Щит и меч - Вадим Михайлович Кожевников

Не правда ли, герр Лансдорф?

Лансдорф кивнул, на щеках его появился румянец. Но голос звучал по-прежнему нервно, когда он произнес:

— Надеюсь, гауптштурмфюреру наши разъяснения показались достаточно убедительными. — И несколько более бодрым тоном спросил: — Есть еще вопросы ко мне?

Дальнейшая беседа, в которую Вайс не счел нужным вмешиваться, носила незначительный характер и касалась деталей работы «штаба Вали».

В конце ее Лансдорф пообещал составить для Шварцкопфа донесение, в котором будут содержаться все сведения, интересующие рейхсфюрера.

— Отлично, — согласился Генрих и на прощание уже совсем дружески протянул руку Лансдорфу. Сказал с уважением: — Я очень счастлив, что мне довелось побеседовать со столь авторитетным в области разведки человеком, как вы, герр Лансдорф. — Вайса же он удержал: — Старик! Мы не можем с тобой так расстаться. — Подмигнул: — Или ты по-прежнему коньяку предпочитаешь пиво, а пиву — воду? — Провожая Лансдорфа к двери, сказал, оборачиваясь и глядя с ласковой улыбкой на Вайса: — Вы не представляете, герр Лансдорф, как я рад встретить старого друга. Но, черт возьми, скажите: и на службе в абвере он ведет себя как святоша?

— Я самого лучшего мнения об обер-лейтенанте, — буркнул Лансдорф. — Он имеет не только самые высокие представления о нравственности, но, что, несомненно, важнее, неотступно следует им.

Когда они остались вдвоем, Генрих подошел к Иоганну, положил руки на его плечи и, жадно заглядывая в его лицо, спросил недоверчиво:

— Ты действительно совсем не изменился?

— А ты? — в свою очередь спросил Иоганн, хотя отлично понимал, что глубокие перемены произошли не только во внешности Генриха Шварцкопфа.

На каждого человека воздействует великое множество разнообразнейших раздражителей. Они атакуют его чувства, его память, подстегивают мышление даже тогда, когда он пребывает в состоянии относительного покоя.

Александр Белов не должен был оставлять без внимания ни один, даже самый мельчайший раздражитель. Специфика его деятельности была такова, что каждый незамеченный импульс мог стать упущенным сигналом грозящей опасности. Поэтому неусыпная, обостренная чувствительность, восприимчивость, нервная напряженность, собранность были его нормальным рабочим состоянием.

С ходом времени выявляя и привлекая к своей работе все новых людей, способных на длительный подвиг, Белов неведомо для них по закону конспирации сцеплял их всех в единую цепочку, каждое звено которой было замкнуто старшим.

Иными словами, он создал организацию внутри абвера. Организацию, несущую службу советской разведке в сердцевине разведки вермахта. И все соратники Белова обязательно должны были, так же как и он, быть исполнительными и дисциплинированными службистами абвера. За этой стороной их деятельности Белов наблюдал столь же неукоснительно и зорко, как и за тем, чтобы, пользуясь доверием противника, они оправдывали высокое доверие отчизны и выполняли задания нашей разведки наиболее плодотворно и четко.

Поэтому, инструктируя своих товарищей по борьбе в тылу врага, Белов давал рекомендации, казалось бы, во взаимоисключающих друг друга направлениях: как лучше выполнять службу в абвере, строго следуя тому духу и правилам, какие здесь считались образцовыми для агента, и как лучше разрушать, разоблачать все то, для чего был предназначен абвер. И не раз Белов грозно отчитывал своего сотрудника за то, что тот недостаточно старательно служит немцам. И обучал этой службе так, как, скажем, обучал своих подчиненных Штейнглиц, маститый знаток всех тонкостей тайной службы германской разведки.

Инструктируя своих подчиненных, Белов рассуждал примерно так: «Ты получил от врага оружие в свои руки. Ладно. Но не для того, чтобы от врага отбиться, — чтобы выиграть бой. Для этого надо сперва в совершенстве изучить оружие врага, затем научиться владеть им лучше, чем владеет он сам. Настоящий советский разведчик — это то же, что снайпер в засаде. Достиг рубежа, замаскировался — замри и жди, терпеливо высматривай достойную твоей пули цель. Выбрал, нажал спусковой крючок, врага выбил, но и себя выдал выстрелом. Меняй огневую позицию, маневрируй, не стесняйся, петляй, как заяц. Ты задачу выполнил — береги свою жизнь для следующей задачи».

Традиционная конспиративная цепочка, где каждое звено — организационно замкнутое кольцо и в каждом кольце только одному ведом другой из следующего звена, в советской разведке служит, помимо всего прочего, тем же, чем служит для альпинистов связывающая их веревка, с помощью которой товарищ помогает товарищу или спасает его, если тот повиснет над бездной.

Говорят, есть конструкторы, которые отличаются способностью мысленно представлять себе, в каком взаимодействии находятся все многочисленные детали механизма при любом рабочем положении.

Такой способностью обязательно должен обладать советский разведчик, руководящий цепочкой людей; каждый из них работает в специфических условиях, но их общие усилия сливаются в одно русло, по которому идет информация, подобно подземному роднику, пробивающему себе путь на поверхность.

Разведчик всегда должен знать, каково состояние дел его соратников по работе, что благоприятствует одним, что угрожает другим и когда надо эвакуировать третьих, тех, над которыми нависла неотвратимая опасность. А так как он принадлежит себе только на малые доли своего жизненного времени и интенсивность его собственного рабочего дела необычайна по напряженности, универсализму, разносторонности, то чуткость и интуиция столь же необходимы ему, как ученому, занятому поисками решения важной научной проблемы. Свое воображение разведчик должен держать на короткой и прочной привязи к фактам, дисциплинировать его фактами, проверять фактами. Он — исследователь.

Но, чтобы выбрать главное направление в своей исследовательской работе, разведчик должен обладать политическим талантом, коммунистической убежденностью, которая, помимо зоркости, дарует человеку дальновидность — умение в сегодняшнем прозревать будущее.

У Иоганна Вайса были теперь все основания расценивать свое положение в абвере как солидное, прочное, а созданную им внутри абвера организацию — исключительно надежной. Он подготовил кандидатуры, которым мог хоть сейчас без колебания доверить руководство этой организацией. И теперь только ожидал соответствующих на то указаний Центра, чтобы, передав работу в «штабе Вали» в верные руки, начать новое восхождение к новым тайнохранилищам германских секретных служб.

После встречи с Вайсом Генрих Шварцкопф, должно быть терзаясь запоздалым раскаянием — ведь, в сущности, он бросил своего приятеля в Лицманштадте на произвол судьбы, — проявлял к нему столь пламенную привязанность, что она даже стала обременять Иоганна. Генрих требовал, чтобы все свое свободное время Иоганн проводил только с ним.

Конечно, дружба с берлинским сотрудником СД, племянником гестаповского теперь уже оберфюрера СС Вилли Шварцкопфа, возвышала Вайса над его сослуживцами по абверу и могла стать мостиком для перехода к иной сфере деятельности, но в этой дружбе таилась и некоторая опасность, преодолеть которую Вайс не мог, хотя и пытался.

Дело в том, что Генрих действительно стал другим.

Заносчивость и высокомерие его легко объяснялись молниеносным продвижением по службе и правом власти