Дорога Отчаяния - Йен Макдональд

Над Дорогой Отчаяния висела тысяча серебряных блюдечек, так ярко сверкающих в лучах рассвета, что слепило глаза: тысяча летающих машин сотрясала твердь и небеса грохотом своих двигателей. Каждая была полные пятьдесят метров в поперечнике, каждая несла священное имя РОТЭК, а также серийный номер и дополнительный текст, выполненный жирным черным шрифтом: «Отдел Планетарного Обслуживания». Включились прожекторы и четвертовали город, высматривая горожан, стоящих в оцепенении на верандах и крылечках. Залитая светом, идущим сверху, Бабушка пала на колени и взмолилась, чтобы Ангел Пяти Сосудов Разрушения (проклятие тьмы, проклятие голода и жажды, проклятие бездетности, проклятие сарказма, проклятие всепожирающих коз–мутантов) миновал ее. Дети Дороги Отчаяния махали экипажам, сидящим в кабинах управления. Пилоты махали в ответ и мигали прожекторами. Когда люди свыклись с мыслью о летающих машинах РОТЭК, висящих в воздухе над городом, они осознали, что их не тысяча, не сотня и даже не пятьдесят, а ровным счетом двадцать три. Двадцать три лихтера, заполнившие небеса и землю грохотом грохотом грохотом моторов, были, тем не менее, сильнейшим впечатлением для раннего утра.

С гулом, который мог расколоть камни, двадцать два лихтера поднялись высоко в воздух и скользнули к западу, рисуя прожекторами продолговатые пятна на небе. Оставшийся дирижабль снизился и пошел на посадку на дальней стороне железнодорожной линии, на том самом месте, где Персис Оборванка врезалась в Дорогу Отчаяния. Посадка РОТЭК полностью контролировалась и была выполнена с надменным изяществом. Винты лихтера развернулись вертикально и взметнули в воздух облака пыли. Когда стих кашель моторов, лихтер утвердился на посадочных лапах и уже разворачивал лестничный пролет из своего ярко освещенного нутра. Вместе с ним наружу вырвались запахи готовящегося завтрака.

Граждане Дороги Отчаяния толпились на городской стороне путей — все, за исключением Персис Оборванки, которая сбежала, едва луч прожектора коснулся ее кожи, ибо лихтер мог летать, а она — нет. Люди наблюдали за происходящим вокруг воздушного корабля с тревогой, смешанной с восхищением. До сих пор город не видел более эффектного прибытия.

— Давай, — сказал господин Иерихон доктору Алимантандо. — Ты начальник.

Доктор Алимантандо смахнул пыль со своего всегда запыленного одеяния и отправился через отделявшую его от лихтера сотню метров. Никто не подбодрил его криком.

Чрезвычайно внушительный мужчина в прекрасном белом костюме с высоким воротником спустился по лестнице из лихтера и уставился на доктора Алимантандо. Невзрачный, пыльный доктор Алимантандо учтиво поклонился.

— Я доктор Алимантандо, Временный Председатель общины Дороги Отчаяния, население — двадцать два человека, высота над уровнем моря — тысяча двести пятьдесят, «в одном шаге от рая». Добро пожаловать в наш город, надеюсь, вам у нас понравится. Вы можете воспользоваться услугами очень хорошего отеля, чистого и недорогого, со всеми удобствами.

Незнакомец, продолжая таращиться на него (довольно грубо, по строгим стандартам доктора Алимантандо), склонил голову в формальном приветствии.

— Доминик Фронтера, чиновник по заселению и развитию, отдел планетарного обслуживания РОТЭК, Фарфоровая Гора. Какого черта вы здесь делаете?

Доктор Алимантандо мгновенно вспылил.

— Я могу задать вам тот же вопрос, сударь!

И Доминик Фронтера рассказал ему все. И доктор Алимантандо немедленно объявил общее собрание горожан, чтобы Доминик Фронтера мог сообщить им то, что уже поведал ему. И Доминик Фронтера рассказал им все.

— Во вторник, шестнадцатого мая, через три дня, в шестнадцать двадцать четыре, Дорога Отчаяния будет превращена в пар при падении приблизительно в тридцати четырех километрах к югу отсюда ядра кометы весом около двухсот пятидесяти тысяч тонн, движущегося со скоростью пять километров в секунду.

Началось настоящее столпотворение. Доктор Алимантандо колотил своим временным председательским молотком, пока не разбил кирпич, затем кричал, пока не охрип, а люди все продолжали орать и бесноваться, размахивая в воздухе лучшими стульями Персис Оборванки. Доминик Фронтера едва мог поверить, что двадцать два человека способны устроить такой бедлам.

