Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2 - Александр Солженицын

Майская сессия ВЦИК. – НЭП возбудил надежды на мнимый возврат частной собственности на землю? ВЦИК утверждает закон «о трудовом землепользовании», никакого «владения» землёй. Верховный собственник и распорядитель земли – Государство. (Уступка Ленина в октябре 1917 взята назад, земля у крестьян отобрана вся.) – ВЦИК обсуждает и принимает новый уголовный кодекс. Ленин успевает к нему с настоянием «расширить применение расстрела» и ввести разветвлённую политическую статью (будущую Пятьдесят Восьмую). – 26 мая Ленина в Горках постигает сильный удар паралича, на всю правую сторону и речь.

Неделями нарастает газетная травля к предстоящему суду эсеров. «Измено-заступники» от 2-го Интернационала (Вандервельде, Теодор Либкнехт, Розенфельд) приехали защищать на суде «эсеро-убийц» (их 34 человека). – 8 июня в Москве открывается процесс. Председатель Пятаков, прокурор Крыленко. (Уже принята идея Троцкого: не расстреливать, но сделать заложниками на случай, если уцелевшие эсеры начнут террор против вождей большевизма.) – 9 июня начался судебный процесс над Митрополитом Вениамином (обречён к расстрелу) и другими церковными лицами Петрограда.

В июне Ленин понемногу снова учится говорить и писать.

В тамбовском селе Нижний Шибряй чекистами обнаружены и застрелены Александр Антонов с братом. (Пётр Токмаков так никогда и не пойман.)

ЭПИЛОГ ПЕРВЫЙ (1928 г.)

ЭПИЛОГ ВТОРОЙ (1931 г.)

ЭПИЛОГ ТРЕТИЙ (1937 г.)

ЭПИЛОГ ЧЕТВЁРТЫЙ (1941 г.)

ЭПИЛОГ ПЯТЫЙ (1945 г.)

Краткие пояснения

«Апрель Семнадцатого», четвёртый Узел «Красного Колеса», открывает Действие Второе: «Народоправство». Он начинается с Пасхи (2 апреля) и кончается первым пересоставом Временного правительства в коалицию с социалистами (5 мая).

Это Узел, где Ленин действует уже в Петрограде – сразу в скандальном противоречии с социалистами и даже большевиками «прежней» линии – и предпринимает первую попытку захвата власти (20 апреля), но тотчас отрекается от неё, встретив неожиданное активное уличное сопротивление петроградской публики. Послефевральский хаос нарастает и уже разливается по всем просторам России, врезается и в Действующую Армию. Перед нами проносятся казачий съезд на Дону, анархистский разгул в Петрограде, отставка генерала Корнилова, мужицкая настороженность и ожесточение в уездах, быт царской семьи в заточении, мучительные переговоры о коалиции кадетов с социалистами, уход из правительства Гучкова, Милюкова, «единовластие» Керенского, зловещий приезд Троцкого. Узел изобилует фрагментами «народоправства» на фронте и в тыловой жизни.

«Апрель Семнадцатого» А. И. Солженицын писал с 1984 года, одновременно завершая работу над многотрудным «Мартом», к концу 1988 почти закончил, и на этом эпопея была остановлена: как сам автор объясняет – и по объёму её, уже трудному для читателя, и, главное, потому, что крушение февральского режима и неизбежность прихода к власти большевиков – уже были в апреле 1917 определены.

Однако агонии предстояло длиться ещё полгода, и проследить хотя бы пунктирно всё течение её в Семнадцатом году представляло живой интерес. Поэтому автор решился написать, в приложение к десяти томам «Красного Колеса», ещё конспективное изложение намечавшихся Узлов эпопеи – «На обрыве повествования: Конспект ненаписанных Узлов». Он оставляет запись в дневнике 12 февраля 1989 года («Дневник Р–17», в настоящем Собрании публикуется в т. 17): «Сегодня взялся за составление заключительного оповещения читателей после IV Узла, на обрыве. Раньше думал дать только перечень Действий и Узлов. Но это – слишком голый скелет, только знающие могут догадаться, о чём речь. Значит, надо пояснять: главные, охватываемые узлом политические события, – не только по степени их исторической важности, но и по акценту: что было бы не упущено в “Колесе”».

В этот Конспект автор не включил никого из вымышленных персонажей, но проследил Семнадцатый год до конца – во всех основных событиях и обзоре партийных и общественных мнений тех месяцев и недель (Узлы V–IX). При чтении этих Узлов Конспекта отчётливо выступают этапы прихода к власти большевиков, ошеломляющая циничность их агитационных приёмов.

Значительно короче очерчены Узлы Х—ХХ (февраль Восемнадцатого – весна Двадцать Второго), однако у читателя возникает ясное представление об объёме первоначального замысла эпопеи.

Последняя редакция Четвёртого Узла и Конспекта ненаписанных Узлов выполнена в процессе набора в Вермонте в 1987–1989 годах.

