Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

Официально сыном Дмитрий Иванович меня не объявлял, была у него семья, и я там был не нужен. Но я понял, что сделает он все, что бы я получил то, что мне полагается по наследству от Щепотнева. И теперь я уже не Данила Прохорович а боярский сын Щепотнев Сергий Аникитович, так он меня и представил дворне и родичам.

Выделена мне была комната для жилья, и холопу моему Антохе место было в людской.

В тот день долго мы разговаривали с князем, опытен был старый воин, но и он удивлялся моим рассказам:

– Вот ведь как Господь решил, воспитала тебя знахарка старая и лекарем ты стал, да еще каким, если тебе верить да в Москве таких, и нету. Из немцев только если кто так Элизий Бомелий, который царя пользует.

В течение нескольких дней князь был занят визитами, ездил он по своим знакомым, готовил мое появление у царя. Мне же в это время шили одежду, в которой, было не стыдно, появится на приеме.

И вот в один из дней, когда уже погода поворачивала на весну, меня вызвали к Дмитрию Ивановичу, и тот сказал:

– Ну, вот Сергий завтра меня вызывают к государю, ратную службу знаю, мне поручат, вот и тебя возьму с собой расскажу об утеснениях, которые тебе твои родственники совершили. И вот мы в карете, одетые в шубы медленно едем по узеньким улицам к Кремлю. Когда мы выехали на Красную площадь, я даже не понял, что это она и только огромное здание Покровского собора дало мне возможность сообразить, что здесь и как, вдоль стен Кремля было построены, какие то деревянные хибарки, деревянной также была и лестница, которая вела в Кремль. Мы с Хворостининым вышли из кареты и подметая полами шуб снег направились в приемный зал, у входа стояло четверо стрельцов с бердышами которые расступились и откуда-то громкий голос крикнул:

– Воевода Хворостинин Дмитрий Иванович явился по повелению царя всея Руси Иоанна Васильевича.

Мы с Дмитрием Ивановичем прошли по узорчатому полу мимо стоявших думных бояр и трону, где сидел человек, получивший впоследствии прозвище Грозный. Мы встали перед троном на колени и уперлись лбом в пол.

Неожиданно прозвучал мягкий негромкий голос царя:

– Дмитрий Иванович, а кого это ты привел с собой? Что-то очень этот отрок на тебя смахивает.

Не поднимая головы, воевода заговорил:

Милости и справедливости прошу великий государь. Сын это верного слуги твоего окольничего Щепотнева Аникиты Ивановича, служившего тебе беспорочно. Шесть лет назад выкрали враги отрока из дома и в леса Новгородские увезли. Промыслом божьим единственный он выжил в язву моровую и бабкой знахаркой воспитывался. Проявил он знания лекарские и был замечен воеводой твоим из Торжка, который и признал отрока. И послал его мне, бо я, один из немногих, кто опознать его может. И прошу, государь рассудить по справедливости и вернуть сыну боярскому земли вотчинные, и взять его на службу царскую в том чине, как ты пожелаешь великий государь.

– С колен подымитесь, – снова раздался негромкий голос, но в нем была такая сила, что я вскочил, как подстреленный.

Хмурый лик царя разгладился, глядя на мои скакание.

Он перевел взгляд на Хворостинина и ехидно улыбнувшись, спросил:

– Так в чем же твой интерес Дмитрий Иванович, что ты так за мальчишку вступаешь?

– Так ни в чем у меня нет интереса государь, только несправедливость исправить.

– Ну, кто же кроме тебя отрока Щепотневым признать может?

– А вот грамота, подписанная всеми, кто видел, этого парня в отрочестве, дюжина здесь подписей есть, и воевода с поклоном вручил грамоту дьяку стоявшему у трона.

Иоанн Васильевич приподнял голову и осмотрел зал, выражение его лица изменилось вмиг, и у меня по спине потек холодный пот.

– Бояре, слышали, как мой воевода за справедливость божию ратует. А чем я хуже воеводы своего. Вот тут у меня донесение воеводы из Торжка есть, боярин Трунов в татьбе уличен и в колодках сидит, на дыбе уже рассказал, сколько и чего награбил и кому продавал и сообщников всех описал. И спрашивает воевода что, я с этими татями делать прикажу.

Царь сделал паузу и со зловещей ухмылкой продолжил:

– На кол их всех.

А затем, повернувшись ко мне, продолжил:

– а тебе Щепотнев передаю в вечное владение вотчину Трунова, и усадьбу твоего отца в Москве. А со службой, я еще решу, надо мне поразмыслить, интересные вещи про тебя говорят. Когда решу, узнаешь.

Затем он посмотрел на Дмитрия Ивановича:

Тебе же поручаю взять полки и идти в скором времени под Коломну, опять крымцы на нас собираются, вот степь просохнет и тут, как тут будут.

Все идите.

И мы, низко кланяясь и пятясь назад, дошли до выхода, где уже повернулись и вышли во двор. Я вытер пот, струившийся по лицу и с удивлением заметил, что тоже самое, делает и воевода. Увидев мой взгляд, он улыбнулся:

– Строг наш государь, но… справедлив. Но все равно страшно.

Обратно мы ехали погруженные каждый в свои мысли. Наконец я не выдержал:

– Отец, почему ты молчишь?

– Ты знаешь Сергий, я ведь только сейчас немного в себя пришел. Ведь еще в прошлом годе письмо от воеводы получил, не поверил ему. Думал, давно уже моя кровиночка сгинула. А там может поблазнилось старому Поликарпу? Но вот, когда он повторно написал, да и ты свое, ему добавил, тут я уже забеспокоился, нашел я ниточку одну и привела она меня к человеку, который тебя передал, чтобы увезти, ну а когда пятки ему поджарили, то рассказал он, что не убили тебя, а в люди отдали, как там Трунов то сказал, пускай отродье в смердах помыкается. Но все равно, пока тебя не увидел, все в сомнениях был. А потом, видел сам, ездил по другам, да приятелям, всем надо было тебя показать, да грамоту подписать, дело то не простое, за лжу царю сам понимаешь, что будет. А теперь вот дело вроде сделано, вот душой и отдыхаю, хотя какой отдых, послезавтра уже к войскам поеду. В усадьбе то твоей почти вся челядь старая, тебя помнят, так, что сейчас отправимся туда. И в поместный приказ завтра съездим, надо, что бы бумаги на тебя сделали. Вотчина твоя в тверской земле, что после Трунова осталась, он хоть и порастряс ее после Щепотнева, но жить с нее придется. Слышал сам, Государь сказал, думать будет о твоей службе, а жалования тебе пока нет. А вотчина у тебя поболе трехсот четей хорошей земли будет, не знаю, как в этом году, а в следующем тебе надо будет уже двух оружных поднимать. Я тебе, конечно, помогу для начала, но если в тебе моя кровь, то все сможешь сделать сам.

Я сидел, слушал своего "отца", а в голове был кишмиш. Нарастала паника, до сих пор я жил как бы под прикрытием, то у бабки, то у боярина, затем у воеводы и, знать не знал всех этих четей, налогов, выплат и тому подобное. А сейчас меня, как котенка, выбросят в этот жестокий мир, пусть даже и в гордом звании боярского сына.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});