Дневник для Стеллы - Джонатан Свифт

27. Сегодня мистер Гарли, встретив меня в суде справедливости[273], шепотом пригласил с ним отобедать. За обедом я рассказал ему о поступке епископов и нелепом положении, в котором я вследствие этого очутился. Он просил меня не тревожиться и обещал известить герцога Ормонда о том, что все уже сделано и ему незачем более этим заниматься. Так что я теперь вполне спокоен, а эта шайка гнусных неблагодарных негодяев пусть провалится в преисподнюю. Ведь я, кажется, уже рассказал вам в предыдущем письме, как епископы послали обращение к герцогу Ормонду и письмо Саутуэлу с просьбой запросить у меня все бумаги, и это после того, как дело было завершено; они, правда, к тому времени еще не получили моего письма, однако архиепископ мог уже на основании того, что я ему написал, ожидать благоприятного исхода. Но довольно, теперь с этим покончено, и в самом непродолжительном времени королева уведомит их о своем решении. Оно таким образом вступит в силу, и я стану тогда подумывать о возвращении восвояси, хотя из-за этих подлых епископов Ирландия будет мила мне меньше прежнего.

28. Лорд Галифакс пригласил меня на обед; я просидел у него до шести и перечил ему во всех его вигистских разглагольствованиях, нередко вынуждая соглашаться со мной. Насколько мне известно, он обхаживает теперь новых министров, хотя для вида и рассуждает как виг. Я получил нынче письмо от епископа Клогерского, однако уже писал ему недавно, что выполню все его поручения, касающиеся герцога Ормонда. Он уверяет, будто я просил его прочитать стихи под названием «Дрожь в Лондоне» и будто бы вы обе клялись ему, что у меня написано не «Дождь», а «Дрожь». Все вы лгунишки и жалкие щенки и не разбираете почерк Престо. Епископ решительно заблуждается в своих догадках относительно степени моего участия в «Тэтлере». — У меня на уме другие дела, куда более важные[274], и мне незачем что-либо предпринимать, чтобы свести знакомство с новыми министрами, которые считаются со мной несколько более, нежели ирландские епископы.

29. Ну, а теперь обратимся к вашему дерзкому, славному, драгоценнейшему письму: позвольте-ка взглянуть, о чем там речь? Ну что ж, с ответом придется пока повременить. Дело в том, что я обедал нынче у Форда и рано возвратился домой; но он снова соблазнил меня зайти к нему распить бутылку вина, и я засиделся у него до двенадцати, так что доброй ночи. Я не в силах отвечать вам сейчас, плутовки.

