Надрывы - Михаил Дубаков

Да, провидение правит миром. Но правит ли оно хорошо? Нет. Тогда, может быть, плохо? Нет. А как же оно правит? Как слепой и глухой всадник, скачущий по ровному полю с разбросанными там и сям небольшими ямами и кочками. И, если бы поле было бесконечным, всаднику и его коню ничего не угрожало бы. Но нет ничего бесконечного во Вселенной, и поле кончается обрывом с одной стороны…

Да, проведение правит миром, но слепо и бездумно, не осознавая, что оно вообще существует и него есть какое-то занятие…"

— А они говорят, правит. Разве ж это правление, а, внучек? Вот и я говорю, так, баловство одно.

Глава 5

"Неплохо бы выяснить, где собственно

проходит черта уникальности того

явления, которое мы называем

земной жизнью".

А. С. Потупа.

На опушке леса дар Вэнс остановился и аккуратно стащил капитана с коня.

— Кто вы такой? — спросил Корни и добавил с лёгкой насмешкой — И почему меня вдруг приняли в элитный гвардейский отряд имперской армии?

— Подожди, обо всем по порядку, — твердо сказал человек в черном, предостерегающе поднимая руку. — Сначала давай разберемся с твоей раной.

— А что? Так, пустяковый порез, — небрежно бросил юноша.

Лайкон усмехнулся и взглянул на руку: цветастый платок, обмотанный вокруг предплечья, пропитался кровью и она мерно капала с уголка на траву.

— Та-ак… Посмотрим… — забормотал магистр, осторожно разматывая платок и осматривая рану. — Ну, пустяк не пустяк, но довольно глубокий. Ничего, сейчас исправим.

Он встал, отошел к дороге и набрал там горсть песка. Затем велел Корни обмыть рану водой из фляги. Потом тоненькой струйкой высыпал песок на неровные края кровоточащего пореза, едва слышно нашептывая что-то.

— Что вы делаете?! — изумился юноша. — Это ведь грязь!

Лайкон не обращал никакого внимания на протесты Корни, методично продолжая высыпать песок, пока последняя песчинка не скользнула по коже, падая в траву. Он вытер пот со лба и сказал:

— Во-первых, этот песок я хорошенько прокалил…

— Но как?! Вы же несли его в руках!

— Ты склонен сомневаться в моих словах? — иронично спросил Лайкон, перебинтовывая рану. — Завтра ты не заметишь и следа от пореза.

— Но… — Корни не находил слов. — Но как?! — только и смог выдавить он.

— О, это лишь нетрадиционное направление большой неклассической магии. Довольно бесперспективное, но оно очень слабо действует на тонкий мир, поэтому практически не засекаемое, а это нам и надо.

— Да… — протянул юноша. — Тетушка Рима поменяла бы десяток травяных компрессов и влила бы полведра отваров, но рана зажила бы не раньше, чем через неделю, а шрам остался на всю жизнь.

— Корни… — Лайкон чуть помедлил. — Тебе надо уехать отсюда.

— Почему? — удивился юноша.

— Из-за него, — маг кивнул в сторону лежащего на траве капитана. — Скоро каждый, кто был или есть с ним рядом будет объектом охоты.

— Но… но откуда вам это известно?

— А как я умею песком лечить раны? — хитро спросил Лайкон. — Я не шучу. Это действительно так, если ты не покинешь эти места, то попадешь, заметь, в лучшем случае, в тюрьму тайного отдела.

— А мать и сестра? — как-то глухо спросил Корни.

— Мой человек все им сообщит, а также снабдит приличной суммой денег. Деньги, знаешь ли, легко делать.

— Как и приказы императора? — поддел юноша.

— Я сказал делать, а не подделывать, — напомнил маг, веско поднимая вверх указательный палец. — Деньги совершенно настоящие.

— А указы?

— Указы фальшивые. Но, поверь, даже сам император ничего не заподозрил бы, предъяви я ему их.

— А кто бы заподозрил? — не унимался Корни.

— Ну, хороший маг отличил бы истинный след печати императора от моего, но только очень хороший маг, таких в Ренаре совсем немного.

— А что он натворил? — спросил юноша, кивая на капитана.

— Пока особенно ничего такого… — непринужденно ответил маг, — но одним своим появлением поставил на уши всех.

— А кто он?

— Вот уж не знаю…

— Тогда почему вы ему помогаете?

— Потому что мои сведения обширнее твоих, — улыбнулся маг.

— Но почему вы ехали за мной?

— Так, погоди. Я ехал вовсе не за тобой, а вот за этим человеком. Ты же оказался случайной, но весьма интересной находкой. Ты же не знаешь свою судьбу, свое предназначение, а я кое-что высмотрел…

— И что же? — Корни подобрался.

— Ну, не хочешь же ты знать свое будущее, ведь тогда и жить будет скучно. Тем более нити судеб рвутся и изгибаются в самых неожиданных местах, и мои знания могут лишь навредить…

— Ладно, — неожиданно легко согласился Корни. — А кто вы такой? Носите черное и серебряное, словно сам император, назвались магистром Лайконом дар Вэнсом.

— Хм… а ты наблюдательный, — заметил маг. — Да, с одеждой промашка вышла, надо было другой камзол одеть. А зовут меня Сэйман ар-Стальк, я, собственно, не состою на службе у его императорского величества, но Лайкон дар Вэнс действительно существует и лучше бы тебе не встречаться с ним. Его дело — внутренняя безопасность империи и охрана императора: заговоры, измены, шпионы и тому подобные вещи. Крайне жестокий человек, причем умный. А в таком сочетании эти качества делают человека очень опасным, опасным и беспощадным.

— А этот шрам на щеке? Почему вы его не залечили?

— О, если бы это был простой клинок! — вздохнул маг. — О, нет! Нет! — он защищающе выставил руки, заглядывая в глаза юноше. — Я хорошо знаю этот взгляд, сейчас начнутся бесконечные расспросы обо всех поединках и дуэлях, в которых я участвовал, причем с непременным уточнением самых мелких деталей! Нет, Корни, позже. Пора бы заняться вот этим человеком, который, похоже, полпустыни прошел и сейчас больше смахивает на вторично умерщвленного зомби, — с этими словами Сэйман склонился над капитаном, прикладывая ухо к груди: сердце билось ровно, но редко, а дыхания почти не было слышно. Маг посмотрел зрачки и весело сказал Корни:

— Похоже, он совершенно здоров, но уже давно не ел и не пил, а потому совсем обессилел.

Сэйман взял флягу и влил немного воды в рот. Мышцы гортани стали сокращаться и вода пошла по пищеводу, но сознание к человеку не возвращалось. Через пару минут раздался какой-то тонкий писк, Сэйман обратил внимание на странный браслет — звук исходил оттуда. Три красных огонька на нем постепенно стали менять свой цвет: один стал желтым и на этом остановился, второй дошел до ядовито-желтого, чуть зеленоватого, а третий из красного превратился в темно-зеленый. Писк сменился низким утробным гудением, и все смолкло.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});