Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Опять некогда писать. — Вчера я принимал Игнатьева, сегодня придется принять Наумова, а завтра Шуваева.

Храни тебя Бог, мое любимое сокровище!

Нежно и горячо целую тебя.

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 15 июня 1916 г.

Мойлюбимый!

От всей души благодарю тебя за твое милое письмо.

Посылаю тебе бумагу отДувана, которую А. просила тебе передать с приветом от нее, а также прошение матери будущей Аниной невестки, кн. Джорджадзе. О. и Т. уехали в город, так как у Татьяны — ее комитет, — я покатаюсь с младшими. Меня ежедневно терзает зубной врач и от этого у меня сильно болит щека. Сегодня ночью тихо почил наш бедный старик полковник, — мы его похороним на нашем братском кладбище, жена дала свое согласие на это; она и дочь с виду легче переносят это горе, чем его трогательный денщик, который неотлучно был при нем.

Какой ливень! Он освежит воздух. А. на ночь уехала в Финляндию повидать своего брата, приехавшего на 3 дня (они не виделись 8 месяцев).

Михень сейчас живет здесь!!

Спасибо, дорогой, за бумагу относительно бывшего морского офицера.

Сердцем и душой постоянно с тобой, страстно люблю и тоскую.

Как министры тебя, верно, изводят, мой ангел! Целую тебя так, как только женушка одна это умеет, правда? Благослови тебя Боже!

Без конца целует тебя твоя

Солнышко.

Ц. ставка 15 июня 1916 г.

Мое родное, бесценное Солнышко!

Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо. Вчера был для меня очень занятый день: рождение Марии, церковь, длинный доклад, завтрак, спешное писание писем, поездка по реке на новой быстроходной моторной лодке, в 6 час. кинематограф, а после обеда еще один длинный доклад Наумова. После этого мне надо было прочесть кучу бумаг до 11 час. 30 мин., а затем мы пили чай втроем с Ден и Влад. Ник. Сегодня я приму старика Шуваева. Как только будут распущены Госуд. Совет иДума, я соберу здесь всех министров — приблизительно около 24-го. После этого ты, может быть, соберешься сюда, если наши военные дела этому не помешают.

Я ни разу не успел заглянуть в эту милую книгу про Голубого Мальчика!

Моя бесценная душка, я тоже тоскую по тебе и твоим нежным ласкам! Грустно мне не целовать никого, кроме дорогого Бэби, — и то только раз утром и вечером. Этого для меня недостаточно!

Погода прямо идеальная, так тепло и сухо. Хочется проводить на реке или в лесу весь день! Вчера приехал Кирилл из Полтавы, по дороге к Гв. Эк. — они стоят недалеко от Молодечно.

Храни вас Господь! Целую нежно тебя и девочек.

Навсегда,душка-женушка, твой

Ники.

Ц.С. 16 июня 1916 г.

 Мой любимый!

Горячо благодарю и целую тебя за твое милое письмо. Прости, что так плохо пишу, — у меня компресс на указательном пальце. При операции нашего несчастного полковника я уколола палец, и сейчас он нарывает. Чудная погода, но я думаю, что будет гроза: я почувствовала сильную сердечную слабость в лазарете. Сегодня у меня будут наши сестры, которые завтра отправляются в Германию и Австрию. M-me Оржевской как будто среди них нет. Затем я должна отправить сестру Карцеву[896], сестру госпожи Гартвиг в Евпаторию в качестве попечительницы и старшей сестры, чтоб навести там порядок, а также для лучшего надзора за всем. Ольга работает здесь же на балконе — остальные 3 катаются верхом.

А. возвращается из Териок, где она ночевала у своих.

Я забыла тебе сказать, что наш Друг просит тебя сделать распоряжение о том, чтобы не повышали цен за трамвайный проезд в городе — сейчас вместо 5 коп. приходится платить 10коп. Это несправедливо по отношению к бедному народу — пусть облагают богатых, но не тех, которым приходится ежедневно, притом неоднократно, ездить в трамвае. Напиши в одной из твоих бумаг к Штюрмеру. чтоб он сказал это Оболенскому, который дал, как я предполагаю, это глупое распоряжение.

