Грон. Трилогия - Роман Злотников

— Вякнешь — останешься без пальцев.

Оборванец закусил губу. Так, держась за руки, будто два страстных любовника, они прошли через всю площадь и свернули в небольшой переулок. Грон притормозил, повел глазами, выбирая один из дюжины зияющих черных провалов, по-видимому являвшихся входами в местные гадюшники, и, выбрав, нырнул внутрь, увлекая за собой невольного спутника.

Когда они уселись за дальний конец низкого столика, Грон наконец-то разжал руку и выхватил монету. Оборванец свирепо сверкнул глазами и, поднеся руку ко рту, стал слизывать с ладони выступившую кровь.

— Что ты себе позволяешь, грязный иноземец?

Грон покосился на остальных посетителей забегаловки и так же, как они, щелкнул пальцами. Тут же к их концу столика, тяжело переваливаясь, подошла дородная старуха и, походя слизнув каплю висящую на бородавке, спорящей размерами с ее явно немаленьким носом, беззубо прошамкала:

— Што угодно гошподину?

Грон молча ткнул пальцем в направлении растрескавшихся кувшинов с каким-то пойлом, стоящих на соседних столах, и показал два пальца.

Старуха согласно кивнула, но не ушла, а просящим голосом протянула:

— Может, гошподин жакажет рыбу?

Грон принюхался и кивнул. Старуха обрадованно хрюкнула и зашаркала к очагу. Оборванец заинтересованно смотрел на Грона. Наконец он несколько ехидно спросил:

— Ты, никак, хочешь возместить мне порезанную руку? Имей в виду, этого кислого пива и подвонявшей рыбы будет мало.

Грон отрицательно покачал головой:

— В том, что случилось с твоей рукой, виноват ты сам. Нечего лезть к чужим кошелям. Просто я впервые в этом городе, а по прежнему опыту помню, что никто лучше не знает город, чем лихие парни вроде тебя.

Оборванец довольно расправил плечи:

— В этом ты прав. — Он хитро прищурился. — Значит, ты хочешь меня нанять? Учти, я дорого стою. Одного обеда не хватит.

Грон усмехнулся про себя, а сам задумчиво произнес:

— Что ж, пожалуй, я без труда управлюсь с двумя порциями, а может, даже закажу еще.

Оборванец обеспокоенно встрепенулся и торопливо забормотал:

— А впрочем, я думаю, что святому человеку можно услужить и за такую малость…

В это время старуха, шаркая ногами, принесла два кувшина и блюдо с горячей рыбой. Оборванец тут же схватил самый большой кусок и начал торопливо запихивать его себе в рот, запивая большими глотками из кувшина. Грон ел не торопясь, но, когда оборванец расправился с первым куском и, рыгнув, потянулся за вторым, Грон молниеносно выбросил вперед руку и чувствительно врезал ему по ладони. Парень приглушенно взвыл, но убрал руку и несколько мгновений молча сидел и смотрел, как жует Грон. Потом потянулся и осторожно взял самый маленький кусочек. Грон невозмутимо подхватил кусок побольше и отправил в рот.

Остаток трапезы прошел спокойно. Когда на блюде не осталось ни крошки и оборванец, сыто рыгнув очередной раз, похопал себя по животу и, выразительно указав на желудок, попытался подняться, Грон вытянул руку и уткнул ему палец в подшейную выемку:

— Ты, никак, хочешь удрать?

Оборванец послушно шлепнулся на место и пробормотал:

— Ну попытаться-то надо было. — Он вздохнул и, бросив на Грона острый взгляд, произнес: — А ты очень странный пилигрим. Никогда не встречал такого.

— Там, откуда я родом, таких еще много, — бросил Грон. Оборванец фыркнул, устроился поудобней и важно заговорил:

— Ну, наниматель, что тебя интересует? Грон усмехнулся:

— Расскажи мне о городе. Все, что знаешь. Просто мели языком, а когда меня заинтересуют какие-то подробности, то я спрошу.

