Отныне и вовек - Джеймс Джонс

— Ладно, — сказал он, чувствуя, как все, что накипело, давит на него, не находя выхода. — Пойдем купаться.

— А тебе не нужно назад в гарнизон? — спросила она с опаской.

— Ну их к черту.

— Нет, — теперь уже уверенно и спокойно сказала она. — Это я тебе не разрешу. Как бы мне самой ни хотелось. Сейчас довезу до города, сядешь на такси и поедешь прямо в гарнизон.

— Ладно. Мне, в общем-то, и не хочется купаться. — Все равно было бы не так: и купанье, и то другое, чего он столько ждал. Это работа виновата, вымотала его, превратила в тряпку. Он откинулся на спинку сиденья и ничего не сказал, когда она гордо повела машину назад с таким видом, будто приносит огромную жертву и счастлива от этого не меньше, чем хрестоматийный бойскаут, делающий каждый день по доброму делу. Он сидел рядом с ней, опять зло курил, опять угрюмо смотрел перед собой в окно, настроение у него было такое же, как когда они ехали сюда, только сейчас причина была другая.

— Когда выяснишь насчет отпуска, можешь мне написать, — сказала она. — Пошлешь из города в обычном конверте и без обратного адреса. Так лучше, чем звонить. Это ведь тебе не очень сложно?

— Нет, — сказал он. — Совсем не сложно.

Она поставила машину на углу Ричардс-стрит и, несмотря на все его возражения, не уезжала, пока не увидела, как он сел в Скофилдскую маршрутку. Он не смог даже пропустить рюмашку, хотя «Черный кот» был через дорогу.

В маршрутке Тербер уселся на заднее сиденье между двумя пьяными матросами торгового флота — их корыто только что прибыло из Даго, и они желали побывать в Скофилде — и, пока шофер дожидался, когда займут все места, смотрел, как Карен проехала мимо и ее «бьюик» помчался дальше по Кинг-стрит.

Милт Тербер давно подозревал, что Дейне тайком смеется над ним. Дейне (он теперь почти всегда называл его про себя Дейне; видно, как-то сближаешься с человеком, когда спишь с его женой, потому, наверно, в армии насчет этого так строго, особенно если ты не офицер), Дейне мог смеяться над ним, сколько его душе угодно. В последнее время Тербер все яснее понимал, почему Дейне может себе это позволить.

Она — жена Дейне. В том смысле, что она состоит с ним в законном браке, родила ему сына, и Дейне обеспечивает ей все то, что ей необходимо, чтобы продолжался ее роман с Милтом Тербером, — благополучие, свободу и деньги. Деньги, которые получаешь регулярно, каждый месяц, из года в год, а не случайно выигрываешь в покер. Благополучие, которое Милт Тербер не обеспечит ей и за много лет. Свободу, которую ей никогда не видать с Милтом Тербером, пока Милт Тербер ее любит.

Чего же тут удивительного, что Дейне позволяет себе спокойно посмеиваться? Допустим, она любит Милта Тербера, но основа, на которой держится эта любовь, — Дейне Хомс. Да, она встречается с Милтом Тербером каждый день, но всякий раз покорно возвращается домой, к Дейне, еще до девяти. Можно подумать, у нее с Дейне заключен деловой контракт, и Терберу этот контракт не расторгнуть.

У Дейне на руках все козыри, и Дейне сам это знает с его бодрой, сытой, буржуазной самоуверенностью, которой у Тербера отродясь не было и которую сейчас он ненавидел, как никогда. Хомсу нужно только уверенно выждать, на время ослабив поводья, как поступают с нервными норовистыми кобылами. (Господа, никогда не осаживайте норовистую кобылу и никогда не перечьте норовистой жене.)

Выжидайте, господа, просто выжидайте. И помните: терпение — величайшее из достоинств.

Постепенно любовь ей надоест, и она униженно приползет назад, к теплу домашнего очага.

Общество, Респектабельность, Традиции, Мораль, Время, Благополучие (особенно Благополучие) и бесчисленные поколения мужей-рогоносцев, чей опыт учит побеждать терпением, — все это работает на Дейне.

Дейне Хомс вполне может позволить себе смеяться над Милтом Тербером.

И Милт Тербер думал об этом каждый раз, когда видел, как, сев за руль принадлежащего ее мужу старенького «бьюика», она снова возвращается домой.

Вероятно, каждый раз думал Милт Тербер, глядя, как «бьюик» лавирует в потоке машин, несущихся по Кинг-стрит, вероятно, в прошлом она достаточно часто приползала назад, к домашнему очагу, и Дейне теперь наперед знает, чем все кончится.