Всего этого не должно было произойти. Он должен был исследовать район падения, потратив на это одно утро, и сейчас уже вернуться домой, в региональный штаб в Меридиане. Сейчас он бы уже играл в нарды в своем любимом углу в чайной Чен Цзу, потягивая бренди из Белладонны и любуясь цветущими абрикосовыми деревьями. Вместо этого он сидел перед бушующей толпой, рвущейся забить его до смерти барными стульями из пустынной сосны — вы только посмотрите на эту старую каргу, ей, должно быть, уже за сорок, но она ничего не желает так страстно, как слизать мою кровь с пола — и все потому, что он нашел этот сраный городишко там, где никаких сраных городишек быть не должно, в оазисе, в котором запуск систем экологической инженерии планировался не раньше, чем через два года после удара. Доминик Фронтера вздохнул. Он вытянул тупоносый реактивный пистолет Пресни из кобуры своего пилота и три раза выстрелил в потолок Б. А. Р./Отеля.

Мгновенно наступившая тишина доставила ему немалое удовольствие. Реактивные заряды шипели и свистели в черепице. Восстановив порядок, он объяснил, почему Дорога Отчаяния должна быть разрушена.

Из‑за воды. Воды всегда не хватало. Равновесие мира поддерживалось набором экологических формул, действие которых требовалось постоянно балансировать. С одной стороны выражения находилась экологическая система мира: воздух, вода, климат и другие, менее заметные ее компоненты, такие как орбитальные супермагниты, раскидывающие защитную сеть вокруг планеты для отражения радиации и солнечного ветра, которые в противном случае стерилизовали бы поверхность земли, или такие, как слой ионов металлов, подвешенных высоко над тропопаузой для усиления рассеянного солнечного света, или такие, как небесные зеркала — Ваны — создающие локальные перепады температуры и давления: стабильное, но хрупкое равновесие. С другой стороны знака равенства стояли люди, населяющие землю — местные и иммигранты — постоянно растущая популяция с постоянно растущими требованиями к планете и ее ресурсам. И это выражение должно постоянно уравновешиваться — растет ли население арифметически, геометрически, логарифмически — баланс должен поддерживаться всегда (здесь Доминик Фронтера навел ствол пистолета на аудиторию, чтобы подчеркнуть важность своих слов). И если равновесие требует импортировать воду откуда‑то извне здесь и сейчас («здесь и сейчас» означало каждые десять лет в течение половины следующего тысячелетия, а «где‑то извне» — крылья солнечной системы, в которых гигатонны кометного льда ожидали гравитационного свистка), то вода будет импортирована невзирая ни на что.

— В прошлом, — объяснил Доминик Фронтера батарее раскрытых ртов, — мы сбрасывали кометы куда бог пошлет: лед, который не испарялась при вхождении в атмосферу, превращалась в пар при ударе, а пыль, в огромных объемах порождаемая взрывами, заставляла водяные пары конденсироваться в облака и затем — выпадать дождем. Раньше кометы поражали планету по три штуки в неделю — пиковое значение. Конечно же, в те времена здесь не было никого, на кого они могли упасть. — Доминик Фронтера напомнил себе, что читает лекцию не ученикам географического класса средней школы, а толпе тупых крестьян, и разозлился. — Как вы можете и сами догадаться, с тех пор, как началось заселение, найти места на сброса льда становится все сложнее. А мы предпочитаем сбрасывать его всегда, когда это возможно, потому что это самый дешевый способ создания водяных паров. Итак, вы выбрали целевую область, область в Северо–Западном Чертвертьшарии, в котором проведение экологических инженерных работ не планировалось по меньшей мере в течение ближайших четырех лет. Возможно, здесь мог оказать случайный путешественник, случайный поезд, случайный лихтер — но они были бы предупреждены и удалены за пределы опасного района к моменту падения. После падения мы могли вернуться, починить разрушенные дороги и призвать с орбиты орфей, чтобы превратить пустыню в сад. Таков был план. Что же мы нашли? Что же мы нашли? — Доминик Фронтера сорвался на визг. — Вас! Какого дьявола вы здесь делаете? Здесь даже оазиса не должно было быть, не говоря уж о городе!

Доктор Алимантандо поднялся, чтобы рассказать свою историю о парусных досках и безумных орфях. Доминик Фронтера жестом приказал ему сесть.

— Оставьте объяснения. Вы не виноваты. В отделе Орбитальной Экологической Инженерии случилась путаница, произошел сбой в программе некоей орфи, которую снесло с катушек. Капризные они хреновины. В общем, это не ваша вина, но я ничего поделать не могу. Комета летит сюда уже семьдесят два месяца. Во вторник, шестнадцатого мая, в шестнадцать двадцать четыре она врежется в землю в тридцати четырех километрах к югу отсюда, после чего этот городок и этот оазис сложатся, как.. как… карточный домик. — Раздались протестующие восклицания. Доминик Фронтера поднял руки, призывая к тишине и спокойствию. — Мне очень жаль. Мне действительно жаль, но изменить я ничего не смогу. Комету невозможно остановить, ее некуда повернуть, нет — на такой поздней стадии. Если бы вы только дали знать о своем существовании хотя бы кому‑то и хотя бы немного раньше, мы могли бы попытаться рассчитать другие варианты траектории. Теперь же слишком поздно. Извините.