30. Сегодня делал визиты, которыми долгое время пренебрегал, потом пообедал с миссис Бартон, потом болтался в кофейне до начала девятого, а потом до одиннадцати был занят, а сейчас, дерзкие девчонки, так и быть, примусь отвечать на ваше письмо; дайте только еще разок его перечесть. Свеча почти догорела, однако я, пожалуй, все же начну. — Ну что же вы, мистер Престо, довольно вам ходить вокруг да около. Что вы можете ответить на письмо МД? Да поторопитесь, и кончайте с вашими предисловиями… — Прежде всего я чрезвычайно рад, что вы так много гуляете; ваша матушка считает, что все ваши хвори — от недостатка моциона, и я держусь того же мнения. (К слову сказать, она приходила сюда вчера вечером, но меня не застала.) Надеюсь, вы, Стелла, не обманываете меня, когда пишете, что чувствуете себя теперь лучше, нежели в предыдущие три недели; потому что доктор Раймонд сказал мне вчера, будто бы Смит с Блайнд-Ки[275] говорил мистеру Ли, что оставил вас совершенно больной, и вообще наговорил ему такого, что едва не довел бедного Ли до слез, да и меня бы вконец расстроил, если бы ваше письмо не было помечено 11 числом сего месяца, а Смита я видел в Сити уже более двух недель тому назад, проезжая в карете. Пожалуйста, прошу вас, Стелла, не пишите, пока ваши глазки не будут совсем, совсем, совсем, совсем здоровы и пока вы не будете уверены, что это не причинит вам ни малейшего вреда. Или погодите, давайте сделаем так, вы, миссис Стелла, пишите свою часть в пять или шесть приемов, по кусочку в день, а потом пусть Дингли пишет все остальное, а потом Стелла в конце еще чуточку, дабы дать нам убедиться, что она помнит Престо, и в завершение присовокупите что-нибудь изысканное и приятное, как это делает ваш верный — примаверный слуга и пр. О господи, неужто Патрик обмолвился, будто я не приеду до весны? Каков наглец! Уж не посвящен ли он в мои тайные намерения? Нет уж, как говаривал лорд-мэр, нет уж, если бы я знал, что моей рубахе известны и т. д. Право же, я возвращусь, как только для меня будет хоть сколько-нибудь прилично возвратиться. Сказать по правде, я теперь отчасти связан с нынешним кабинетом министров кое-какими делами (о чем сообщаю вам по секрету), однако в недалеком будущем, как только мне удастся развязаться, я тотчас отсюда уеду, ибо надеюсь, что все необходимые формальности, связанные с первинами, будут вскоре улажены. Но, по правде сказать, нынешний кабинет министров стоит перед нелегкой задачей, и они нуждаются во мне. Не исключено, конечно, что они окажутся такими же благодарными, как их предшественники; но согласно самым убедительным свидетельствам, какими я располагаю, они озабочены истинными интересами общества, и потому я рад содействовать им насколько это в моих силах. Но только бога ради никому ни слова… Ваш канцлер?[276] Отчего же, мадам, могу вас уведомить, что он уже две недели как отправился к праотцам. Право, я едва удержался, чтобы не заговорить об этом гнусном усопшем канцлере нашим ребячьим языком, как вы можете убедиться по кляксе. Пахать? Чтоб их чума пахала; они меня допашут до полного разорения. Так вы, стало быть, получили свои деньги, дважды по десять фунтов? Как это он решился уплатить вам вторично так скоро? Прошу вас, будьте хорошими хозяйками. — Ага, стало быть, и Джо тоже; отчего же, я получил недавно от Джо письмо, в котором он просит меня позаботиться об их несчастном городе[277], которому, как он говорит, грозит утрата былых вольностей. На что я попросил доктора Раймонда ответить ему следующее: их городишко так мерзко вел себя по отношению ко мне, так мало считался с моими советами и всегда был так раздираем внутренними распрями, что я не желаю больше иметь с ними дела, но что касается самого Джо, то я готов оказать ему любую услугу, какая только в моих силах. Пожалуйста, так ему и передайте, как только вам случится увидеть его, на случай, если Раймонд что-нибудь напутает или забудет. — Бедняжка миссис Уэсли. — К чему эти ызвинения[278] за то, что вас не было дома? Почему вы вообще должны сидеть дома, когда Стелла вполне здорова? — Так, теперь опять вступает миссис Стелла с ее милыми пустяками. Значит, вы в восторге от моего «Дождя»; а вот епископ Клогерский уверяет, будто он видел у меня кое-что в том же роде, но еще получше. Я полагаю, что он имеет в виду «Утро»[279], однако по мне оно и вполовину не столь удачное. Я жажду слышать именно ваши суждения, а не суждения вашей страны. Насколько это понравилось МД? и все ли им там понравилось? очень рад, что декан Болтон уплатил, наконец, двадцать фунтов. Почему это я не должен бранить епископа Клогерского за то, что он написал архиепископу Кэшельскому[280], вместо того, чтобы потрудиться сначала отправить письмо мне? От этого епископа будет столько же проку, как от…, потому что он не пользуется при дворе ни малейшим влиянием. Дрянь — да и вообще все они пустобрехи! Кроме шуток, я продырявлю вашу головенку, юная дама, чтобы вам неповадно было так мерзко подтрунивать над миссис Бартон. Несчастный грязнулькин, какое у вас тут слово? Признаться, вчера, сидя у нее, я размышлял про себя, продырявит она их или нет, и мое воображение совсем разнуздалось. — Скажите мне, миссис Уоллс, в самом ли деле Стелла выигрывает, как она уверяет? — Ах, что вы, доктор, она только и знает, что проигрывать, да и возможно ли иначе, когда она играет так азартно. — Ну-ка, прочитайте, что здесь написано, и ответьте мне: разве вы после этого не бесстыжая и лживая девчонка? А теперь откройте-ка, пожалуйста, письмо Домвиля и, если у вас есть желание, объясните мне, что оно означает? Да, право, и с закрытыми глазами вы пишете весьма недурно; все получилось хорошо, кроме «в». Посмотрите, как это выходит у меня: «Мадам Стелла, я ваш покорнейший слуга». О, так ведь вместо того, чтобы писать на авось, нужно при этом поглядывать, не пошел ли ты вкривь и вкось, и если нет, продолжать в том же духе. Послушайте, как надо делать: надо держать глаза полузакрытыми, как если бы вы готовы были заснуть. Я попробовал сейчас написать таким манером две-три строки и убедился, что этого вполне достаточно, чтобы писать ровно. — Так, а теперь, мадам Дингли, я, помнится, просил вас передать мистеру Уоллсу, что в случае необходимости посодействую его приятелю[281], насколько это в моих силах; надеюсь, однако, что это не понадобится. Полагаю, у вас все же назначат выборы нового парламента[282], хотя меня нисколько не заботит, будет ли он лучше нынешнего или нет. Что касается «Тэтлера», то все ваши, сударыня, догадки на сей счет ошибочны. Я только подсказал ему одну-две мысли, и к тому же вы слыхали, что я говорил по поводу «Шиллинга»[283]. Право, ответы на ваши письма получаются чересчур длинные, они занимают почти столько же места, сколько записи дневника за целую неделю. А теперь я вот что вам скажу: я видел сегодня как по улице несли кресты[284], но никак не мог взять в толк, что тому причиной, и только теперь, сию минуту, меня осенило: да ведь это день рождения маленького Престо; три дня я беспокоился, как бы не пропустить его, и вот все-таки забыл. Прошу вас, выпейте сегодня за обедом за мое здоровье, но только непременно, слышите, плутовки. Понравился ли вам «Жезл Сида Хамита»? Все ли вы в нем уразумели? Ну вот, наконец-то я разделался с вашим письмом и улягусь спать, и мне приснятся прекрасные девушки и, надеюсь, что к тому же и веселые.