Волкодав - Мария Васильевна Семенова

был такой, как будто всё случившееся только предваряло его победное торжество.

– Иди сюда, венн! – позвал он насмешливо, когда они с Волкодавом остались один на один. – Теперь я знаю, на что ты способен. Ты неплохо разделал этих простофиль, но со мной тебе не совладать. Ну, иди сюда, если не трусишь!

Волкодав молча пошёл навстречу, не очень задумываясь, каким таким заветным оружием наёмник собирался с ним поквитаться. Исход боя вручён был Хозяйке Судеб. Она и рассудит обо всём по Правде Богов…

Враг ждал его, держа наготове поднятый меч. Потом Волкодав увидел, как он двинул ногами, и всё понял. Его собирались встретить одним из приёмов кан-киро, приспособленных для вооружённой руки.

«Кан-киро веддаарди лургва – Именем Богини, да правит миром Любовь, – вразумляла Волкодава его Наставница, седовласаая жрица Кан-Кендарат. – Нет зла, если кто-то сумеет остановить и отбросить задиру. Учи людей, если хочешь, но всегда помни, малыш: Искусство, способное убивать и калечить, не должно стать достоянием оскверняющих землю…»

Узорчатый меч запел свою грозную песнь, рассекая прозрачные струи горного воздуха. Чужой клинок взметнулся навстречу… Как всё в кан-киро, этот приём был смертоносен и неодолим, но только если не наделать ошибок. Наёмник же действовал так, словно насмотрелся у кого-то, кто сам толком не понимал что к чему. Он шагнул недостаточно широко и не с той ноги, слишком рано начал вскидывать руки, да ещё и принялся ловить вражеский меч… Волкодав мог бы поклясться, что самоуверенный малый ни разу не пробовал «лосося на перекате» в безжалостной схватке, – только в потешной, когда за неловкость платят самое большее синяком. В настоящем бою цену спрашивают иную… Волкодав проломил его оборону, точно соломенную плетёнку. Его меч прошёл мимо лохматой головы парня, скользнул ниже и высвободился, косо раскроив грудную кость. Наёмник запрокинулся и стал падать – молча и неуклюже, выпучив стекленеющие глаза. Было видно, как в распоротой груди натянулась какая-то сизая плёнка, натянулась и лопнула, обнажив шевелящийся тёмный комок. Комок трепыхнулся в последний раз, выбросил кровавую волну и затих. В памяти Волкодава оплыло свечным огарком и погасло отражение ещё одного лица, искажённого торжествующей похотью. Венн сбросил с меча кровь четвёртого наёмника и огляделся.

На поляне было тихо. Два тела, вельх и главарь, ещё трепетали последними остатками жизни, но скоро замрут и они. И никакой лекарь их уже не спасёт. Даже если милосердно склонится над ними прямо сейчас.

Как бы ты поступила с ними, Мать Кендарат?… Неужели пыталась бы достучаться, надеясь, что осознают непотребство прожитой жизни и захотят изменить её?… Неужели сочла бы, что им ещё следует жить?… После того, что они сотворили над чужой беспомощной жизнью?…

Волкодав отошёл в незатоптанный угол поляны, тщательно вытер меч пучком чистой травы, потом насухо тряпочкой. От рукояти до кончика лезвия струились, переплетаясь, косматые солнца неповторимого внутреннего узора. Меч, стоивший гораздо больше своего веса в золоте, сам перешёл к Волкодаву в бою, бросив прежнего своего владельца, разбойника, не по праву носившего благородный клинок. И пообещал, явившись во сне, что не покинет Волкодава, пока тот будет достоин им обладать…

Ну что, Солнечный Пламень? – мысленно обратился к мечу венн. – Не надумал ещё оставить меня?…

Имя меча пришло совсем недавно, когда они жили в Беловодье и уже собирались сюда. Волкодав его не придумывал. Просто открыл однажды утром глаза, и первым, что явилось на ум, были именно эти слова. Никаких сновидений венн припомнить не смог и про себя решил, что меч сам шепнул ему своё назвище. Значит, полностью уверился в нём и надумал быть с ним ещё долго. Обидно было бы после этого его оскорбить в самом начале дальнего странствия. Да. Случись заново прожить нынешний день, Волкодав не изменил бы ни одного своего поступка. Ни одного…

Он спрятал Солнечный Пламень в ножны, висевшие за правым плечом, и двинулся в сторону скал, покидая поляну. В живых оставалось ещё двое наёмников.

Один из беглецов, мальчишка, ровесник Асгвайра, даже не успел отрастить какие следует усы. Жуткая расправа, которую пришлый венн учинил над многоопытным главарём, непобедимым кумиром юнца, потрясла его до мокрого пятна на штанах. Убежал он далеко. Зрением Отца Мужей Волкодав видел его, скорчившегося среди валунов над краем непомерного, в сотни саженей, голого каменного обрыва. Стена Великанов – вот как назывался этот откос. Ужас загнал мальчишку в тупик, выбраться из которого можно было, только вернувшись. На это беглец не отваживался. Он просидит там до завтра, трепеща и надеясь, что его не разыщут. Волкодав решил сперва заняться вторым, благо тот устроился ближе.

Этот второй одолел свой испуг в полутора стрелищах от места сражения. Он, видно, сообразил, что бой, начавшийся так странно и страшно, закончится отнюдь не победой наёмников. А может, он даже рассчитывал, отсидевшись, вернуться и поискать, не останется ли на поживу какого имущества. Отец Мужей и Волкодав почти одновременно разглядели его в густой чаще шиповника. Коренастый сольвенн облюбовал удобный каменный карниз, растянулся на животе и приготовил заряженный самострел: поди подойди!…

По мнению венна, достать его можно было тридцатью тремя способами. Незаметно обойти засаду и сверху прыгнуть на плечи стрелку. Подкрасться сбоку и закидать камнями, выгоняя вон из укрытия…

Волкодав пошёл прямо к кустам, не прячась и не петляя. Посмотрим, каков стрелок. И особенно как он будет взводить после выстрела тетиву, лёжа в чаще цепких кустов. Волкодаву случалось видеть, как иные стрельцы в таких случаях бросали оружие и, струсив, пускались бежать. Тут забоишься, если тот, в кого целишься, спокойно идёт на тебя. И смотрит в глаза.

Волкодав был готов уворачиваться от стрелы, но не пришлось. Всё дело испортил Мыш. Возникнув как тень, чёрный летун бесшумно скользнул мимо плеча, пронёсся вперёд и юркнул в кусты. Кудрявая зелень шиповника издали казалась сплошной малахитовой глыбой, но проворный Мыш легко нашёл среди колючих стеблей простор для полёта. Что там дальше случилось, оставалось только предполагать. Раздался крик, щёлкнула тетива, но стрела прошла далеко стороной. Наёмник вскочил как ошпаренный и бросился из кустов. Длинные цепкие ветви с громким треском царапали его одежду и тело. Выпутавшись из зарослей, он быстро побежал прочь, оглядываясь и размахивая руками. Мыш с криком мчался за ним, норовя вцепиться в затылок.

Это был уже немолодой, лысеющий мужик с козлиной растрёпанной бородой. Его шея казалась несоразмерно короткой: то ли по природе, то ли оттого, что он с испугу пытался втянуть голову в