Оборванец, важно задрав подбородок, начал:

— Нграмк — лучший город мира, потому что он — самая большая клоака, которая только может существовать в пределах Ооконы…

Через четыре часа Грон заказал еще пива и рыбы. А когда они, изрядно набравшись, выползли на улицу, Вграм, как звали оборванца, окинув одеяние Грона оценивающим взглядом, будто впервые его увидел, твердо заявил:

— Тебе надо сменить одежку. Ты чертовски хороший собутыльник, но если мы с тобой завалимся добавить куда-то еще, кроме заведения матушки Толстухи, то на тебя будут сильно коситься. А возможно, и донесут портовому надсмотрщику за иноземцами. — Он постоял, покачиваясь, о чем-то напряженно размышляя, потом резко, чуть не шмякнувшись на землю, повернулся и заявил: — Иди-ка обратно и подожди меня.

И, прежде чем Грон успел что-то сказать, исчез в темноте. Грон несколько мгновений стоял, тупо глядя в темноту и понимая, что он только что упустил шанс спокойно выбраться из города. А затем, решив, что, судя по тому, как он лопухнулся после всего лишь восьмого кувшина пива, в его подготовке наличествуют серьезные пробелы, двинулся обратно к матушке Толстухе.

Хотя Грон его уже и не ждал, оборванец появился спустя полчаса. Бросив перед Гроном драную столу, он гордо произнес:

— С тебя двадцать монет. Золотарь согласился расстаться со своим тряпьем только за такую цену.

Грон осмотрел ощутимо пованивающее одеяние, сморщил ног и поинтересовался:

— А почему золотарь? Оборванец удивился:

— А кем в Горгосе еще может быть иноземец? Только рабом пилигримом или золотарем. Хотя нет, — он ехидно хмыкнул, — еще свиногоном, но их не пускают в пределы города, потому что от них воняет еще хлеще, чем от золотарей. А еще бродячим акробатом, но этого нигде поблизости не наблюдалось. Да и не подойдет это тебе. Потому как тогда тебя вполне могут в любой таверне заставить показывать представление. Понял, пилигрим? — И он захохотал.

Грон взял столу, поднес ее к еле дававшему свет фитильку масляной лампы, оглядел и негромко бросил:

— Два щерника.

— Идет, — весело согласился оборванец, чем навел Грона на мысль, что эта грязная тряпка досталась ему бесплатно.

Грон окинул взглядом зал. В заведении царил густой сумрак, слегка рассеиваемый только светом очага, в котором горели сухие бычьи лепешки. Никому не было дела до того, что происходит вокруг. Грон приподнялся и, быстро стянув белый балахон пилигрима, натянул принесенную столу. Поведя плечами, он пробурчал:

— Не очень удобный наряд для золотаря. Вграм радостно гыкнул:

— Все иноземцы в Горгосе носят столу. — Он протянул руку и, сохраняя на лице торжествующую улыбку, сгреб со стола его белый балахон: — А это я куда-нибудь пристрою так, чтобы никто не видел.

Грон насторожился. У оборванца явно был слишком довольный вид для того, кто сегодня заработал лишь на вшивый ужин из тухлой рыбы с дрянным пивцом и пару медных щерников. Но Вграм уже резво вскочил на ноги и рванул к выходу. Грон постоял и медленно двинулся следом за ним. Ему очень не нравилось это неестественное веселье оборванца. Когда до двери осталось шага четыре, Вграм обернулся, снова растянул губы в улыбке, которая показалась Грону злорадной, и, ускорив шаги, выскочил на улицу. Подозрения Грона переросли в уверенность, и он остановился перед самой дверью. Ясно, что за дверью его кто-то ждал. Намерения тоже были вполне прогнозируемые и колебались между убийством и продажей в рабство.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});