Рейтинговые книги
Читем онлайн ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 174 175 176 177 178 179 180 181 182 ... 232

Лидеры рейхстага еще с октября 1916 г. в секретных заседаниях обсуждали вопрос о неограниченной подводной войне. Людендорф сулил им золотые горы, сулил быструю капитуляцию Англии, победоносный конец войны. И ни разу им не сказал истинной точной цифры, т. е. сколько же вообще есть у Германии подводных лодок. А цифры были неутешительны. К моменту начала войны у Германии было всего 26 подводных лодок; с начала войны до конца 1916 г. прибавилось еще 84, но за это же время уже погибло 38 лодок. Значит, в общем оставалось 72. Из этих 72 треть была в починке. И при этих средствах верховное командование рассчитывало «в шесть месяцев поставить Англию на колени». Правда, эти цифры тогда составляли тайну, и кроме 5–6 человек во всем правительстве и в верховном командовании никто их не знал, так что разговаривать с лидерами партий рейхстага было очень легко.

Собственно, опасность в случае объявления неограниченной подводной войны была одна, но очень уж грозная: выступление Соединенных Штатов. О причинах, которые с каждым годом мировой воины делали это выступление Штатов против Германии все более и более вероятным и сделали его, наконец, неизбежным, речь у нас будет дальше. Тут пока заметим лишь, что в Германии решительно не понимали ни этих причин, ни человека, который имел во внешней политике Соединенных Штатов юридически скромную, а фактически решающую власть. Вудро Вильсон рассматривался одними как гуманный идеалист и пацифист, другими — как человек, который лишь против воли повинуется враждебным Германии настроениям, но ни за что в войну не вступит, третьими — как человек, который и рад бы был вступить в войну, но не отважится, боясь могучего противодействия со стороны миллионов американских граждан немецкого происхождения. И все видели в нем профессора Принстонского университета, который и в Белом доме сохраняет старую закваску теоретика и ученого-мечтателя. И до сих пор иной раз ему ошибочно приписывается (например Паулем Фрелихом) «детская наивность». Он был деятельным орудием финансового капитала, и наивности в нем не было и следа.

Только постепенно (и когда уже было поздно) разглядели в нем натуру повелителя, способного на очень сложные и зрело продуманные интриги, подозрительного, медленно раздражающегося, но еще медленнее остывающего, властолюбивого, упорного, очень неробкого, нисколько не боящегося самой страшной ответственности. К мысли о возможности и выгодности войны для экономического и политического будущего Соединенных Штатов он привыкал все более уже с 1915 г., а особенно с начала 1916 г., и его приближенные это знали[90]. А с того времени как Германия пустила в ход подводные лодки, Вильсон, как мы видели, рядом угрожающих нот повел решительную борьбу против этого рода оружия, и всякий раз было ясно для каждого неослепленного человека, что он готов в случае сопротивления на ультиматум и на войну. Но в Германии именно и царило какое-то роковое ослепление в этом отношении.

«Не дразните Вильсона, он опасен!» — это непрестанно слышал Бетман-Гольвег не только от Бернсторфа, германского посла в Вашингтоне. Это ему говорили и американцы. «Вы не думаете, что наша страна может сражаться, и для вас президент Вильсон — идеалист и пацифист, который ни за что не захочет взяться за оружие… Когда он решит что-нибудь, ничто уже не может заставить его отказаться, и если уж он решится на воину, он ее будет вести от всей души до конца. Не провоцируйте его больше. Вы ошибаетесь также, полагаясь на то, что некоторые важные члены конгресса и, может быть, один член кабинета высказались в пользу мира, ведь один человек только будет решать вопрос, и этот человек — президент. Он сделает то, что найдет справедливым, и хорошим, не беспокоясь о том, что могут сказать или сделать другие». Так убеждал американский дипломат Морджентау министра иностранных дел фон Ягова еще в начале 1916 г. Но Вильгельм, Людендорф, Гинденбург и — против воли своей, очень чуя опасность, — канцлер Бетман-Гольвег продолжали дразнить и провоцировать президента.

Самым гибельным для Германии днем ее военной истории Фридрих Пайер (бывший впоследствии, в октябре 1918 г., заместителем канцлера) считает день 7 октября 1916 г., когда Гинденбургу и Людендорфу было предоставлено потребовать начала неограниченной подводной войны, если они найдут это нужным. Это значило — именно начать в ближайшем будущем неограниченную подводную войну, т. е., другими словами, это значило вовлечь в войну Соединенные Штаты и толкнуть Германию в пропасть. Но военные власти еще согласились на отсрочку: нужно было сначала попытаться заключить мир с Антантой. После упомянутого выше провала этой попытки, с первых же дней января 1917 г., настояния Гинденбурга и Людендорфа стали очень решительны. Людендорф противоречий не допускал. «Это был одновременно и военный тиран и инструмент в руках нескольких коммерсантов, которые заставляли его служить своим выгодам», — говорит о нем в своих воспоминаниях княгиня Блюхер. Хуже всего для Германии было то. что Людендорф всецело захватил в свои руки всю внешнюю политику во время войны. Когда Людендорфу чего-нибудь очень хотелось, то он не стеснялся аргументацией. Когда военное командование спрашивали с беспокойством о размерах реальной опасности в случае вступления Вильсона в войну, то ответ гласил, что Соединенные Штаты больше ста тысяч человек в общей сложности не смогут перевезти и содержать на европейском театре войны. А спустя два года тот же Людендорф должен был сам заявить, что ежемесячно американцы привозят в Европу по 330 тысяч человек.