Так чудно будет после поехать и повидать тебя! Если мы поедем, то, по просьбе Гр., возьмем с собой А. Я сказала, что это неудобно, так как там постоянно бывают гости и иностранцы. Тогда Он сказал, что она может не присутствовать при трапезах и оставаться в поезде, но что было бы лучше доставить ей эту радость. Я на этот раз предполагаю взять с собой Настеньку и 4 девочек.

Ангел любимый, должна сейчас кончать. Сердце мое преисполнено глубочайшей, величайшей любовью к моему ангелу, — мысленно осыпаю тебя поцелуями. Бог да благословит и защитит тебя, мой Ники.

Навеки твоя старая

Солнышко.

Я опять беру конверт Бэби; будет забавно, когда он увидит его.

Ц. ставка. 16 июня 1916 г.

Моя душка-женушка!

Сегодня курьер немного запоздал, вероятно, из-за новых передвижений войск с севера на юг.

Посылаю тебе телеграмму, которую Алексей получил от своего полка.

Опять, слава Богу, хорошие известия от Лечицкого. Вчера его армия захватила в плен 221 офицера и 10200 солдат! Столько новых рук для работ на наших полях и фабриках!

Михень написала мне холодное письмо, в котором спрашивает, почему я не одобрил ее Положения? Я через Алексеева послал его в Верхов. Совет. Может быть, ты через Ильина передашь им, чтоб они его просмотрели и прислали мне свое мнение о нем. Она прямо несносна — если будет время, отвечу ей очень резко. После завтрака, вернувшись к себе в комнату, я нашел твое дорогое письмо. Бенкендорф тоже приехал, так как старик Фред. намерен уехать по делам.

Пожалуйста,поблагодари А. за бумаги Дувана.

Как я тоскую по твоим сладким поцелуям! Да, любимая моя, ты умеешьихдавать! О, какое распутство! ... трепещет при воспоминании.

Сегодня очень жарко, а сейчас из одинокой тучки упало несколько капель дождя. Я надеюсь выкупаться в реке, пока Алексей будет бегать по берегу босиком. Описывал ли он тебе, как крестьянские мальчики играли при нас в разные игры?

Пора теперь кончать, моя бесценная душка.

Храни вас всех Господь!

Крепко целую. Твой навеки

Ники.

Ц.С. 17 июня 1916 г.

Мой любимый!

Все еще плохо пишу, палец мешает. От всей души поздравляю тебя с новой победой — свыше 10000 пленных! Сегодня утром я получила телеграмму от Келлера из Кимполунга. “Данную задачу исполнил, очистил южную Буковину от противника. Сегодня ранен в другую ногу пулей, кость не перебита, но расщеплена. С Божьей помощью надеюсь скоро вернуться в строй для дальнейшей службы вашему в.”. — Анин брат много рассказывал ей о нем; солдаты его боготворят, — когда он навещает раненых, то всякий старается приподняться, чтобы лучше его видеть. Когда он выезжает на коне, то за ним следует огромный стяг Нерукотвор. Спаса и 40 казаков, у каждого из них 4 георгиевских креста, иначе он не выезжает, — говорят, что это имеет импозантный и волнующий вид. Как я рада за него! Он постоянно жаждал иметь высокое счастье доказать тебе свою горячую любовь, преданность и благодарность. Он так мило сказал Сержу Тан.[897], что он (Келлер) и Аня одинаково нам служат, каждый на своем месте, и вот почему он ее так любит. Поэтому я сказала А., чтоб она попросила нашего Друга за него помолиться, я сказала ей вчера вечером, чтоб она передала Ему это сегодня (Он уезжает в Тобольск, а оттуда к себе на родину), а сегодня утром я получила телеграмму, что он ранен, — но, слава Богу, кажется, несерьезно.

Чудная погода. Вечер провела с А., послала за зубным врачом вечером (в третий раз за один день), чтобы вынуть пломбу, больно, — видишь ли, воспал. надкостницы очень затрудняет лечение.