Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли

У северных берегов нашего мыса, имевшего форму треугольника, постоянно неистовствовал могучий прибой. Зрелище было замечательное. Колоссальные величественные валы, увенчанные на гребне осколками льдин, непрерывно катились к берегу, вздыбливаясь на десять и даже двадцать футов [3-6 м] перед тем, как удариться в него. Здесь они закручивались и водоворотами белой пены разбивались о гальку, обрушивая на нее куски льда, пронесенные на много ярдов выше нормального уровня воды, и катапультируя льдышки размером с крокетный шар через наши головы на каменный пляж, где они разлетались ледяными брызгами. О размерах наиболее крупных ледяных глыб дает представление фотография и то обстоятельство, что три-четыре таких глыбы обеспечили нас на целый год пресной водой для мытья и нужд кухни.

Расхаживая по берегу и любуясь грозными волнами, мы обратили внимание на несколько темно-красных пятен. Они оказались кровью пингвинов. Мы присмотрелись к нескольким птицам, еще остававшимся на берегу, и поняли, что они сильно изранены. Это, несомненно, было последствием ударов: пингвины при всей их необычайной подвижности в воде не могли совладать с сильным прибоем, перемалывавшим хаос крупных и мелких кусков льда. День или два спустя, когда прибой был намного слабее, я наблюдал за пингвинами, которые пытались усесться на проплывавшую мимо берега льдину. Их усилия очень забавляли меня, но нетрудно было себе представить, что будь море чуть беспокойнее - и действия пингвинов уже казались бы не смешными, а трагичными, и многие из них, как говорится, "пали бы смертью храбрых". Да и в этот раз, при относительно тихой погоде, один пингвин едва успел вскарабкаться на льдину, как прибой его сбросил и засосал, хотя он изо всех сил старался удержаться, отчаянно работая когтями, крыльями и даже клювом.

Добыть на мысе Адэр пресную воду было нелегкой задачей. Ураганы, обычные для холодного времени года, под конец чаще всего бесснежные, почти начисто смели снег с берегов. Уцелевшие же на суше сугробы настолько пропитались пылью гуано, что снег из них не годился для приготовления пищи.

В конце концов нам пришлось воспользоваться глыбами льда из подошвы припая. Большинство из них были образованы морским льдом и насыщены морской водой, но в начале зимы мы отыскали две глыбы с сердцевиной из глетчерного [29] льда. После того как мы стесали с них верхнюю оболочку, мы получили лед превосходного качества. Позднее мы убедились, что из ледяных глыб, бесспорно морского происхождения, соль постепенно выходит и лед сохраняет лишь едва заметный солоноватый привкус.

К концу марта наша хижина выглядела внутри вполне обжитой. Все повесили у себя над койками фотографии и санные вымпелы, расставили книги по полкам. Кроме того, Браунинг смастерил несколько полок для общей библиотеки.

Камбуз тоже имел опрятный вид. Печь работала довольно хорошо, и в относительно спокойную погоду мы поддерживали в помещении температуру между 50 и 60° [30] [между +10°C и +15,6°C]. При сильных буранах, однако, по нашему дому гулял ветер, и во время метелей частенько бывало, что верх печи и первые несколько футов дымохода раскалялись докрасна, а в комнате было ниже нуля.

При подготовке к экспедиции я предполагал, что каждый из нас выгородит себе занавеской как бы кабинку длиною в шесть футов [1,83 м], свои личные, так сказать, владения, и закупил для этой цели очень красивую ткань. Но со временем выяснилось, что никто не испытывает потребности в таком уединении, и материя была использована для других нужд. Каждый мог расставить предметы обстановки и украсить свой угол, как хотел, но поскольку наши вкусы совпали, достаточно описать мою кабинку - и можно представить себе их все.

Официальными границами, отделявшими меня от соседей справа и слева, считались две карандашные отметки на стене. Воображаемые прямые линии длиною в шесть футов [1,83 м] от них к центру комнаты определяли пределы моей территории. Одну линию я сразу отметил, поставив вдоль нее койку, но зона между Кемпбеллом и мной осталась разграниченной условно, так что я с полным правом пользовался столиком для морских карт, вторгавшимся на мой участок. Койка занимала добрую половину моей площади, а под ней в деревянных ящиках лежали геологическое снаряжение, смена одежды и образцы пород, с которыми я иногда работал. Таким образом, ни один дюйм пространства не пропадал зря. Но это имело и отрицательные последствия: панцирная сетка не казалась мне таким уж благом. На койке, составленной из ящиков, какую я имел в экспедиции Шеклтона, спать было не хуже, чем на панцирной сетке, которой упиравшиеся в нее рукоятки геологических молотков и ледорубов, а также края различных консервных банок придавали очертания, сильно смахивавшие на пересеченный рельеф Вест-Кантри в Англии.

Рядом с койкой на ящике из-под муки размещались подсвечник и книги, скрасившие мне многие часы досуга. Вот и вся обстановка.

На стене над изголовьем койки висели три полки - мой дамоклов меч на протяжении всей зимы. Они были забиты книгами по геологии и другой литературой и всевозможными геологическими приборами, притом бьющимися. К счастью, и здесь качество наших столярных изделий было намного лучше их внешнего вида, и если наша хижина сохранилась до сих пор, то скорее всего и полки целы. Под ними располагалась картинная галерея в миниатюре, а еще дальше я прибил к стене - исключительно для уюта - красочную карту Антарктики. На нескольких гвоздях висели вещи, которые я надевал каждые два часа, чтобы выйти наружу и произвести метеорологические наблюдения.

В нашей жилой комнате было двести квадратных футов [18,6 м2], и после выделения кабинок - шесть на шесть футов каждая [3,35 м2] - еще оставалось вполне достаточно места для общего пользования, так что нам никогда не приходилось тесниться [31]. Сравнительно большие размеры дома сослужили нам во многом хорошую службу, это следует помнить при возведении жилья всем экспедициям, которые ставят перед собой серьезные научные задачи. Благодаря просторному помещению и наличию хижины Борхгревинка мы могли в основном работать у себя дома, а это куда приятнее, чем под открытым небом. Но вот большая высота дома была явным недостатком. Из-за нее строительство потребовало значительно больше времени и материалов, она же лишь делала его более уязвимым для ветров.

Из плана [Fig_1.gif] видно, что кабинки матросов и камбуз располагались на одной стороне комнаты, а кабинки офицеров и хронометр в футляре, находившийся в ведении Кемпбелла, - на другой. Печь нарочно поставили как можно ближе к двери - чтобы легче было подносить к ней топливо и лед, - и трубу дымохода пришлось сделать довольно длинной. Впрочем, это было скорее преимуществом, чем недостатком, так как она давала больше тепла, а опасность пожара уменьшалась. Обеденный стол расположили как можно дальше от окон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});