Дарители - Мария Барышева

— Какие красивые у вас часы, — прошептал Сканер, и его рука потянулась к талии девушки. Леонид Антонович вскинул голову и посмотрел на него с легкой неприязнью.

— Спасибо, мне они тоже нравятся. Только, я вас прошу — трогать не надо.

— Я осторожно, я только… хочу посмотреть… Может, вы мне их продадите?.. — пальцы Сканера сомкнулись на талии статуэтки и потянули ее вверх, отрывая от стола. Часы оказались тяжелыми, и ему пришлось напрячься и второй рукой перехватить девушку за ноги, наклонив ее головой к себе. Леонид Антонович, вскочил, оттолкнувшись ладонями от поверхности стола.

— Эй, я же вам сказал! Что вы де…

Сканер сжал зубы, и его руки, не прерывая движения, резко дернули часы вверх под острым углом к себе. Массивная подставка ударила хозяина кабинета под подбородок, оборвав его слова. Челюсть Леонида Антоновича хрустнула, голова с изумленно вытаращенными глазами запрокинулась назад, словно он пытался что-то рассмотреть на потолке, из раскрывшихся губ плеснуло ярко-красным. Он рухнул обратно в кресло, вцепившись в подлокотники скрюченными пальцами, но тут же попытался приподняться и закричать. Из его горла успел вырваться только болезненный хриплый стон, и в следующую секунду Сканер ударил еще раз — теперь уже над правой бровью, точно по линии волос, и на этот раз к треску примешался странный сырой звук. Леонид Антонович слегка подпрыгнул на сидении, и его глаза раскрылись до предела, но тут же веки опустились, скрыв взгляд, полный изумленной боли, и он тяжело сполз набок, свесив к полу правую руку. Кресло чуть повернулось и застыло, застыл и Сканер, сжимая в руках часы и прислушиваясь. Потом осторожно поставил часы обратно на стол. Капли крови свернулись на бронзе, как живые, одна попала девушке на щеку. Сканер заботливо стер ее указательным пальцем, который тут же вытер о полу пиджака Леонида Антоновича, после чего проверил его пульс, вполголоса подпевая все еще звучащей в голове песне:

Бежим со мной скорее, бежим, моя краса,Из терема-темницы в дремучие леса!..

Пульс был — слабый, но был, значит, беспокоиться не о чем. Чистова особо подчеркнула бессмысленность убийства, он лишь должен был позаботиться, чтобы ему никто не мешал. Что ж, Леониду Антоновичу сейчас точно не до него.

Сканер быстро запер дверь, потом подбежал к коробке, но, уже протянув к ней руку, испуганно замер — ему показалось, что кто-то стучит в дверь. Он прислушался, обернулся и понял, что звук, принятый им за размеренное постукивание в дверь, на самом деле тяжелые шлепки капель, срывающихся с пальцев свесившейся руки Леонида Антоновича. Сканер отвернулся и открыл коробку. Зажмурившись, он начал одну за другой вытаскивать картины и бросать их на пол небрежно, как дрова.

Сканера трясло. Сила Чистовой возросла неизмеримо, и эти картины были совсем другими — он чувствовал их даже сквозь закрытые веки, которые неудержимо тянуло вверх — посмотреть, взглянуть хотя бы на одну. Он пытался понять их руками, но под пальцами была только шершавость давно высохшей краски. Надо взглянуть хотя бы на одну, потому что…

Потому что картины не любят, когда на них не смотрят.

Не выдержав, он поднял веки — всего на мгновение, успев увидеть лишь чьи-то страшные глаза, смотревшие на него в упор и, казалось, увидевшие и даже начавшие анализировать… и тут же снова зажмурился. Его руки извлекли из коробки последнюю картину и бросили поверх груды остальных, потом он повернулся и посмотрел на обмякшего в кресле человека с внезапной деловитостью.

Чистова сказала, что никто не должен ему мешать. Да, так. Но она же сказала, что он может выживать, как хочет. Значит, как считает нужным. А вдруг Виктор сегодня уцелеет, и тогда этот человек все ему расскажет… Нет, никто никому ничего не должен рассказывать.

Сканер вытащил из кармана захваченный в зале нож и, двигаясь как сомнамбула, направился к креслу.

Когда он вернулся к картинам, его лицо по-прежнему хранило деловитое выражение — усталая, довольная деловитость человека, только что окончившего важную работу. Спереди его френч из серого стал грязно-красным, но это, право же, было не так уж важно. Главное, что он справился. Нож был неподходящим для такой работы — слишком округлый, слишком неудобный, слишком декоративный, но он справился, и теперь уже не о чем беспокоиться. Осталось только одно…

— Потерпите, — пробормотал Сканер, вытаскивая бутылочку и отвинчивая крышку. В воздухе мгновенно распространился резкий запах керосина. — Чуть-чуть еще потерпите… сейчас я вас выпущу…

Он начал обрызгивать картины керосином — торопливо, но не без доли некой торжественности, словно совершал языческий обряд.

— Сейчас… сейчас…

Полупустая бутылочка упала на пол. Сканер поднял ее, завинтил крышку, запихнул в карман френча и достал зажигалку, но она выскользнула из его влажных пальцев. В дверь коротко стукнули, и Сканер испуганно обернулся. На его лице мелькнул ужас, но оно тут же снова стало сосредоточенным и слегка сонным, и голова Сканера повернулась обратно. Дрожащие пальцы подобрали зажигалку и открыли ее.

— Леонид Антонович!

Долю секунды Сканер, как зачарованный, смотрел на крохотный острый язычок пламени, потом наклонился и повел им вдоль краев сваленных друг на друга картин.

— Леонид Антонович! — в дверь кто-то безуспешно толкнулся и снова застучал.

Огонь набросился на картины с голодной радостью, мгновенно охватив их все. Сканер отступил на несколько шагов, тупо глядя, как бумага, ткань, дерево одеваются пламенем, как чернеют, съеживаются, исчезают чьи-то ужасные глаза, страшные сюрреалистические образы, и чувствуя, как удивительно легко становится на сердце, и жаркий красный туман, окутавший сознание, тает, тает…

И тут что-то взметнулось из самого центра костра — что-то освобожденное, ликующее, неосязаемое и жуткое, бестелесое, безымянное и неисчислимое. Сканера швырнуло на пол, смяло валом прокатившихся сквозь него темных чувств и желаний, на мгновение превратив в беснующееся, агонизирующее, разрывающееся на части существо, корчащееся на паркете, словно раздавленный червяк. Но это существо не являлось хозяином и интереса не представляло и было покинуто почти мгновенно, и нечто помчалось туда, откуда не так давно было так грубо и безжалостно изгнано. Скорчившийся и обхвативший руками голову Сканер остался лежать на полу, отрешенно глядя, как совсем рядом с ним занимается паркет, и неяркое пламя ползет все дальше и дальше. Где-то очень далеко, краешком сознание он еще успел отметить, что кабинет снова стал кабинетом — современным, деловым, безликим помещением, начисто утратив зловещую, угрожающую атмосферу. Одно только выбивалось из общей обстановки — неправдоподобно яркий и свежий красный цвет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});