Любовь через запятую - Настасья Карпинская

развилке, которая мне знакома, тут рядом СНТ, в котором находится бабушкина дача. Точнее, уже дача Егора, родители, после смерти бабули отдали ее нам двоим, но мне она не была интересна, а вот Егора обладание участком зажгло, нет, морковку с картошкой он не садил, а вот планы поставить там небольшой, но теплый дом с баней, беседкой и мангалом у него были. Обогнав Франца, свернула на дорогу, ведущую к даче и, остановила байк у калитки.

– У тебя есть ключи? – Ромка притормозил у ворот.

– Вот сейчас и проверим, – наклонилась, отодвигая нижнюю задвижку на калитке, и заводя байк во двор. Если Егор не перепрятал ключ и не сменил замок, то мы сможем переждать здесь до утра, пока все не уляжется или оставить тут байки и вызвать такси. Менты сто процентов всю ночь будут всех трясти, кто катает. План-то выполнять надо, зря, что ли руководство его составляет.

Глава 17

Ключи, как и раньше находились в потайном месте, если засунуть руку в щель сбоку под крыльцо, там на гвоздике висел ключ. Открыв дверь, вошла в дом и включила свет. Надо отдать должное моему брату, чистоту и порядок он любил, и приезжал, видимо, сюда довольно часто, так как в холодильнике оставались продукты. Тут не то что перекусить, тут полноценно поужинать можно.

– Ты ментов вызвал? – не поворачиваясь, бросила в сторону Франца, наливая воды в чайник.

– Ты реально думаешь, что я такая тварь?

– Я о тебе вообще не думаю.

– Соколов прислал сообщение. У него дядька в ментовке работает, поэтому Андрюха в курсе. У тебя же мозгов не хватает просчитать риски посещения подобных мероприятий.

– И ты помчался всех спасать, супермен.

– Я приехал уберечь тебя.

– Тоже Соколов поведал, что я там? – Франц кивнул, подходя ближе, можно было и не спрашивать. Сокол – трепло, увижу, голову откушу. – Давай договоримся сразу. Держи дистанцию или выметайся отсюда. Сейчас мы пьем чай и ложимся спать, ты на кресло-кровать, я на диван. Никаких разговоров о прошлом, никаких подкатов, никаких попыток что-то выяснить. Утром разъезжаемся в разные стороны. Я понятно объясняю? – Он как-то неопределенно повел головой, усмехнувшись, в глазах тьма, недовольство, подернутое насмешкой. Раньше от такого взгляда я внутренне напрягалась. Сейчас…. Сейчас тоже.

– Я растоплю печь, прохладно, – произнес сдержанно, уводя разговор в сторону, хотя я ожидала привычного взрыва.

Нарезав бутерброды, решила накрошить салат из свежих овощей, больше для того, чтобы чем-то себя занять, нежели из-за чувства голода. Потому что злость на него уже не спасала, в душе и голове хаос, тяжело находиться с ним в одном пространстве, внутренняя дрожь изводила, а мысли предательски путались. Домик был небольшим, всего две комнаты в одной была кухня она же прихожая и в другой спальня. Раньше тут была печь из кирпича, которая съедала много пространства, Егор ее разобрал и установил более современную железную довольно компактную. Франц как-то очень быстро справился с ее растопкой. Поленья приятно затрещали, привнося в напряженную атмосферу немного уюта.

– Помочь? – Ромка остановился у стола, наблюдая, как я нарезаю огурцы.

– Можешь помыть и порезать помидоры, – пусть лучше чем-то будет занят, чем просто сидит и пялится мне в спину. Но кухня была маленькой для нас двоих, я постоянно натыкалась взглядом на его руки, плечи, и уворачивалась, избегая даже мимолетных прикосновений. Отмечая при этом как он изменился, заматерел, и движения, они стали более плавными ,наполненные внутренней уверенностью.

– Егор, еще грядки садить не начал? – улыбаясь, произнес Франц, пытаясь завести разговор, ибо тишина давила.

– Нет, но мама вроде посеяла ему немного зелени и редис. Для соусов к шашлыку и так погрызть.

Наконец, закончив с салатом и согрев чай, сели за поздний ужин. Уткнувшись в телефон, старалась не смотреть на Франца расслабленно жующего салат с бутербродами и что-то печатавшего в телефоне.

– С кем Варвара? – спросила, устав листать ленту в соцсетях и допивая свой чай, поднялась из-за стола.

– С Тимохой.

Пока я переодевалась в футболку и шорты Егора, это все, что я нашла подходящего в шкафу и стелила постели, Франц вымыл под умывальником посуду и подложив еще палений в печь, улегся на кресло-кровать. Потушив свет, скользнула под одеяло, стараясь устроиться удобно на старом диване.

Тишина разбавлялась лишь звуком старого работающего холодильника на кухне. Я ворочалась, смотря на плафон люстры, едва различимый в темноте и сходила с ума. Его присутствие почти физически душило, давило, сжигало.

– Он все также скрипит? – бархат его голоса отозвался усиливающейся внутренней дрожью, вопрос, всколыхнувший волну воспоминаний. Он тоже это помнит. Жаркий июль, запах цветущих трав, ночь на Ивана Купала и мы, наплескавшиеся на местной речке, довольные, влюбленные и этот скрипучий диван, который издавал душераздирающие звуки при каждом нашем движении.

Я лежала, смотрела в темноту комнаты и не могла сдержать улыбки. В груди предательски щемило.

– Ты сейчас улыбаешься, – произнес почти шепотом.

– Ты не можешь меня видеть.

– Я чувствую.

Шорох постели и он поднялся.

– Не надо, – произнесла, садясь, уже предугадывая, что может произойти в следующий момент. Но мой протест уже был подавлен его губами, обрушившимися на мои. Моментально огонь в вены, разносясь атомами по телу. До дрожи в кончиках пальцев, до задержки дыхания. Прикосновения рук по спине обжигало, заставляя срываться попытке вдохнуть глубже. Уперлась ладонями в его плечи в провальной попытке оттолкнуть. Отстранился на мгновение, но лишь затем, чтобы поднести мое запястье к своим губам.

– Ром, не надо, – собственный голос показался чужим, слишком просящим, мягким, уступающим. Он не ответил, лишь дорожка поцелуев по моей руке и снова притянул ближе, чтоб мягким поцелуем по губам, уже без напора, без давления, понимая, что уступаю. И внутренняя дрожь стала сильней, смешивая прошлое и настоящие, обнажая тоску, что душила меня все эти годы, которую я затолкала в самый дальний угол своей души. Где-то на подкорке неистово билась мысль, что нельзя, что надо пресечь, оттолкнуть, что снова будет больно. Но тоска и голод именно по нему были сильнее доводов разума. Его губы по моей шее и дорожкой поцелуев по плечу, множа жар, распускающийся под кожей. И я, зарывшись носом в его плечо, втягивая его запах, смешанный с нотками парфюма, скользнула руками под его футболку. И мир сузился, остановился, вместился в одного-единственного человека. Отрывались друг от друга лишь, чтоб избавится от одежды. Его руки скользнули по моей спине, нежно, с нажимом, опуская меня на диван и стягивая с меня белье. Губы по губам и