Канцлер Бетман-Гольвег чуял опасность, плохо верил генералам, но боялся их и покорялся им. К тому же все руководящие деятели морского ведомства всецело поддерживали генералов и вполне ручались за успех. Громадное влияние в этой агитации имел находившийся тогда уже в отставке, но все еще авторитетный и популярный адмирал Тирпиц, к мнениям которого очень прислушивались все правые и часть умеренных партий.

Тирпиц вел борьбу против канцлера Бетман-Гольвега с самого начала войны. Он, в противоположность канцлеру, считал главным врагом не Россию, но Англию, и стоял за энергичные действия на море, за скорейшее объявление беспощадной подводной войны и т. д. В первой своей стадии эта борьба против канцлера кончилась поражением Тирпица, который 15 марта 1916 г. ушел в отставку и был заменен адмиралом фон Капелле. Но Тирпиц не сложил оружия. Он был и энергичнее, и умнее, и талантливее, и несравненно опытнее в политических интригах, и гораздо богаче связями как в финансовом, так и в политическом мире, чем канцлер. Национал-либералы и консерваторы всецело и центр отчасти стали на сторону Тирпица в этой упорной борьбе.

При этих условиях мало приносили пользы ежедневные тревожные телеграммы умного и дельного германского посла в Вашингтоне, графа Бернсторфа, который твердил упорно, что объявление беспощадной подводной войны «автоматически» повлечет за собой вступление Америки в войну. Тщетны были и предупреждения другого недюжинного дипломата, американского посла в Берлине Джемса Джерарда.

А Джерард много видел и много понимал. Так, например, этот посторонний, но очень проницательный наблюдатель еще задолго до революции предвидел, что в социал-демократии произойдет раскол и что лидерство Шейдемана будет опорочено, его поведение будет признано слишком подобострастным, а он сам — слишком легко подчинившимся правительству. Джерард уже после свидания и разговора своего с Карлом Либкнехтом (в августе 1914 г.) предугадывал будущую роль Либкнехта, о мужестве которого он вообще отзывается с восхищением. Джерард в качестве только посла не имел своей «собственной» политики (как имел ее, например, Извольский в Париже), он был исправным, дельным, умным и покорным исполнителем волн Вильсона. Он утверждает, что лично он разрыва с Германией не хотел. Нечего и говорить, что личные симпатии Джерарда никакой роли не могли бы играть с того момента, как высказался бы Вильсон. Но Вильсон еще не высказался, и Джерард решился на одно публичное выступление, которое против его воли (как он утверждает) несколько ускорило катастрофу.

6 января 1917 г. Американская ассоциация торговли и промышленности в Берлине дала обед послу Соединенных Штатов Дже-рарду. На банкете присутствовали: статс-секретарь иностранных дел Циммерман, Гельферих (министр внутренних дел), Зольф (министр колоний) и другие представители германского правительства. На банкете говорились речи о традиционной дружбе Америки и Германии и т. п. Джерард будто бы думал (так он пишет) своими любезными речами предотвратить объявление беспощадной войны, немцы же решили, что если, зная об их намерениях, Джерард говорит такие ласковые слова, то, значит, этим он наперед разрешает от имени Вильсона объявление подводной воины. И с тем роковым, слепым оптимизмом, который все время их губил в годину великой войны, Вильгельм и военные круги отныне совсем перестали считаться с тревожными телеграммами, которые одну за другой слал в Берлин германский посол в Вашингтоне Бернсторф. Напрасно и сам Джерард поспешил через несколько дней заявить, что есть пределы миролюбию Вильсона и что серьезную опасность для мира между двумя державами может представить именно беспощадная подводная борьба. Все эти оговорки и поправки уже впечатления не производили. Приверженцы беспощадной подводной войны с ликованием говорили о «банкете Джерарда». Еще колебавшийся до тех пор Вильгельм, наконец, решился окончательно. 9 января 1917 г. в замке Плесе император утвердил постановление о начале подводной войны. Но это оставалось еще некоторое время в тайне.

1 ... 174 175 176 177 178 179 180 181 182 ... 232
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле бесплатно.

Оставить комментарий