Секрет политшинели - Даниил Альшиц

– Ура! – зычным басом закричал младший лейтенант Корнейко. – За Родину!

Во главе своих пограничников он ринулся вперед под гору.

Вслед за ним поднялись и командиры – Будяков, лейтенант и какие-то трое очкастых. Побежал вперед капитан. Побежал и я, держа наперевес винтовку с примкнутым штыком. Мы все кричим «ура!» надрывно, нестройно, но громко.

Гитлеровцы покатились вниз, не приняв бой.

– Назад, назад! На исходный рубеж! – скомандовал капитан.

Мы вернулись на свои позиции. Наши потери – один убитый и трое раненых. Двое сами направились к дому на перевязку, третьего понесли на плащ-палатке. Среди комсостава потерь не было. Все расположились на прежних местах возле деревьев и пней.

Внешне все в нашем саду осталось прежним. Могло показаться, будто ничего и не происходило. Тем не менее произошло многое. Андрей кратко выразил это своим выкриком – «Разведочка!». Немцы провели разведку боем. Противник нащупывал слабое звено в обороне высоты. И он такое звено нащупал. Наша контратака не могла обмануть немцев. Они наверняка разглядели, что здесь обороняется кучка бойцов.

– Эй, хлопец! – кричит мне от сарая старшина Доценко. – Дуй сюда! Я бегу к сараю.

– Тащи вот оружие.

Оказывается, у запасливого старшины есть еще несколько винтовок. Беру все шесть – по три ремня в каждую руку. Раздаю винтовки командирам.

– Алло, друг, дай винтовочку по знакомству.

Кто это зовет меня? В темноте не сразу различишь. Зарево хорошо освещает небо, но слабо – землю. Ага, это лейтенант с косыми баками. Он дружелюбно улыбается. Его круглое лицо вместе с диском фуражки напоминает блин на сковороде.

– Держите, – говорю я. – Стрелять умеете?

– А как же!

– Тогда зачем рамку прицельную подняли! Расстояние будет всего тридцать метров.

Прихлопываю рамку к стволу.

– Патронов нет.

– Принесу.

Ползу к очкастым.

– Стрелять умеете?

– Теоретически.

– Мы – трибунал…

Показываю им, как целиться, как перезаряжать винтовку. Инструктирую я куда лучше, чем действую сам. Ползу к Будякову. Он лежит возле пенька в середине сада. Глядит на меня насупившись. Даже в темноте видно. Молчит.

Не могу удержаться и говорю:

– Не туда смотрите, Будяков. Враг вон там. Не прозевайте. Он огрызнулся:

– Везде враг. И там, и тут.

«Каков фрукт!» – думал я, оставив ему винтовку и отползая.

Я занял свою прежнюю позицию возле пня.

Минометный обстрел усилился. Мина упала невдалеке от меня. Осколки прошли надо мной веером. Тяжелые комья земли стукнули по спине и по затылку. Потемнело в глазах, ослабли руки. Потом отошло. Я услышал стон и увидел безжизненно сникшего капитана. Пока я к нему полз, он зашевелился, перекатился на спину, но в то же мгновение попытался выгнуться, приподняться от земли. Я повернул его обратно на живот. Весь правый бок и спина его кожаного реглана были мокрой рваной тряпкой, облепленной хвоинками и песком.

– Помогите! – крикнул я. – Капитан ранен!

К нам подбежала секретарша с санитарной сумкой.

Но помочь капитану уже было нельзя. Бойцы отнесли его тело к дому.

Совсем мало я знал этого человека. Но он успел внушить мне самое искреннее уважение. «Эх, почему я не заслонил его?! – подумалось мне. – Ну, ранило бы меня… Он меня спас от беды, а я его спасти не сумел… А меня ведь все равно ранит… Или даже убьет. И, может быть, совершенно зря».

Я решил держаться поближе к Андрею. Его-то уж я в случае чего должен прикрыть собою обязательно!

Перед тем как отползти поближе к Шведову, я пошарил по траве. Хотел найти маузер капитана, но не нашел.

Новый минометный налет. И снова потери. Погиб один из трибунальцев. Место убитого заняла машинистка. Ранен в ногу, но остался лежать в строю лейтенант с бакенбардами.

Теперь командует Корнейко. Он увлекает нас в новую контратаку. Но не успеваем мы немного спуститься со склона, как слышен голос Шведова:

– Назад! Пулемет! Пулемет!

– Назад! – кричит и сам Корнейко.

Все понятно: смолк пулемет. Из-за нас он не может стрелять вдоль склона.

Корнейко ранен в живот. Голос у него смертный.

– Принимай команду, Шведов, – говорит он и повторяет, – Шведов пусть командует… старший сержант…

– Есть принять команду! – отвечает Андрей.

– Айда все в дом! Забаррикадируемся, – предлагает Будяков.

– Отставить «все в дом»! – обрывает Андрей. – В доме нас заблокируют и пойдут дальше. Наша задача не себя оборонять, а задержать продвижение противника на участке. Ясно?

