«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Подтверждение этому находим в тексте «Тихого Дона». Так, в главе XII шестой части третьей книги читаем: «Только в таких частях, как Гундоровский георгиевский полк, спайка была крепка...» (3, 110); в главе XIV той же части Краснов проводит смотр «только что вышедшему из боя Гундоровскому георгиевскому полку» (3, 121).

Но этот факт не смягчает сердца критиков Шолохова.

Их общий вывод из главы об «ошибках» в тексте «Тихого Дона» — суров: Макаровы требуют «пересмотреть обычные для шолоховедов представления о точности изображения исторических событий»23 в «Тихом Доне».

На каком основании?

На основании случайной описки с Гундоровским Георгиевским полком и неточной даты прорыва группы Секретева для соединения с повстанцами? Ни одно другое из обвинений Макаровых в адрес Шолохова в главе «Характер ошибок в тексте “Тихого Дона”...» не нашло подтверждения.

Макаровы упорно продолжают выискивать «ошибки» Шолохова и в последующих главах своей работы. Одну из глав они посвящают «авторским примечаниям» в «Тихом Доне», — игнорируя тот факт, что ни одно из них не является «авторским»; все они — редакционные. Вину за невысокую квалификацию редакционно-издательских работников они перекладывают на Шолохова.

Приведем на этот счет следующий пример.

В третьей главе четвертой части романа сошедший с ума во время боя с австрийцами казак Лиховидов поет казачьи песни:

Скажи, моя совушка,

Скажи, Купреяновна,

Кто ж тебя больше,

Кто ж тебя старше?

Вот орел — государь,

Вот и коршун — майор,

Вот и лунь — есаул,

И витютени — уральцы,

А голуби — атаманцы,

Клиндухи — линейцы... (2, 44)

«Примечание поясняет, — пишут Макаровы, — что “линейцы — линейные войска, предназначенные для действия в строю”.

Примечание неполно: объяснено лишь историческое значение слова “линейцы” — войска, действовавшие сомкнутым строем, но не объяснено “служивское” значение этого понятия: казачьи войска, действовавшие на “укрепленных линиях”», оборонявших государство, — на Урале, в Сибири, а потом на Кавказе. Вот откуда наблюдение собирателя старинных казачьих песен А. М. Листопадова, на которое ссылаются Макаровы, что чуть ли не половина казачьих песен «посвящена “Линии, Линеюшке, проклятой сторонушке” — кавказской пограничной линии по Кубани и Лабе, куда с конца XVIII-го века были перенесены некоторые донские станицы для несения сторожевой службы»24.

Приведя слова Листопадова, Макаровы, ничтоже сумняшеся, называют эти редакционные примечания «авторскими»25 и обрушивают на Шолохова следующее обвинение:

«Человеку, хоть немного знакомому с историей казачества, знатоку старинных казачьих песен (а в “Тихом Доне” многочисленные казачьи песни органично входят в ткань романа) невозможно спутать линейные войска и линейцев. Но Шолохов — все-таки спутал!»26. Но причем же тут Шолохов? Составлял примечания не он, а редакция. В рукописи 2-й книги «Тихого Дона» такого примечания нет. В печатном тексте издания романа также нет указания, что это примечание — авторское. Да и вина неизвестного автора этого постраничного примечания не настолько велика, чтобы обрушиваться на него со столь суровыми обвинениями. А уже тем более, на Шолохова, как было показано ранее, действительного знатока казачьей народной песни.

В этих обвинениях Макаровы преследуют единственную цель — доказать, будто Шолохов по своему уровню не мог быть «автором неповторимого художественного мира эпопеи», посвященной казачьей жизни.

«...Эпизод с “линейцами” свидетельствует не только об исторической безграмотности Шолохова, — пишут они. — Важнее и многозначительней другой аспект. Старинные казачьи песни несут важную образную и смысловую нагрузку в изображении жизни казаков, раскрытии их души. В своих заметках, интервью, разговорах с исследователями своего творчества Шолохов неоднократно говорил, что создавая “Тихий Дон” использовал сборники Савельева, Пивоварова и Листопадова как источники казачьих песен. Но в этих сборниках “линия” и “линейцы” встречаются многократно <...>

Выходит, что Шолохов не только плохо знал историю казачества, но и дезинформировал своих собеседников — книги, на которые указано как на источник песен в “Тихом Доне”, Шолохов не читал. А ведь он и казаком-то себя не считал, о чем откровенно признавался...»27.