«Апрель Семнадцатого» и «На обрыве повестования» впервые напечатаны в 20-томном Собрании сочинений, тома 19 и 20 (Вермонт – Париж: YMCA-press, 1991).

На родине «Апрель Семнадцатого» печатался в журналах «Новый мир» (1992, № 10–12, главы 1—91) и «Звезда» (1993, № 3–6, главы 92—186). В книжном издании «Апрель Семнадцатого» вместе с Конспектом появился в 1996–1997 годах в составе репринтного воспроизведения «Красного Колеса» (Историческая эпопея в 10 т. – М.: Воениздат, 1993–1997; тома 9—10).

В настоящем 30-томном Собрании сочинений печатается последняя прижизненная редакция «Красного Колеса», предпринятая автором в 2003–2005 годах. «Апрель Семнадцатого» претерпел существенные по объёму сокращения, коснувшиеся главным образом газетных и фрагментных глав.

Н. Солженицына

И свет во тьме светит

Заметки об «Апреле Семнадцатого» и «Конспекте ненаписанных Узлов»

Переход от «Марта Семнадцатого» к «Апрелю…» кажется почти незаметным. Интервал между Третьим и Четвертым Узлами совсем невелик (18 марта – 12 апреля),[5] ключевые события, случившиеся в этот временной промежуток (поражение на Стоходе, вступление Соединенных Штатов в войну, проезд ленинской группы из Швейцарии через Германию и Швецию в Россию, возвращение других эмигрантов), названы в предваряющем Узел (прежде такого не было) «Календаре революции»[6] и будут не раз всплывать в «апрельском» повествовании. Эта «вязкость» исторического процесса фиксируется автором целенаправленно: «Апрель…» начат главой о Церетели (с отступлением к началу революции, когда политический ссыльный «в два дня» стал «хозяином Иркутска» – 1[7]), хотя возвращение меньшевистского лидера в Петроград и его первая столичная речь уже запечатлены в Третьем Узле (М-17: 653). Дело в том, что триумф Церетели, быстро занявшего одну из ключевых позиций в Совете и вроде бы «повернувшего» Исполнительный Комитет (1, 6), только мнится (ему самому, его подельникам и ревнивым конкурентам) значимым событием, но, по сути, ничего не решает. Как ничего не решают прибытие в Петроград Плеханова (3, 6, 40) и Чернова (6, 67), интриганские ходы пытающегося переиграть соперников Стеклова (3, 5), борьба Исполнительного Комитета с Временным правительством за «мирные» поправки к Декларации, вышедшей 27 марта. Уже казалось исполкомовцам, что из-за упорства Милюкова нечто роковое произошло: «Наступал – великий необратимый разрыв. Раскол безсмертной Февральской революции!

И в этот самый момент позвонил телефон – и князь Львов сообщил, что правительство приняло поправку, высылает <…>

Вырвали!

Во взглядах мировой фанатично-империалистической буржуазии – какой же это будет поворот! – 27 марта – первый отказ воюющей державы от всяких захватных завоеваний!» (1).

Социалисты (как, впрочем, и большинство их соперников-партнеров из Временного правительства) одинаково обманываются как до принятия Декларации, так и после него: они не способны различить значимое и незначимое, собственные звонкие словеса и хитроумные политические комбинации и словно бы неслышную угрожающую поступь истории. Приезд в Россию Ленина и его первые акции в Петрограде, в том числе провозглашение «апрельских тезисов», «размыты» по нескольким главам (5 – появление Ленина с Зурабовым и Зиновьевым на ИК, предшествующее описанию их прибытия; 6 – встреча на Финляндском вокзале глазами Гиммера; 7 – глазами Саши Ленартовича; 11 – через спор либеральных профессоров Гессена и Гредескула и их реакции на антиленинский поход гимназистов к особняку Кшесинской; 12 – глазами Керенского; 15 – самоощущение Ленина), утоплены в череде других происшествий. Царит всё та же слепота, что овладела обществом в февральско-мартовские дни. Зря «Ленин, в поезде через Финляндию, не в шутку думал: вот сейчас пересечём границу, всех нас схватят – да в Петропавловку». Почва подготовлена: «…когда в Белоострове под моросящим дождём, при электрических фонарях, увидели толпу встречающих сестрорецких рабочих – Ленин вмиг понял, что – победил! Трудности ещё будут – а уже победил!» (15).

Ленину выпадет пугаться еще не раз – и в апреле (несильно, после обвинения красногвардейцев в стрельбе по «буржуазным» демонстрантам – 84, 87), и позднее (из конспекта Пятого Узла: «5 июля Ленин Троцкому: «Теперь они нас всех перестреляют». Ленин и Зиновьев скрываются прочь»). Но это лишь частные (и преодолимые) неудачи – набирающее скорость Красное Колесо несёт вперед большевиков, чего в апреле (да и позднее) не могут и не хотят понять всевозможные политические деятели, занятые своими сомнительными играми, добивающиеся решения сиюминутных задач, одерживающие «победы», после которых всё должно пойти «правильно», а идёт – по-ленински.