Провинция (сборник) - Павел Бессонов

Людмила, окунувшись раза два, вышла на берег и прилегла на постеленное покрывало.

Фыркая, стряхивая воду с себя, Ильин наконец подошёл к ней.

– Люда, пойдём ещё с тобой поплаваем… Здорово так!

– Нет, Миша. Я что-то устала. Не хочется. Пойдём в гостиницу.

Она села, снизу вверх просительно смотрела на явно огорчившегося Михаила. Лицо её было бледно, под глазами обозначились тёмные круги, а пряди волос сосульками свисали по сторонам лица. Она руками обнимала плечи, словно пыталась согреться. Потом она встала и, чуть сгорбившись, стояла перед Ильиным, кривя губы в жалкой улыбке.

– Да, пойдём. По тебе видно, что ты замёрзла.

– Это я перекупалась. В детстве так бывало. Мать силой из ставка вытаскивала.

Надев платье на мокрый купальник и закутавшись в покрывало, Людмила шла впереди Ильина, и он вдруг словно впервые заметил, что она очень непривлекательна.

В номере он заставил Людмилу раздеться, растёр сухой простыней, в постели накрыл двумя покрывалами. Свернувшись в калачик, Людмила дрожала от озноба.

– Я, наверное, заболею, Михаил? Как ты думаешь?

– Не волнуйся. Ничего не случится, прогреешься, поспишь – всё пройдёт. Сейчас пойду, спрошу у дежурной аспирин. Надеюсь имеется…

– Не надо! Зачем?

– Надо…

Аспирин у дежурной был. Нашлось ещё одно покрывало. Ильин присел на кровать рядом с Людмилой, положил руку на плечо.

«Ну вот, не прошло ещё сорока восьми часов, а что-то изменилось. Ни любви, ни страсти к этой, словно другой уже, женщине. Жалость есть. Любовь – продукт скоропортящийся, одной постелью её не удержать». Он наклонился, губами коснулся бледной щеки.

– Тебе уже теплее, Люда?

Она ответила слабым кивком, не открывая глаз.

Стремясь не производить шума, Ильин разложил купленные продукты на столе. Людмила лежала тихо и, казалось, спала. Чтобы снять нервное напряжение и неожиданно появившуюся усталость, Ильин выпил стакан вина. В комнате было жарко, солнце, стоявшее ещё высоко, заглядывало в окна. Ильин лёг в свою постель. Пришло ожидаемое расслабление. Он уснул.

Ильин проснулся от шуршания бумаги. Людмила сидела у стола одетая, причёсанная, подкрашенная, немного бледная.

– Крепко ты спишь, Миша! Я топала ногами, стучала дверями, звенела посудой, а ты хоть бы что!

– Я немного подлечился, снотворного выпил из бутылки.

Он подошёл к Людмиле, поцеловал, почти не почувствовал ответа. Она отложила книжку, любовный роман из серии авторов-женщин, налила вина в стаканы Ильину и себе.

– Выпьем за моё полное выздоровление, Миша!

Отойдя от стола, она присела на свою кровать. Ильин присел рядом с ней, обнял.

– Странно, Ильин. Мы с тобой знакомы достаточно долго и достаточно близко, а только здесь я тебя вдруг узнала по-настоящему. И не надо даже два пуда соли съесть вместе для этого, просто побыть в обычной, домашней, что ли, обстановке.

– Ну, и как я тебе? – Ильин попытался перевести разговор в шутливое русло.

– Да ничего ты, Ильин, – Людмила смотрела на него спокойно. – Совсем ты неплох. Только, откровенно говоря, не мой ты, чей-то.

– Ты что, Люда, ревнуешь меня к кому-то?

– Ревность ни при чём. Просто для тебя пока главная женщина Ирина, а я… Кто я?

«Да, Людмила права. Так просто, простым решением о разводе, от Ирины не отделаюсь. Воспоминания, воспоминания… То мгновения счастья, то жгучая ненависть… Это надолго, если не навсегда. А Людмила… Она сама понимает, кто она для меня… Спасибо ей, конечно, за вспышку страсти…»

– Ладно, Миша, не отвечай. Вопрос риторический. Давай выйдем, пройдёмся по городу…

Город жил полной вечерней жизнью, молодёжь сидела за столиками открытых кафе, толпилась у кинотеатра. Они посмотрели старый американский вестерн и возвращались в гостиницу по какой-то узкой улице со старыми одноэтажными домами. У одного из домов, неказистой лачуги нежилого вида, Людмила постояла, словно что-то вспоминая, и потом молча пошла дальше. Ильин, немного удивлённый, шёл рядом.

– Можно, я тебя возьму под руку? – спросил он Людмилу, молча обходившую выбоины и камни на освещённой только светом из окошек дороге.

– Как вы внимательны, Михаил! Я уже могла раза два сломать каблук и свалиться на этих ухабах. Спасибо, что догадался… – Людмила смотрела на Ильина снизу, пытаясь прочесть что-то на его лице новое для себя. Вздохнув, отвернулась.

