серьезно заболели, я бы сто раз умер».

Из следующего письма явствует уже совершенно определенно, что «отсрочка» истекла и «радостный момент» настал. Дидро благодарит свою возлюбленную за это и пишет: «Девушка, столь добродетельная и нежная, как вы, заслуживает, чтобы возлюбленный принадлежал ей всецело. Для стольких достоинств / приходится довольствоваться одним сердцем только потому, что у человека нет тысячи сердец. Вы обладаете им по слишком многим основаниям, чтобы он мог уйти от вас. Нино дал вам слово, он честен, он любит вас, и у него слишком много вкуса, чтобы он мог когда-нибудь взять его назад.

Ваш милый, Нил о Дидро».

Затем с тем же надежным посыльным отправляется письмо, в котором он обращается к Анне Туанете уже на «ты» и заверяет, что любит ее и будет любить всю жизнь.

Еще одно письмо с выражением благодарности за знаки внимания ее доброй матери и все новые и новые доказательства любви Анны Туанеты, с пламенными заверениями: «Нино любит и всегда будет любить только тебя. Разве может быть иначе? Ты связала его со всех сторон. Ты, должно быть, очень меня любишь. Но моя признательность, моя честность, — ибо я считаю, что в отношении честности я могу сравняться с кем бы то ни было на свете, — слезы, которые я проливал, когда боялся потерять тебя, твоя красота, твое сердце и ум — все должно внушить тебе уверенность в моей неизменной привязанности».

А она сомневается, боится, что, добившись «наслаждений», он на ней не женится. И, казалось бы, у Нанеты есть основания опасаться, что ее судьба станет столь частой судьбой белошвейки, соблазненной блестящим и образованным молодым человеком. Ведь ее Нино сам признается, что был легкомысленным.

Но в том же письме он называет огонь, которым молодой развратник горит к жене соседа, огнем соломы, который гаснет быстро и навсегда. «Но огонь, которым горит честный человек, а я заслуживаю этого названия с тех пор, как ты сделала меня благоразумным, — к своей жене никогда не угасает». Дидро снова и снова говорит о своей честности, благодаря за нее Анну Туанету. И на чаше весов, на которых мы взвешиваем хорошее и дурное в его браке, — это первая гиря на чаше добра.

Он заверяет: «Таковы мои чувства к тебе. Лучше умереть тысячу раз, чем думать хотя бы одно мгновение о другой, а не о Нанете, с тех пор как она увенчала мою любовь…

Тебе были посланы мои последние любовные послания, и да накажет меня небо, как самого последнего преступника, если когда-нибудь я буду посылать такие письма другой. Тонтон нужен только ее Нино, Нино нужна только его Нинон, и они увеличат собой небольшое число счастливых супругов».

Письмо подписано: «Твой друг, твой возлюбленный, твой супруг Д. Дидро — так я всегда буду подписывать письма к тебе. До завтра, маленькая мама, целую тебя от всего сердца».

Дидро был, бесспорно, искренен в своих клятвах, бесспорно, честен. Это подтверждается всем, что происходит потом. Разве мог он хотя бы подозревать, когда писал эти письма, или позже, когда, бежав из Лангра, угрожал самоубийством, если Нанета откажется от него, когда тайком венчался с ней у «Петра на быках», что не так уж много времени пройдет до тех пор, пока он эти клятвы нарушит?!

Так бурно и беспокойно развивались их отношения. Но прошел и январь 1742 года, когда он должен был поступить в семинарию святого Сульпиция или по меньшей мере к прокурору, и еще много времени. Обман не мог не выясниться, и он признался матушке Шампьон… в том, что любит ее дочь.

Чем он располагал? Золотом на языке. Мать его возлюбленной предпочла бы золото в кошельке. Головой, полной идей, на ее взгляд, сумасбродных. Все это было плохим вкладом в хозяйство новобрачных.

Дени говорил. Анна Туанета, опустив голову, молчала. Какие основания у нас сомневаться, что объяснение происходило именно так, если мы, нарушив тайны чужой переписки, прочли послания Нино Нанете?

Но когда мадам Шампьон выразила недоверие к ее Нино, заговорила и Анна Туанета — призналась в том, что она уже его любовница.

Что оставалось обманутой матери, как не обнять дочь, не заплакать и не признаться, что и она не знает человека более приятного, чем Дени Дидро? Раз молодые люди любят друг друга и непоправимое произошло, она согласна — пусть поженятся. Дени надлежит немедленно съездить в Лангр за родительским благословением.

Он согласился. И, однако, до женитьбы было очень далеко, куда дальше, чем от Парижа до Лангра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});