Белое Рождество. Книга 1 - Маргарет Пембертон

– Я была бы не прочь убедиться, что вы разговариваете не только о футболе, – лукаво произнесла она.

– Неужели Льюис вам сказал, что мои интересы только им и ограничиваются? – спросил Скотт, наполняя ее бокал бургундским.

Что-то в его тоне напомнило Эббре о неодобрительном отношении ее мужа к профессии его брата. На щеках девушки появился румянец, как и тогда, когда повар по ошибке принял Скотта за ее мужа.

– Нет, ничего подобного, – пробормотала, она, с чувством неловкости осознавая, что если Льюис и не утверждал этого, то, во всяком случае, намекал. – Просто мне казалось, что профессиональные футболисты говорят только о спорте и ни о чем более.

– Тот, которого вы видите перед собой, способен вести беседы не только на футбольные темы, – добродушно произнес Скотт, понимая, что Эббра пытается проявить такт и что Льюис наверняка отзывался о нем с пренебрежением. – Беда лишь в том, что когда я встречаюсь с Льюисом, то не знаю, о чем еще говорить.

Эббра смотрела на него во все глаза, гадая, не шутит ли он, и вдруг с удивлением поняла, что Скотт вполне серьезен.

– Как же могло получиться, что вам не о чем больше говорить? Ведь вы братья!

Скотт усмехнулся:

– А вы – единственный ребенок в семье? – Эббра кивнула, и он продолжил: – Поверьте, Эббра, быть кровными родственниками еще не значит иметь много общего. У большинства братьев, которых я знаю, весьма различные интересы. А если говорить о нас с Льюисом, то у нас они диаметрально противоположные. Наш отец отдал жизнь военной службе и предан ей до глубины души. На мой взгляд, ему и в голову не приходило, что мы с Льюисом можем избрать иной путь. Льюис оправдал его надежды, он с детства обожал играть в солдатиков. А я терпеть не мог армейскую жизнь. Мне всегда хотелось одного – стать футболистом, и я им стал. Я ни о чем не жалею, и именно этим объясняется наша отчужденность с братом.

– Вы говорите так, словно даже не дружите с ним. – В голосе девушки явственно прозвучало разочарование.

Скотт с трудом подавил желание накрыть ее руку своей ладонью.

– Во многих отношениях вы правы. Мы не цепляемся друг за друга, но между нами существует куда более глубокая связь, чем дружба, так что не беспокойтесь о нас, Эббра. Мы – братья. Мы внушаем друг другу досаду и раздражение, но когда доходит до дела, заботимся друг о друге больше, чем о ком-либо еще. В конечном счете именно это главное.

– Он пишет вам из Вьетнама? – спросила Эббра, чувствуя, как исчезает ее смятение.

– Я получил от Люиса короткую записку в конце июля, вскоре после того как он прибыл на место. У меня создалось впечатление, что он чувствует себя там как рыба в воде, хотя мне трудно представить, как можно наслаждаться жизнью в джунглях, двадцать четыре часа в сутки рискуя напороться на пулю снайпера.

Он тут же пожалел о своих словах. Лицо девушки стало бледным, ее глаза потемнели, приобретя глубокий лиловый оттенок.

– Льюис написал вам, что он постоянно находится под прицелом?

Скотт покачал головой:

– Нет. Не тревожьтесь, Эббра. То, что я сказал, – это лишь мое представление о том, какова жизнь во Вьетнаме. Льюис сообщил мне, что он служит советником во вьетнамском пехотном батальоне, хотя, откровенно говоря, я даже не догадываюсь, что это может означать.

– Он входит в группу из пяти американских специалистов. – Теперь, когда беседа коснулась мужа, голос Эббры потеплел. – В их числе капитан, старший лейтенант и три сержанта.

– Льюис, конечно же, старший лейтенант? – спросил Скотт, заранее предугадав ответ.

– Да. – В ее голосе прозвучала затаенная гордость, от которой сердце Скотта болезненно сжалось. – Они действуют в южной части страны, на полуострове Камау. Льюис пишет, что командир вьетнамского батальона борется с коммунистами уже шесть лет и остальные офицеры примерно столько же.

– А прежде они воевали с французами, – заметил Скотт, отставив чашку и подав официанту знак принести еще кофе. – Впрочем, стоит ли об этом говорить?

– Нет, пожалуй, – согласилась Эббра, с унынием пытаясь представить, каково Льюису месяцами не видеть других соотечественников, кроме четверых членов своей группы, каково это – днями и даже неделями прочесывать джунгли в поисках вьетконговских формирований, в любую секунду рискуя угодить в засаду или попасть под неприятельский огонь. Скотт заметил тревожное выражение в ее глазах и на сей раз все-таки протянул руку и успокаивающе положил ее на ладонь Эббры.

– Не бойтесь за него, Эббра. Льюис – профессиональный солдат, он учился воевать и намерен заниматься этим всю жизнь.

Девушка смотрела на него, потрясенная до глубины души.

– Вы думаете, ему нравится воевать? Не может быть! Война никому не может нравиться!

– Пожалуй, «нравится» – не самое удачное выражение, – отозвался Скотт, едва ли веря собственным словам. – Полагаю, точнее было бы сказать, что Льюис удовлетворен работой, к которой готовился и которую успешно выполняет.

– Да, – медленно произнесла Эббра. – Вьетконг уже много лет пытается захватить район, в котором они находятся. Льюис писал мне о сотнях учителей и деревенских старост, которые поплатились жизнью за отказ сотрудничать с партизанами. И если в том районе воцарилось спокойствие, если население меньше страдает, то он действительно должен испытывать удовлетворение от того, что делает.

Скотт совсем не был уверен, что в районе «воцарилось спокойствие», но понимал: только эта мысль хоть как-то примиряет Эббру с тем, что там находится Льюис.

– Пожалуй, нам пора, – мягко произнёс он. – А то ваша мать, чего доброго, подумает, будто я вас похитил.

Было уже половина одиннадцатого. Они проговорили три часа.

Эббра неохотно поднялась. Этот вечер оказался самым приятным за все время, минувшее с той поры, когда она рассталась с мужем.

– Вы возвращаетесь в Лос-Анджелес? – спросила она, гадая, когда в следующий раз доведется встретиться со Скоттом.

Он покачал головой:

– Честно говоря, мне запретили водить машину, пока врач не даст добро. Я переночую у приятеля, а утром потихоньку поеду в Лос-Анджелес, чтобы успеть на прием к терапевту во второй половине дня.

Эббра понимающе кивнула и, не говоря ни слова, вышла вслед за ним на улицу. Скотт заметил, что ее плечи чуть заметно поникли, и ему пришло в голову, что сегодняшний вечер доставил Эббре не меньшую радость, чем ему. В Сан-Франциско у Льюиса не было друзей, а мать Эббры вряд ли склонна поддерживать беседы о муже дочери.

– Я вернусь в следующие выходные, – беззаботно заговорил он. – Если я вам не наскучил, буду очень рад, если вы согласитесь снова пообедать со мной. Сейчас я наполовину калека, и обо мне все забыли.