– Ясно.

Нас теперь совсем мало. Из командиров в строю один Будяков. Лейтенант, раненный в ногу, не ходил в атаку, отполз к дому. Здесь его перевязали. Он лежит под крыльцом и тихо стонет. Не вернулась со склона девушка-машинистка. Что с ней теперь? Нет и половины взвода пограничников. И все-таки Шведов собирается держаться.

– Слушай мою команду, – тихо, но твердо говорит Андрей.

Раненым и секретарше он приказывает грузиться в полуторку, замаскированную на противоположном склоне. Шофер Рахимбеков получает инструкцию, когда и как ему отъезжать вниз. По команде Шведова три запасные бочки с бензином укладывают на расстоянии одна от другой вдоль упавшего забора. Мы рассредоточиваемся в глубине сада.

Из-под склона вновь летит вверх зеленая ракета. И тотчас на гребень высоты к забору густо лезут гитлеровцы.

Мы не стреляем, ждем сигнала – пулеметной очереди. С пулеметом Андрей.

Вот фашисты поднялись. Рванулись. Явственно слышен хруст поваленного забора под их коваными сапогами…

– Зажигательными по бочкам – огонь! – сам себе командует Андрей.

Огненные запятые, красные, синие, зеленые, желтые, с железным звоном разлетелись во все стороны. Трава, кусты, сухие обломки забора воспламенились мгновенно. Бушующий огненный вал поднялся на пути врага. Ливень маленьких комет обдал пламенем фашистскую ватагу. С дикими воплями покатилась она вниз.

– Вот це так! – кричит Доценко. – Вот це гарно!

Люди-факелы мечутся по саду. Одни бегут назад, в огонь, другие несутся на нас, третьи катаются по земле…

Страшное это зрелище, когда горят люди. Даже когда понимаешь, что это горят фашисты, которые идут тебя убивать.

На флангах усиливается пулеметная стрельба соседей. Немцам не дают обойти участок нашей обороны.

Шведов приказывает прекратить огонь и приготовиться к отражению новой атаки. Мы знаем, она последует, как только перестанет гореть бензин. Обычный огонь – подожженные рейки забора, пылающие кусты, хворост – немцев не задержит.

Теперь наша задача создать видимость оставления рубежа.

Водитель полуторки Рахимбеков начинает нервно сигналить, шумно форсирует обороты двигателя, а затем, продолжая гудеть, съезжает по дороге вниз, к шоссе.

Мы затаились в кустах и за деревьями в глубине сада.

В доме засели четыре пограничника во главе со старшиной Доценко. Но выглядит дом покинутым. Даже дверь на крыльцо оставлена раскрытой.

Немцы смогут войти в сад беспрепятственно. Когда они окажутся на линии дома или приблизятся к нему вплотную, дом оживет. Доценко и его бойцы – Андрей окрестил их «домовыми» – откроют прицельный огонь, забросают фрицев гранатами… Фашисты кинутся к дому. Тогда им в тыл должны ударить мы. А на дальнейшее команда простая: «Живым в плен не сдаваться».

До сих пор мы были крепким орешком. Даже удивительно, что так долго сумели продержаться.

Меня вдруг охватывает странное нетерпение. Скорее бы конец! Ожидание смерти – «вот сейчас, вот-вот сейчас» – трудно выдерживать долго. Наступает момент, когда оно становится невыносимым.

«Ну, вы, фрицы! – кричит во мне внутренний голос. – Давайте уж свою зеленую ракету! Начинайте уж свой картавый ор! Идите сюда, строчите же, строчите!..».

Не встретив сопротивления в начале новой атаки, немцы неожиданно залегли на склоне. Вперед, в сад, двинулась только разведка из шести человек. Видно, мы успели крепко насолить противнику, и он ждал очередного подвоха.

Андрей снова напомнил:

– Не стрелять!

Мы лежали не шевелясь.

Над садом одна за другой зависали осветительные ракеты. Сине-зеленый светильник раскачивался на стебельке дыма, словно гигантский фантастический цветок. Каждый раз наступал короткий голубой день. Затем цветок сникал и падал. Воздух наполнялся едкой гарью.

Послышались гортанные немецкие команды. Шведов приподнялся и вопросительно посмотрел на меня. Я показал, что ничего не понял.

Гитлеровцы поползли вперед небольшими разрозненными группами по всей ширине участка. Но основная масса их оставалась на месте. Такой вариант, насколько я понимал, планом Андрея предусмотрен не был.

Осветительных ракет немцы больше не пускали. Над темной, как вода, травой, покачиваясь, плыли бледно поблескивающие каски.

Когда первые группы фашистов приблизились к дому, «домовые» открыли огонь. Их автоматы ударили из окон. Раскрытая дверь захлопнулась. В ответ фашисты окатили стены струями пуль. Дружно прозвенели стекла окон, глядящих в сад.