Курсант: назад в СССР - Рафаэль Дамиров

как-то повлиять на решение этого вопроса? Если мы напишем про это в газете.

— Я пока ничего не могу сказать, — Зинченко скомкал платок и сунул в карман пиджака, его лицо становилось все краснее. — Мы обсудим этот вопрос на городской партийной конференции. Она состоится завтра.

— Но как же? — вцепились журналисты (вот за что я люблю прессу, что хватка у них, как у крокодила, ну или у матерого опера, зацепят и не отпустят, пока на дно не утянут). — Вы думаете, кто-то будет против? Неужели Петров не достоин звания сотрудника советской милиции?

Зинченко пыхтел, надувая щеки. Его твердая и выверенная речь превратилась в лепет с ужимками.

Я знал, что для меня никто поблажек делать не будет. Школа милиции — госструктура и процедура поступления туда закреплена законом. Но так хотелось посмотреть, как выкрутится уважаемый гость из каверзной ситуации.

Как говорил один мошенник: “Лед тронулся, господа присяжные заседатели”. Под натиском прессы Зинченко пришлось пообещать журналистам и тысячам советских читателей газет и радиослушателям, что по факту поступления в школу милиции комсомольца Петрова Андрея Григорьевича будет решаться вопрос на самом высоком уровне.

Интересно, это на каком? Не в Москве — это точно, значит здесь. В местном горкоме. Конечно, Зинченко постарается спустить все на тормозах, но мы еще пободаемся. Я ничего не теряю, кроме того, что могу загреметь в армию.

В конце нашей “теплой” встречи под аплодисменты присутствующих мы еще раз пожали друг другу руки. Зинченко попытался стиснуть мою кисть сильнее обычного. Но я тоже даванул в ответ не слабо. Насколько позволяла моя нынешняя физическая оболочка. Мы оба поморщились друг на друга фальшью прощальных улыбок и разошлись, как айсберг с Титаником в фильме с альтернативной концовкой.

Зинченко нацепил шляпу и скрылся со своей свитой в недрах коридора. Я побрел в палату, а главврач еще долго рассказывал под магнитофонную запись журналистам, как продуктивно и быстро проходит лечение молодого комсомольца в лучшей больнице города. Какие замечательные здесь работают врачи и младший медперсонал.

О больнице ничего плохого не скажу. Просто завотделения мне не по душе… И кормежка местная.

* * *

— Я завтра уезжаю, — со вздохом проговорила Катя.

Мы сидели на больничной лавочке в тени раскидистого вяза. Она пришла меня навестить. Полуденное солнце спряталось за облако, будто грусть девушки передалось и ему.

— Удачи тебе в поступлении, — сказал я.

— Но ведь если я поступлю, я останусь в Москве, — Катя пытливо смотрела мне в глаза, пытаясь уловить в них сожаление.

Но я ни о чем не сожалел. Фактически я знал ее всего несколько дней. Девчонка вроде хорошая, но жениться я не собираюсь, а для потрахушек она не подходит. Не в той эпохе выросла. Не буду девке голову морочить. Пусть идет своей дорогой, а у меня свой путь — одинокого волка. Непреклонного и беспощадного. Как из “Ну погоди”. Не хочется сразу навешивать на себя обязательства, а потом разрываться между семьей и карьерой. Как говорится: “Первым делом самолеты, ну а девушки за борт”.

— Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — улыбнулся я. — В нашем Мухосранске таких ВУЗов нет. Тебе надо ехать.

— Где? — не поняла девушка.

— В Новоульяновске. Москва, есть Москва. Если поступишь — через несколько лет мне еще спасибо скажешь, что я тебя отговаривать не стал.

— А как же поцелуй? — голос Косичкиной дрогнул. Ее глазенки заблестели влагой.

— Какой поцелуй?

— Ты не помнишь? На кухне у тебя…

— А что поцелуй? — пожал я плечами. — У тебя таких поцелуев еще будет знаешь сколько. И не только поцелуев.

— Дурак! — Катя вскочила со скамейки. — Ну и оставайся в своем Мухосранске.

Девушка развернулась и решительно зашагала прочь. Я не стал ее останавливать и окрикивать. Опухоль удаляется не кусочками, а одним движением. Иначе все зря. Уверен, что все нее получится, и она станет отличным хирургом. Учить на врачей у нас умели… Пока. А такие целеустремленные и усидчивые, как она составят в будущем цвет советской медицины. Которая конечно потом погибнет, разбившись о безденежье, о платные клиники и эмиграцию врачей. А пока у нее все впереди…

— Петров, — из-за куста показалась габаритная Лена. — Тебе что, на обед особое приглашение нужно? Ноги в руки — и бегом в столовую. Ты время видел?

— Не люблю я часы Лена, спасибо что напомнила, — я встал и хотел уже направиться в строну корпуса.

— Погоди, — Лена вытащила из кармана халата конверт. — Пляши, письмо тебе!

— Письмо? — я остановился, а мои брови попытались залезть на лоб.

— Пляши говорю, а то не отдам.

— Плясать не умею, а давай я тебя лучше поцелую.

Я подскочил к медсестре. Моя рана уже почти не болела, и я мог себе позволить скакнуть пару метров козликом велкопоповицким (блин, что-то пива захотелось…).

Я чмокнул в дутую розовую щеку Ленку, схватив ее одной рукой за маститую талию (вернее то место, где она должна была быть), а другой ловко выхватил у нее конверт.

На лицевой стороне конверта, оклеенного маркой с улыбающимся Гагариным, в графе “Откуда” стоял прямоугольный штамп красного цвета. Тест которого гласил: “Новоульяновская средняя школа милиции МВД СССР”.

Глава 8

Я разорвал конверт и извлек серый лист бумаги с машинописным текстом. В левом верхнем углу красовался угловой штамп с гербом СССР и регистрационными исходящими данными, вписанными от руки.

В письме, напечатанном от имени начальника школы милиции полковника Рокотова П.С., говорилось о том, что, учитывая мои недавние заслуги в обеспечении правопорядка и твердую гражданскую позицию, связанную с намерением служить трудовому народу, методический совет Новоульяновской СШМ совместно с горкомом КПСС приняли решение о предоставлении мне права поступления в ведомственное учебное заведение без прохождения службы в ВС СССР. Но, учитывая состояние моего здоровья, длительность периода реабилитации, и упущенные сроки подготовки личного дела (на меня, как на кандидата на поступление) со всеми необходимыми проверками и запросами мне рекомендуют поступать в Новоульяновскую среднюю школу милиции на следующий год. Либо в любое другое ведомственное учреждение системы высшего профессионального образования, где служба в армии не требуется.

Я поскреб макушку. Сложил письмо и засунул в карман. Ну что ж… Кто говорил, что будет легко?

Профессия милиционера здесь не слишком престижна. Работа опасная и не из легких, денег не особо много. Тракторист в колхозе больше зарабатывает. Но милицию уважают. Считают ее народной. Я застал немного антураж этой эпохи, когда пришел в органы на заре девяностых. А потом начался бардак и упадок. Рухнул СССР и не только. Пострадало не