Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

До свидания, мой горячо любимый друг. Обрадуйте меня хорошим ответом на мое желание. Всем сердцем безгранично любящая Вас

Н. ф.-Мекк.

Я своему новому управляющему внушала, чтобы он Вас не беспокоил, но если бы он все-таки раздумал к Вам показаться, то Вы без всякой церемонии через Марселя откажитесь его принять.

69. Чайковский - Мекк

Браилов,

5 мая 1879 г.

По поводу Ваших браиловских дел я хотел сказать Вам следующее, дорогой друг мой. Мне очень досадно, что еще за границей, когда я узнал от Вас о предстоявшей отставке Личкова и о Вашем намерении пригласить нового управляющего, я не вспомнил о том, что именно в то время мой зять Лев Васильевич мог быть Вам чрезвычайно полезен. Я питаю неограниченное доверие к его компетентности в сельском хозяйстве вообще и в свеклосахарном в особенности. Если б он мог когда-нибудь приехать в Браилов, вооруженный Вашим полномочием, и произвести осмотр и ревизию хозяйства, нет сомнения, что он бы раскрыл перед Вами настоящее положение вещей и указал бы Вам, что нужно сделать для поправления дела. Не думайте, мой друг, что я увлекаюсь пристрастием родственности. Его дела и доказательства его умения налицо. Каменское хозяйство во всей Киевской губернии славится как образцовое, а то, что он сделал из своего собственного маленького имения Вербовки, положительно достойно удивления. Боже мой! зачем обо всем этом я не подумал вовремя! Теперь, когда новый управляющий уже приглашен, я вполне понимаю всю невозможность вмешательства зятя в это дело. По крайней мере, позвольте попросить Вас, милый друг, всегда рассчитывать на услуги Льва Васильевича, если когда-нибудь Вы найдете возможным дозволить ему вмешаться в дело. Он со своей стороны весьма заинтересован Браиловом и теряется в догадках, чтобы разъяснить причины недоходности имения, обладающего всеми условиями доходности. Поэтому он не только в виде дружеского одолжения Вам и мне занялся бы обстоятельным ознакомлением с здешним хозяйством, но это было бы для него удовлетворением крайне возбужденного любопытства. Кто знает, может быть, когда-нибудь он бы сделался даже Вашим управляющим! Признаюсь, что в тайне души я даже мечтаю об этом! Я ни минуты не сомневаюсь, что если б это случилось, то процветание Браилова было бы навсегда обеспечено.

Вчерашний день был проведен следующим образом. После написания писем Вам и брату Анатолию я занялся чтением партитуры “Лоэнгpина”, которую взял с собой. Знаю, что Вы небольшая охотница до Вагнера, да и я далеко не отчаянный вагнерист. Вагнеризм мне мало симпатичен как принцип, сам Вагнер, как личность, возбуждает во мне чувства антипатии, но я не могу не отдать справедливости его огромному музыкальному дарованию. Дарование это, по-моему, нигде не проявилось так ярко, как в “Лоэнгине”. Эта опера останется венцом вагнеровского творчества; после “Лоэнгрина” началось падение его таланта, загубленного сатанинскою гордостью этого человека. Он лишился чувства меры, начал хватать через край, и все, что написано после “Лоэнгрина”, представляет образцы музыки неудобопонимаемой. невозможной и не имеющей будущего. Меня, собственно, теперь занимает “Лоэнгpин” с точки зрения оркестровки. В виду предстоящей мне работы я захотел основательно изучить партитуру “Лоэнгpина”, чтобы посмотреть, не надо ли присвоить себе кое-что из его оркестровых приемов. Мастерство у него необычайное, но по причинам, которые потребовали бы технических разъяснений, я однако ж не намерен заимствовать у него ничего. Скажу Вам только, что оркестр Вагнера слишком симфоничен, слишком упитан и тяжел для вокальной музыки, а я чем становлюсь старше, тем более проникаюсь убеждением в том, что эти две отрасли, т. е. симфония и опера, составляют во всех отношениях две крайние противоположности. Итак, знакомство с “Лоэнгрином” не заставит меня изменить свою манеру, но оно, во всяком случае, и интересно и отрицательно-полезно.

