С ними по-хорошему нельзя - Раймон Кено

- Что она может о нас подумать, - прошептал Маккормик.

- Ну насчет этого, - вскричал Кэллинен, - мы тоже можем о ней кое-что подумать.

- Она ничего не скажет, - сказал Кэллехер не оборачиваясь.

- Почему? - спросил Маккормик.

- Такие вещи девушки не рассказывают. Она будет молчать или же скажет, что мы герои, а нам больше ничего и не надо. Но не думаю, что следует ее отдать. Лучше о ней больше не думать, лучше спокойно подохнем как настоящие мужчины. Finnegans wake!

- Finnegans wake! - ответили остальные.

- Смотри-ка, - сказал Кэллехер, - похоже, что на "Яростном" начинают оживать.

Гэллегер и Маккормик побежали к своим боевым позициям. Кэллинен устремился за ними, но Диллон его удержал.

- Это правда, то, что ты сейчас рассказывал?

- По поводу малышки? Конечно. Будет очень жалко, если британцы меня ухлопают, остались бы забавные воспоминания.

- Нет, о том, как она была одета.

- А! Тебя это интересует.

- Сейчас я их немного расшевелю, - объявил Кэллехер, и его пулемет застрочил.

Диллон оставил Кэллинена у бойницы и направился к маленькому кабинету месту заключения. Ключ был в дверях.

Раздался первый пушечный выстрел.

LIII

Снаряд залетел в сад Академии. Что и говорить, поражение цели велось по-прежнему с явной медлительностью.

У командора Картрайта на душе скребли кошки.

LIV

В ту самую минуту, когда снаряды посыпались не на, а, как и раньше, вокруг почтового отделения на набережной Эден, Диллон, беззвучно повернув ключ в скважине дверного замка и не менее беззвучно толкнув саму дверь, вошел в маленький кабинет.

Герти Гердл расстелила на стуле свое окровавленное платье, не иначе как для того, чтобы оно высохло, и теперь, сидя в кресле, предавалась мечтаниям. На ней ничего не было, кроме лифчика, трусиков самого модного для того времени фасона и очень облегающих шелковых чулок со строго вертикальным рисунком.

На другом стуле висела комбинация, из которой в задымленный воздух выпаривало кэффрийский пурпур, ежели столь высокопарно выраженное действительно возможно.

Герти думала о своих голубых глазах. А еще она представляла, как ей холодно. Отчего легкий и обычно, то есть в более спокойные времена, стелющийся вдоль кожи пушок вставал дыбом на ее омурашенной коже.

Застывший Диллон рассматривал девушку, а подчиненные Картрайта и приятели Кэллехера продолжали строчить воинственную симфонию. Она, Герти, подняла глаза и увидела его, Мэта Диллона, и даже не вздрогнула. Только спросила:

- Как там мое подвенечное платье?

- Значит, это были вы, - задумчиво протянул Мэт.

- Я вас сразу же узнала.

- И я тоже.

- Я не хотела вас компрометировать в глазах товарищей.

- Ничего.

- То есть?

- Все равно спасибо.

- Значит, вы все-таки об этом думали.

- Думать мне никто не запрещал.

- Вы его закончили?

- Полностью.

- А что вы скажете об этом?

- Испорчено окончательно.

- Мне холодно.

- Набросьте на себя что-нибудь.

- Что?

- Что угодно.

- Ковер?

- Я не это имел в виду.

- Вы видите, мне холодно.

- Ну не знаю.

- Но вы же портной!

- Позвольте мне на вас посмотреть.

- Пожалуйста.

- Кэллинен был прав.

- Что за Кэллинен?

- Тот, который...

- Который что?

- Тот, которого...

- Которого что?

- Простите, но я все-таки джентльмен.

- Мистер Диллон, а правда, что вам не нравятся женщины?

- Правда, мисс Герти.

- Неужели вам меня не жалко? Ведь мне так холодно.

- Позвольте мне на вас посмотреть.

- Видите? Я не ношу корсет.

- Это меня неимоверно заинтересовало... Вы - первая...

- Женщина.

- ...девушка.

- Нет, женщина.

- ...которая следует этой новой моде.

- Возможно.

- Это так.

- И что вы об этом думаете?

- Еще не решил.

- Почему?

- Старые привычки.

- Это глупо.

- Я знаю.

- Вы ведь следите за модой?

- Слежу.

- Так что?

- Говорю же вам... это меня скорее сбивает с толку.

- Значит, вас не поразили мои трусики? Трусики из Франции, из самого Парижа. Которые мне удалось достать в самый разгар войны. Вас это не поражает?

- Поражает. В общем, это не так уж плохо.

- А мой лифчик?

- Очень элегантно. Да и грудь у вас, должно быть, красивая.

- Значит, вы не совсем безразличны к женским прелестям?

- Я говорил об этом с чисто эстетической точки зрения.

Это было единственное слово греческого происхождения, которое знал портной с Мальборо-стрит.