Близкий к Шолохову редактор вёшенской газеты А. Давлятшин свидетельствует об обратном:

«Что же прежде всего и больше всего меня поразило в облике и характере Шолохова? То, что он не только отлично знал историю, быт, культуру, привычки и нравы казаков — он сам органически жил в стихии культуры и быта казачества»28. И если бы Макаровы потрудились обратиться к текстам упоминаемых ими сборников казачьих песен А. Савельева «Сборник донских народных песен» (СПб., 1866), А. Пивоварова «Донские казачьи песни» (Новочеркасск, 1885, 1890), А. Листопадова «Песни донских казаков» (СПб., 1911), они убедились бы, что добрая половина песен в «Тихом Доне» взята именно из этих сборников.

Примеров подобных натяжек в книге Макаровых немало. Практически каждое их критическое утверждение в адрес Шолохова подлежит тщательной документальной проверке, — и очень немногие из них такую проверку выдерживают.

В подглавке «”Белые” и “красные”» в главе «Верхнедонское восстание на страницах “Тихого Дона”», следующей после главы «Авторские примечания в “Тихом Доне”», Макаровы пишут:

«Рассказывая о своей работе над “Тихим Доном”, Шолохов многократно повторял, что он взялся писать не историю борьбы красных против белых, а историю борьбы белых против красных. Эти слова наглядно показывают чуждость Шолохова казачеству, непонимание им кипевшей вокруг борьбы. Сами казаки никогда себя “белыми” не считали и не называли! Казаки воевали в составе Донской армии, защищая родной край — Всевеликое войско Донское, во главе которого стоял донской атаман, избранный Войсковым кругом»29.

Рисунок С. Королькова  

В действительности Шолохов не мог «многократно повторять» этих слов, которые принадлежат рапповцу Макарьеву. Он адресовал их Шолохову во время атаки РАПП’а на «Тихий Дон» в 1930 году, а писатель был вынужден согласиться с ними, но перетолковав их по-своему:

«Правильно говорил тов. Макарьев, что я описываю борьбу белых с красными, а не борьбу красных с белыми. В этом большая трудность. Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вёшенского восстания, еще не освещенного нигде»30, — так ответил Шолохов Макарьеву. С тех пор сакраментальная фраза о борьбе белых с красными и красных с белыми и кочует по страницам критических статей как мнение Шолохова, который, конечно же, внутренне не был согласен со столь схематичным толкованием своего творчества и никогда не повторял эту формулу. Лишь полвека спустя — в 1977 году во время визита в Вёшенскую Г. Хьетсо вновь поставил перед Шолоховым вопрос об этой расхожей формулировке: «...Я передал мнение некоторых исследователей, усмотревших известное идеологическое противоречие между “Донскими рассказами” и “Тихим Доном”, связанное с тем, что в “Донских рассказах” изображается борьба красных с белыми, а в “Тихом Доне” борьба белых с красными»31.

Шолохов не согласился с Г. Хьетсо и ответил ему: «Это впечатление, по-видимому, объясняется тем, что в этих произведениях описываются разные эпохи; по хронологии “Тихий Дон” самое раннее из них, поскольку изображает события до и во время мировой и гражданской войн, тогда как “Донские рассказы” описывают события уже после установления Советской власти»32.

Имеется ли здесь хоть какое-то основание обвинять Шолохова в «чуждости казачеству» и «непонимании кипевшей вокруг борьбы»?

А теперь по существу вопроса о «белых» и «красных». Его трактовка Макаровыми свидетельствует о «непонимании» как раз ими «кипевшей вокруг борьбы».

Если иметь в виду участников Вёшенского восстания, то они, как нами уже указывалось, и в самом деле не называли и не считали себя «белыми», сохранив даже обращение друг к другу «товарищ».

Что же касается Донской армии, то она, вопреки утверждениям Макаровых, без сомнения, была «белой» и считала себя таковой. Донская армия защищала от большевиков не только «родной край — Всевеликое Войско Донское», но великую и неделимую, причем — белую, а не красную Россию.

Макаровы представляют дело так, будто с красными Донская армия воевала во главе с «донским атаманом, избранным Войсковым кругом». В действительности уже 26 декабря 1918 года Деникин объявил в приказе: «По соглашению с атаманами Всевеликого Войска Донского и Кубанского, сего числа я вступил в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России»33. И он оставался главнокомандующим всех белогвардейских сил Юга России, включая Донскую армию, до трагедии их исхода из Новороссийска в марте 1920 года.