В час пополудни был подан великолепный, роскошный обед. После обеда я сидел у Вас в гостиной и спальне и гулял по саду. Где сделан новый портрет Милочки с красками, украшающий Вашу гостиную? Портрет этот я нахожу прелестным. “Jeanne d'Arc” лежит на среднем столе в той же гостиной, и мне очень приятно было ее увидеть.

В четыре часа я поехал на скалу. Погода была ясная, но дул сильный и довольно холодный ветер, немножко портивший прелесть прогулки. Тем не менее удовольствие было большое. Внизу строится мост и близится к окончанию. Какая чудная мысль соединить посредством моста две прогулки в одну!

Возвратившись, гулял по саду, читал очень милую книгу, найденную в шкапу в гостиной, около моей комнаты (“Расcказы из польской старины” Карновича), в девять часов ужинал, потом играл Шумана и скрипичный концерт Гольдмарка, ходил по балкону, наслаждался слушанием соловья, ходя по балкону, и в одиннадцать часов лег спать, предварительно, впрочем, посидевши на милом красном диванчике с книгой в руках. Спал чудно. Сегодня по обычаю совершил утреннюю прогулку в Мариенгай. Как там хорошо! Теперь пишу Вам, буду писать Модесту и затем обедать. Это письмо я отошлю в Москву, а после того буду вести дневник, который оставлю здесь до Вашего приезда.

Какая чудная жизнь!

Вчера, когда я рассматривал цветы перед домом, ко мне подошел небольшого роста немец и рекомендовался Вашим садовником. Посплетничаю на него. Немец принял меня за влиятельное лицо в браиловской администрации и разразился жалобами на леность рабочих, на климат, кажется, ну, словом, на что-то такое, чем он желал как бы оправдать себя в моих глазах. Между тем оправдываться нечего: кажется, все у него в порядке. Про управляющего он сказал: “Der alte Mann ist zu gut” [“Старик слишком добр”], но вообще отнесся к нему с большой симпатией.

Будьте здоровы, милый и добрый друг.

Ваш П. Чайковский.

70. Чайковский - Мекк

Браилов,

6 мая.

Воскресенье.

1879 г. мая 6-13. Браилов.

Совершил вчера чудесную прогулку в Тартаки. Если Вы помните, милый друг, это моя самая любимая из всех здешних прогулок. Особенно люблю я одну тропиночку, идущую вдоль глубокого оврага среди густой и сочной растительности, пребывающей в своей первобытной свежести постоянно, так как ветер не заносит сюда пыли, а прохожих тут почти не бывает. Ветви кустарников сплелись здесь так густо, что местами нужно пролезать под ними. Цветов здесь всегда множество, и чудная лесная тишина нарушается только птичками. Чудные ощущения навевает эта лесная тишина и прохлада. Один из столпов современной музыки, Pафф, пытался изобразить прелесть и раздолье леса в симфонии “Im Walde”, и местами это ему очень удалось. Особенно в первой части есть три раза повторяющийся великолепный гармонический ход с перекликающимися валторнами, который всегда переносит меня в лес со всеми его очарованиями. Многие деревья еще не распустились. Давно не было дождя, почва очень суха, и потому все же лес вообще еще не имеет той полной прелести, какою я наслаждался там в прошлом году. Вообще для полей, для леса, да и для людей теперь очень был бы желателен дождь, который освежил бы воздух и дал бы сильный толчок растительности. К сожалению, барометр упорно поднимается, на небе нет ни единого облачка, и весьма может статься, что бездождие еще продолжится.

Чай пил на Вашем месте, около большого дерева, весьма удачно защищавшего и от солнца и от ветра, все-таки не перестающего дуть. Возвратившись домой, еще долго ходил по парку и вслушивался в концерт, который задают теперь по вечерам соловьи. Их необыкновенно много в нынешнем году. За ужином Марсель сообщил мне о предстоящем приезде управляющего. Дай бог, чтобы он оказался полезным человеком! После ужина играл Шумана, а именно, его чудную С-moll'ную сонату.

Понедельник, 7-го.

Сейчас прочел Ваше письмо, посланное с г. Тарашкевичем! Ваше предложение пожить в Симаках невыразимо взволновало меня, мой добрый друг! С одной стороны, подобная жизнь составляет идеал того, что я могу желать, и у меня нет сил отказаться от этого. С другой же стороны, передо мной истает целый ряд препятствий, смущающих меня.