Десять десятилетий - Борис Ефимов

Так курьезно сложились обстоятельства, что тем же самолетом, которым я прилетел в Токио, моя сноха, Ирина Ефимова, улетала в Москву. Тем самым проводы и встреча слились в единое мероприятие, которое и было дружески отмечено в затейливо оформленном баре аэровокзала Ханеды. Только представители «Асахи» были несколько озадачены: они прибыли для официальной встречи, а попали на какое-то семейное торжество. Пошептавшись между собой, они заявили, что приедут в аэропорт через два часа и встретят меня еще раз по всей форме, как гостя их газеты. Так они и сделали. Уже в качестве представителя «Известий» я отбыл из аэропорта в автомашине под флагом газеты «Асахи» с изображением красного солнца с расходящимися лучами. Кстати сказать, слово «асахи» означает по-японски — «восходящее солнце».

Кабинет главного редактора «Асахи» облицован прямоугольными пластинками из какого-то темного металла. При ближайшем рассмотрении это оказались типографские матрицы самых распространных газет мира, издающихся в странах Европы, Азии, Америки. Мы садимся за низенький длинный японский столик, а напротив нас за таким же столиком — руководители «Асахи». Завязывается любезная дружеская беседа. С интересом выслушивается, как мне кажется, мое изложение принципов советской политической сатиры.

— Мы слышали, что в вашей стране усиливаются меры по борьбе с алкоголизмом, — говорит редактор «Асахи». — Скажите, пожалуйста, какое участие принимают в этом художники-сатирики?

— Самое активное, — отвечаю я. — При этом они борются не только оружием сатиры, но и непосредственным уничтожением спиртных напитков.

Японцы смеются. Я начинаю развивать мысль об огромной роли смеха как психологического, физиологического и публицистического фактора, но первый секретарь посольства тихонько толкает меня в бок.

— Тут не любят долгих речей, — говорит он вполголоса, — скажи просто: я сюда приехал и очень этому рад.

Поперхнувшись, я быстро закругляюсь и вручаю редакторам «Асахи» памятные подарки от редакции «Известий». Среди них — точная копия самовара, из которого пил чай в Ясной Поляне Лев Николаевич Толстой, о чем я не забываю упомянуть.

Мы помним бессмертные строки Федора Тютчева:

Умом Россию не понять,Аршином общим не измерить:У ней особенная стать…

Мне думается, что это целиком применимо и к Японии — умом ее не понять. Многое из того, что приходится увидеть в этой стране, с чем приходится столкнуться в быту, искусстве, нравах, обычаях — может понять только японец.

…Поджав под себя по-японски ноги, люди сидят на широких ступенях деревянной галереи, опоясывающей древний императорский дворец в Киото. Взоры всех устремлены на примыкающий к галерее прямоугольный дворик, покрытый мелким светлым гравием, среди которого там и сям торчат несколько изъеденных временем и непогодой камней разной величины, лежащих на маленьких островках травы. Гравий расчесан аккуратными параллельными бороздками, завихряющимися вокруг островков концентрическими кругами. Среди зрителей, сидящих на террасе и лестнице, царит сосредоточенное молчание.

— Что тут происходит? — шепотом спрашиваю я у первого секретаря посольства.

— Мм… Как бы тебе объяснить… — говорит мой сын. — Люди смотрят на эти камни и отрешаются от всего мелкого, будничного, повседневного. Углубляются в собственные мысли, возвышенные раздумья…

— Углубляются, чтобы возвыситься? Что ж, допустим… А при чем тут камни?

— При чем тут камни, может понять только японец. Во всяком случае факт таков, что в этот Сад камней на протяжении сотен лет люди приезжают со всех концов Японии, садятся на эти самые доски, часами созерцают эти самые камни и размышляют о жизни, о вечности, о своей судьбе.

Я призадумался.

— А ну-ка, давай и мы посидим немного, — сказал я, — посмотрим на камни. Попробую и я уйти в себя, поразмышлять о смысле жизни, о бренности существования.

Однако как я ни старался настроить себя на возвышенный лад, в голову лезли все какие-то суетные мысли и текущие заботы, связанные с программой поездки и даже с домашними поручениями. Я быстро понял, что воспринять японский образ мышления мне не удастся, и покинул «Сад камней».

Павильоны ЭКСПО-70… О них даже трудно рассказать. Состязаясь в фантасмагорической причудливости архитектурных решений, в оригинальности оформления, расцветки, структуры, строительного материала, они громоздятся вокруг, наступая друг на друга и как бы отпихивая локтями соседей. Здесь нашло себе применение и воплощение решительно все, что только могла изобрести изощренная фантазия десятков конструкторов, художников и строителей, оснащенных самыми последними новинками техники, электроники, кибернетики. Исчерпав, пожалуй, все известные геометрические формы — кубы, призмы, пирамиды, шары, конусы, октаэдры, додекаэдры и прочие — архитекторы взялись за растительный и животный мир: возникли павильоны, напоминающие морские раковины, глубоководных голотурий, актиний, медуз, грибы, кактусы, павильоны, похожие на что угодно и ни на что не похожие. Всеми основными и дополнительными цветами спектра переливаются эти хитроумнейшие сооружения из стекла, алюминия, хлорвиниловых и пластических материалов, газосветных трубок, сферических зеркал и бурлящих водяных струй. Каким-то неправдоподобным марсианским городом смотрится скопление вертикальных и наклонных, винтообразных и спиральных конструкций, вращающихся, вертящихся, сверкающих и подмигивающих, беснующихся в усилиях ошеломить зрителя и одновременно утереть нос конкурентам. Девиз этой выставки — «За прогресс и гармонию человечества».

…Накануне отъезда из Токио я снова посетил редакцию «Асахи». На этот раз меня принимал президент компании «Асахи симбун» господин Хироока, который, оказывается, еще главней, чем главный редактор. Действительно, на этот раз главный редактор сидел сбоку низенького столика, президент компании в центре. Господин Хироока выразил сожаление, что не смог встретиться со мной раньше, поскольку был в отъезде и только вчера вернулся из Пекина. Он выразил надежду, что моя поездка по Японии была для меня интересной и приятной.

В этот момент в кабинет внесли большой картонный ящик.

«Не иначе, как цветной телевизор», — мелькнуло у меня в голове.

— Мы просим вас, — продолжал господин Хироока, — принять этот скромный подарок на добрую память о нашей встрече — шлем самурая…

— Позвольте мне, уважаемый господин президент компании, — начал я, откашлявшись, — подчеркнуть прежде всего те искренние и дружеские чувства, которые…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});