Вероятно, каждый раз думал Милт Тербер, расставаясь с ней на каком-нибудь углу и наблюдая, как огоньки «бьюика» растворяются в множестве других таких же огоньков, вероятно, в промежутках она не отказывает и ему, чтобы он, не дай бог, не стукнул кулаком по столу и не развелся с ней.

Может быть, каждый раз думал Милт Тербер, подводя логическую черту, может быть, даже когда у нее очередная великая любовь, она время от времени кое-что позволяет ему, если носом чует, что ветер переменился и тучи сгущаются.

Может быть, как раз сегодня ему и обломится.

Конечно же, Дейне не спускал бы жене такого, не получай он взамен ничего. Потому что Милт Тербер никогда бы такого не спустил, это он знал твердо.

Вероятно, каждый раз думал Милт Тербер, глядя, как она бросает его и возвращается домой, вероятно, на самом деле она даже не против. Когда женщина живет с мужчиной двенадцать или пятнадцать лет, она к этому по меньшей мере привыкает и ей это по меньшей мере не слишком противно.

Вот какие мысли одолевали Милта Тербера, когда он смотрел, как она уезжает на «бьюике» домой.

Его беды начались с той минуты, когда он признался ей и самому себе, что любит ее. Это всегда самая грубая и самая большая ошибка. Она-то и позволила ей установить над ним власть, какой у нее не было даже над Дейне. Теперь она уверена, что он ее любит и что она может заставить его сделать все, что угодно, даже стать офицером. Он потерял свободу, и потому в нем погасло бешеное, неистовое пламя, былая сила и гордость Милта Тербера.

Но такие мысли приходили ему в голову, только когда он смотрел, как она уезжает домой. Рядом с ней он никогда об этом не думал. Рядом с ней он думал только о том, какая прекрасная штука любовь.

Он вернулся в роту достаточно рано, и до ужина у него еще было время заполнить бланк заявления на офицерские курсы. На столе валялись недописанные рапорты по самоубийству Блума, и он отодвинул их в сторону. Заполнив бланк, он расписался, положил заявление на стол Хомса и снова взялся за рапорты. Когда с Блумом было покончено, он откинулся на спинку стула и стал молча дожидаться ужина и дальнейшего развития событий.

События развивались быстро. Через неделю Айка Галовича бесцеремонно поперли со склада, а вместо него был назначен повышенный в штаб-сержанты Пит Карелсен, которого благодетель Дейне (пардон, капитан Хомс) встретил теперь уже совсем малопонятным рычанием и заставил согласиться, пригрозив разжаловать и торжественно пообещав, что, как только восходящая звезда в наилегчайшем, выпускник сержантской школы Малло выучится на снабженца, Карелсен вернется в свой любимый взвод оружия. Пит не разговаривал с Тербером две недели.

Но еще до всего этого капитан Хомс, войдя утром в канцелярию, обнаружил у себя на столе подписанное Тербером заявление и так возрадовался, что, несмотря на полный развал в администрации роты, тут же предложил своему старшине три дня увольнительной, а когда Тербер отказался, потому что (как он сказал) он не может в такой тяжелой ситуации бросить роту на произвол судьбы, капитан не только возрадовался еще больше, но и еле сумел подобрать слова признательности, а потом, чего давно не бывало, начал по любому поводу расхваливать своего старшину на всех углах. Тербер дождался, когда Пита поставили на склад, и на следующее утро попросил тридцатидневный отпуск.

От такой просьбы радужная благожелательность Хомса заметно потускнела.

— Сержант, вы с ума сошли! Тридцать дней?! — От растерянности он даже забыл снять шляпу. — Это невозможно! Вы сами знаете. Я с удовольствием дам вам увольнительную на три дня, я ведь уже предлагал. Даже две увольнительные по три дня. Это не зачтется в отпуск, и вы сохраните его целиком. Но тридцать дней… Вы с ума сошли! Тем более в такое время, как сейчас.

— Сэр, я уже больше года не могу уйти в отпуск, — упрямо талдычил свое Тербер. — Я все время откладываю. Если не уйду сейчас, то останусь без отпуска совсем. Пока на складе сержант Карелсен, мы можем не волноваться еще минимум полгода. А если я затяну с отпуском так надолго, мне его потом вообще не дадут.

— По инструкции он вам уже и сейчас не положен, — отрезал Хомс. Его благожелательность таяла на глазах — Вы сами знаете. Отпуск, предоставляемый при возобновлении контракта, можно получить только в течение первых трех месяцев, а затем он автоматически аннулируется. Вы должны были пойти в отпуск вовремя.

— Если по инструкции, то я должен был пустить все в роте на самотек, и рота давно бы накрылась, — сказал Тербер. — Как вы знаете, сэр, я не брал отпуск только потому, что надо было поставить роту на ноги.