Это был её город. Она никогда не говорила Ильину об этом. Здесь она училась в техникуме, здесь посетила её любовь, здесь её предал тот, кого она полюбила. Это её тайна, хранимая ото всех, её боль. На этой улочке, в старом, опустевшем теперь домишке, снимала она комнату у старухи, какой уже нет в живых. Умерла старуха, оставив домик городским властям, так как не было у неё наследников. Муж убит на фронте, сын сгинул в зоне. Любила бабка Людмилу, как родную дочь, брала с неё копеечную плату за комнату, а когда случилась с Людмилой беда, нашла для неё специалистку по абортам, и здесь, на бабкиной кровати, лишилась Людмила возможности иметь детей. Ильину этого знать не надо ни теперь, ни потом, когда он навсегда исчезнет из её жизни.

Только не замуж

Он вошёл, стянул с головы шапочку, сунул в карман куртки. Ходит в молодёжной шапочке. Под молодого косит. Пришёл, как всегда, не вовремя, в перерыв между лекциями. Молодой! За сорок уже, и залысины пошли к темечку.

– Юлия Викторовна!

Это он мне, хотя видит, что тащу стопу книг для выдачи.

– Юля!

Не терпится ему. Словно не замечает, что гляжу на него свирепо… Положила книги. Не оглянувшись на него, прошла в читальный зал, благо что он пуст.

– Ну! Зачем пришёл?

Улыбается, пытается обнять.

– За тобой…

– Шутка? Видишь, я в запарке. Не до шуток.

– Перерыв у меня, вот и забежал.

Всё равно придётся присесть рядом. Пусть обнимет, коснётся губами щеки – это у него как ритуал.

– Уходи теперь. Мне совсем некогда…

Пожмёт мне руку. Пойдёт. Ему тоже некогда, перерыв в его офисе всего один час. В конце работы позвонит, и заведующая противным голосом сообщит: «Юля! Тебе опять звонят». Не забудет сказать: «опять».

Рабочий день у него заканчивается позже моего, и я ухожу одна. Мне надо пройтись по магазинам, купить продукты.

Моё общение с Виталием тянется с сентября. Уже декабрь. Поверх замёрзших луж и обледенелых комьев грязи свежий снежок. Скользко. Того гляди, могу упасть. Тем более с моей хромотой. Она почти незаметна, набойка на каблуке левого сапожка скрывает, но всё равно…

Это у меня с детства. Сколиоз, хромота, сутулость… Лечилась в клинике. Всё равно осталось. Не все замечают, но я помню всегда. Помню в свои тридцать. Да-да! Уже тридцать. И не замужем. Не девственница. Этим никого не удивишь, тем более в тридцать, когда и тринадцатилетние рожают.

Виталию за сорок. Разведён. Жена ушла. Без причины жены не уходят. Объясняет: не сошлись характерами, не было ребёнка.

Тогда, в театре, наши места оказались рядом. Случайно. Проводил после спектакля до дома. Потом встретились, прогулялись по парку. Пригласила домой – познакомила с матерью, попили чаю.

Вообще, Виталий приятный мужчина. Меня всё время волнует, когда при прощании он обнимает меня в подъезде. Меня всегда волнуют прикосновения мужчины. Ничего с собой не могу поделать…

Ну вот я в своём дворе. Старый дом. «Сталинка». Уже темнеет, и окна его четырёх этажей светятся жёлтым светом. Где мои ключи от подъезда? В сумочке нет их… В пакете с батоном хлеба и кефиром? Тоже нет. Карманы пусты. Где? Если только за подкладкой пальто? В левом кармане давно дыра. Всё забываю зашить. Точно! Здесь, в самом низу.

В подъезде темнота. Кошачий дух. На ощупь одолеваю девять ступеней. Поворот – и ещё шесть. Соседская собачонка, надоедающая своим лаем в выходные дни, оповещает, что всё в порядке. Ключи у меня в руке. Надо открыть поочерёдно два замка. В квартире тоже темно. Мать, конечно, лежит на кровати в своей комнате – ей трудно встать, ещё труднее пройти пять-шесть шагов. Слоновость. Она меня не окликает, узнает по привычным звукам.

Щелкаю выключателем. Стало чуть светлее, чем на лестничной площадке. Всё из-за копеечной экономии – под потолком лампочка в двадцать пять ватт. Из зеркала на меня глядит круглое бледное лицо с коротким, тоже круглым носом, осёдланным очками. За стёклами очков карие глаза, большие и яркие. Они, да ещё губы украшают мою внешность. Помада на губах размазана. Значит, так и по магазину выступала? А, не всё ли равно! В магазине женщины с сумками около продуктов, мужчины – возле полок бутылками. Разделение полов. Это при покупке разделение – пьют девки на равных с парнями. Вот парень остановил на мне взгляд. Улыбнулся. Нравлюсь?

Виталий ещё позвонит. Всегда звонит не вовремя – я или в ванне, или на кухне что-то кипит. Мать не встанет, чтобы дотянуться до второго аппарата на соседней тумбочке.

С Виталием надо встретиться. На прошлой встрече предложил выйти замуж. Замуж!