Цирк зажигает огни - Николай Николаевич Сотников

где в худшем случае пахнет краской и клеем), вечная неустроенность, ненормированные рабочий день, рабочий вечер и рабочая ночь, вечная привязанность к зверям, к цирку, к актёрскому общежитию (редко-редко – гостинице!). Вроде бы и много ездят сами, а много ли видят? Что север, что юг, что белые ночи, что ночи черноморские – всё равно труд один, и ритм заведённый, привычный. Да и насчёт перспектив всё очень неопределённо: в двадцать лет ассистент, в тридцать лет ассистент, в сорок лет ассистент… А будет ли свой номер! Доверят ли зверей? К тому же ассистент больше зависит от своего дрессировщика, нежели, скажем, ассистент кинорежиссёра от своего шефа – режиссёра-постановщика. Нередко бывает так, что ассистент дрессировщика остаётся у разбитого корыта. Ну, предложат ему в цирке другую должность, тоже такого же рода. Ещё реже бывает, что в другой цирковой профессии ассистент дрессировщика себя проявит.

В своё время Владимир Леонидович Дуров мечтал о школе дрессировщиков, составил даже программы занятий. Но всё равно, в любом случае вопрос в кадры упирается. Кому учить? Далеко не у каждого дрессировщика есть педагогическая жилка, желание и готовность учить другого… Написал я слово «другого» и задумался. «Другого» значит «чужого». А своего, родного? Тоже далеко не всегда получается, однако, это путь самый реальный и по сути своей почти единственный.

Вообще, я вам скажу, цирковые дети меня всегда потрясали!

Пожалуй, ни в одной профессии, ни в одной среде я не видел столь раннего повзросления, такой самоотверженности, преданности делу, гордости за него, как в цирке! А ведь ребятам, детям цирковых артистов, ох как не просто живётся! Один только пример – дочка Юрия Владимировича Дурова Наталья Дурова, дрессировщица и писательница, училась в детстве в СТА школах! По ходу следования цирка, по карте гастрольных поездок. Месяц, два, редко уже три… И опять всё сначала: новая школа, новый класс, новые товарищи, новые учителя. Только-только успела познакомиться, пора прощаться. И ведь что интересно, цирковые ребята, как правило, хорошо учатся, легко входят в школьный коллектив, легко осваивают новый материал, не боятся выйти на аудиторию, быть вызванным к школьной доске. Да что там школьная доска да класс на тридцать пять – сорок учеников, когда каждый день они выходят к тысячам зрителей, всегда готовые работать, дарить радость, выходят в любом настроении и, что греха таить, не всегда при хорошем самочувствии. Удивительно они закалённые, решительные, самоотверженные!

У нас в литературе не так. Чаще всего условия тепличные, после школы – Литинститут. Балует слишком и родительская подстраховка, и родительская рука, которая правит «детские» рукописи и ведёт из редакции в редакцию, от публикации к публикации… Я вовсе не хочу сказать, что цирковые артисты своим детям не помогают. Помогают, разумеется, – и примером, и советами, и конкретными уроками и именем своим, и авторитетом. Чаще всего они берут своих детей в свой же аттракцион, в свой номер, в свою программу, дают им, как говорится, режиссёрский ввод, привлекают к репетициям, весьма часто и с большой пользой для себя: участие маленьких членов известной цирковой фамилии вызывает у зрителя интерес, любопытство, умиление, а порою и смех, если малыш, похожий на папу или маму или на них обоих, скажем, венчает акробатическую пирамиду или выводит на арену без поводка дрессированную зверюшку. Однако все они работают вместе, на одну программу, на один номер, в редких случаях номер выделяется, вычленяется, но всё равно находится под родительской опёкой. Свой голос у юного дебютанта ещё не слышен. А вот в литературе именно с самостоятельного голоса начинается талант. И чем скорее происходит размежевание между литератором-отцом и литератор ом-сыном, тем лучше, лишь бы оно не носило характера непримиримости, противостояния. Пусть будут споры, разногласия, коренные отличия в манере, в подборе тем, в способе их выражения. Это всё допустимо и к разладу не приведёт. Я знал писательские семьи за свою жизнь в литературе уже почти полувековую, знал их немало и в разных краях страны. Сказать, что это явление массовое или даже просто распространённое, я не могу. Примеров у меня не много – в пределах двух десятков, не более.

В других видах искусств число примеров несравнимо больше. В чём же тут дело? Думаю, что там легче происходит процесс передачи приёмов ремесла, больше зримости, конкретности. А какая конкретность в литературе? Сидит за пишущей машинкой отец и над чем-то мучительно размышляет, делает какие-то пометки на бумаге, потом рвёт её в досаде, делает новые наброски на листках блокнотов – и не только за письменным столом, но и на ходу, в транспорте, где угодно. Его орудия – слова, но в то же время на словах объяснить, что он делает со словами, очень трудно, а порою (не боюсь этого утверждения!) и невозможно. Правда, бывают случаи, когда родители-писатели берут ребёнка в свой литературный «аттракцион», делают его своим соавтором. Бывает соавторство явное, титульное, а бывает и скрытое от читательских глаз, но от настоящего профессионала такие тайны не укрываются.

Проблема преемственности, династийности меня давно интересовала и даже волновала и как писателя, и как педагога, и как отца. Лично я был против того, чтобы мой сын Николай становился писателем. Я хотел его склонить к какой-нибудь увлекательной научной специальности, перспективной, творческой. Поговаривал об океанографии, об электронике – нив какую! Пошёл в журналистику, стал изучать издательское дело, одновременно выступал как критик и поэт. Бывали случаи, когда наши с ним статьи и рецензии оказывались одновременно в одних и тех же отделах критики «толстых» журналов, бывали случаи, когда мне приходили его гонорары, был случай, когда один поэт-графоман и большой любитель горячительных напитков набросился на меня с бранью в ресторане Центрального Дома литераторов, полагая, что я – автор разгромной рецензии на него в «Литературной газете» в то время как эту дерзкую и в чём-то даже издевательскую рецензию написал мой сын. Спутать нас было нетрудно: редко в каком журнале или тем более газете ставили перед фамилией второй инициал – отчество, а имена у нас одни, мы тёзки, оба подписываемся одинаково: «НИКОЛАЙ СОТНИКОВ».

Такую историю в цирковом искусстве я себе не представляю, хотя и там на афишах некоторая путаница бывает, но в цирке не боятся дополнительных уточнений: «Юрий Дуров – старший и Юрий Дуров – младший», например. А в литературе за исключением пример с Дюма-отцом и Дюма-сыном другие примеры что-то не припомню.

Что же касается литературы, литературных склонностей, способностей и даже таланта, то в династии Дуровых они присутствовали неизменно, правда, у всех в разной