- Так вот, - сказала Герти, - я вам ее покажу. Мне думается, что она у меня действительно красивая.

Она немного наклонилась, чтобы завести руки за спину; грациозно, как это делают женщины, расстегивающие лифчик. Упав на ее колени, деталь несколько секунд сохраняла объем, после чего опала. Обнаженные груди оказались плотными и круглыми, низко посаженными, с высоко вздернутыми и еще не успевшими побагроветь от мужских укусов, а значит, пока светлыми сосками.

Несмотря на привычную для своей профессии, а также для своих склонностей способность невозмутимо наблюдать за женщинами на различных стадиях обнажения, Мэт Диллон был вынужден отметить, что за считанные секунды объем его тела частично и значительно (по сравнению с обычным) увеличился. А еще он заметил, что Герти это тоже отметила. Она перестала улыбаться, ее взгляд посуровел. Она поднялась.

Вытянув руки вперед, Диллон сделал три шага назад и пролепетал:

- Я сейчас принесу вам платье... Я сейчас принесу вам платье...

Взмокший и похолодевший от пота портной развернулся, пробкой вылетел из кабинета и очутился за дверью, которую запер на ключ. На несколько секунд замер, переводя дыхание. Затем пустился в путь. Вздрогнул, проходя мимо ДАМского туалета, откуда эта девчонка вылезла, как Афродита из вод. Дошел до маленькой двери, которую разбаррикадировал. Оказался во дворике. Приставил к стене лестницу. Поблизости разорвался снаряд. Диллона осыпало землей, гравием, гипсовыми ошметками. Он перемахнул через стену и упал во двор Академии, усеянный воронками. Все послеантичные статуи уже успели потерять свои цинковые фиговые листья, и Диллон смог на бегу оценить раскрывшиеся таким образом мужские достоинства. Он ощущал себя снова в нормальной и здоровой обстановке, а заметив, что от обстрела пострадали лишь Венеры и Дианы, даже улыбнулся этому странному стечению членовредительских обстоятельств. Метрах в ста от него разорвался еще один снаряд. Взрывной волной его опрокинуло на землю. Он поднялся. Целый и невредимый. И побежал дальше.

Большие стеклянные двери выставочного зала были разбиты. Диллон пересек опустевший музей, не останавливаясь перед всей этой мазней, слегка взбудораженной артобстрелом. Выход на Лауэр Эбби-стрит был открыт; сторожа, не испытывая особого желания подохнуть ради сомнительных сокровищ, сбежали, вероятно, еще в начале восстания.

На улице не было ни души. Брошенный трамвай. Диллон побежал вдоль фасадов в сторону Мальборо-стрит.

LV

- Что-то здесь не так, - сказал Маккормик, прекращая стрельбу и отставляя винтовку.

Остальные последовали его примеру; Кэллехер отложил в сторону пулеметные магазины.

- Это ненормально, - продолжал Джон. - Как будто они делают это специально. Они фигачат вокруг, но не в нас. Как будто снаряд, который снес голову Кэффри, - Святой Патрик, прими его душу! - они выпустили совершенно случайно.

Он взял бутылку виски, отпил и передал другим. Бутылка вернулась к нему уже пустой. Он закурил трубку.

- Кэллинен, ты на посту.

Остальные закурили сигареты.

- Если мы проведем здесь еще одну ночь, то было бы лучше похоронить Кэффри, - сказал Гэллегер.

- А мне на этих британцев насрать, - внезапно произнес Кэллинен.

О своих националистических воззрениях он сообщил не оборачиваясь; выполняя полученный приказ, он обозревал окрестности, скрывающие вражеское присутствие. Каждые сорок секунд "Яростный" окутывался ватным облачком, появляющимся на конце какой-нибудь из его смертоносных трубочек.

- Я бы побрился, - сказал ОТРурки.

Каждый посмотрел на своих соседей. Лица у всех посерели и покрылись щетиной. Взгляды некоторых затуманились.

- Хочешь выразить свое почтение Гертруде? - спросил Гэллегер.

- А ведь действительно ее зовут Гертруда, - прошептал ОТРурки. - Я совершенно забыл.

Он странно посмотрел на Гэллегера.

- А ты-то почему запомнил?

- Заткнитесь! - сказал Кэллехер.

- Не будем о ней говорить, - гаркнул Маккормик. - Мы же сказали, что больше не будем о ней говорить.

- А Диллон? Его нет, - выпалил Кэллехер.

Все выразили удивление.

- Может быть, он на втором этаже, - предположил Маккормик.

- Или с девчонкой, - сказал Гэллегер.

- Он? - прыснул со смеху Кэллинен.

Все увидели, как он затрясся. Потом замер. Затем все услышали:

- Все. Мне, мне на этих британцев насрать.

- Действительно странно, - сказал ОТРурки. - Как будто они нас оберегают.

Он провел рукой по щекам.