Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Из перуанских событий смогла извлечь уроки группа маоистов, живших на другом конце планеты — в Непале{1294}. Непал, как и Перу, представлял собой сильно стратифицированное общество — как по этническому, так и по кастовому признаку. Маоисты, возглавляемые Прачандой («Лютым»)[899], развязали «народную войну», активизировавшуюся после того, как в 2002 году потерпела крах монархия[900], которую поддерживала националистическая Индия и неоконсервативные Соединенные Штаты. В 2005 году маоисты могли попытаться покорить страну силой, но не решились на это. Вероятно, они чувствовали, что недостаточно сильны, а кроме того, хорошо помнили о крахе Гусмана. Маоисты принудили короля согласиться на выборы[901], так как сочли, что победа на них даст им более легитимную власть, чем партизанский переворот. В 2008 году маоисты выиграли выборы и сформировали правительство. Встал важный вопрос — как локальные партизанские лидеры смогут адаптироваться к новой демократической политике[902].

Победа маоистов в Непале воодушевила повстанцев-наксалитов в соседней Индии, поднявших мятежи в Бихаре и Центральной Индии. Политическая дестабилизация и в данном случае была вызвана недовольством бедных крестьян, так как более богатые крестьяне получали прибыль от экономических изменений, обострявших неравенство и бедность. В основном это были локальные движения, выливавшиеся в конфликты с полицией и отрядами, находившимися под командованием землевладельцев, и отношение к насилию в каждом конкретном случае отличалось{1295}. Один индийский журналист, довольно сострадательный, проведший некоторое время среди партизан-наксалитов в штате Махараштра в 1998 году, так описал одного из их лидеров: «Вишванатх разбирается в марксизме и маоизме. Но не в широком, мировом масштабе. Его мир узок и взгляды соответствующие. Да, он борется за бесклассовое общество — но не во всем мире. Он хочет изменений к лучшему. Он хочет избавиться от эксплуатации. Он хочет положить конец «полицейским репрессиям», которые видит «везде»{1296}.

В конце 2000-х годов радикальный военный коммунизм бурно развивался в основном в Непале и Индии. В Латинской Америке, напротив, росли популистские социалистические движения, например, режим Уго Чавеса в Венесуэле, оказавшиеся более успешными, чем радикальный марксизм. Колумбийские партизаны — FARC — отошли от марксизма-ленинизма к более эклектичному «боливарианскому» социализму[903], хотя и продолжают применять насилие. Новое марксистское партизанское движение в Латинской Америке появилось в середине 1990-х, когда последняя попытка завоевать значительное международное признание была предпринята продолжателями дела мексиканского генерала Сапаты[904] — сапатистами. Но их история показала, что с 1960-х годов марксизм в «третьем мире» значительно развился.

В канун нового, 1994 года группа партизан в масках появилась в городе Сан-Кристобаль де Лас-Касас, столице мексиканского штата Чьяпас. Они завязали несколько стычек с властями, а затем снова растворились в тропическом лесу; и последовавший бурный резонанс оказался серьезнее, чем вооруженные столкновения. «Субкоманданте Маркос» — Рафаэль Себастьян Гильен Висенте, — как и Гусман, является марксистом, профессором философии, выступающим за защиту прав туземного индейского крестьянства. Его Сапатистекая армия национального освобождения (EZLN) вдохновлялась идеями весьма эклектично подобранной компании, в которую входили Маркс, старый мексиканский социалист-революционер Эмилиано Сапата и революционеры-сандинисты. Но основным образцом для подражания был Че Гевара — не зря сам «Субкоманданте» построил свой образ по примеру «Команданте»: трубка, борода, кепка, любовь к «Дон Кихоту» и самоиронии, псевдогероический стиль повествования{1297}. Но он отрицал насильственные методы борьбы, которыми пользовался Че, и делал акцент на «марксистском гуманизме». Партизаны Маркоса оказались надежно изолированы мексиканской армией к 1995 году, а политика в Мексике в 1990-е годы была гораздо более либеральной, чем в большинстве латиноамериканских стран десятью годами ранее, поэтому в политике сапатистов культурный компонент и пропаганда были важнее, чем военные действия. Один из томов сочинении Маркоса назывался «Наше слово — наше оружие», субкоманданте всерьез пытался развивать ненасильственный коммунизм. По его словам, «наша армия очень отличается от других, поскольку ее цель — перестать быть армией. Солдат — это абсурдная фигура, ему приходится пользоваться оружием, чтобы подчинить других, а общество не имеет будущего, если это будущее связано с милитаризмом»{1298}.

Его методы — демократические и кооперативные — были несомненно ближе к методам западных левых сил 1968 года и «оранжевой» альтернативе из Восточной Европы, чем к старым марксистским подходам, применявшимся в развивающихся странах. Его стиль, в частности написание детских сказок с политическим подтекстом, в которых действовал Дон Дурито, упрямый жук-сапатист, а также мастерское владение Интернетом, было ироничным и даже эксцентричным — идеальным для миролюбивой современности. Поэтому неудивительно, что Маркое стал культовой фигурой для антиглобалистов, возникшей в 1990-е годы и критиковавшей неравенство, порождаемое неолиберальным порядком. Таким образом, традиция Че-Маркоса осталась единственным ответвлением коммунистических идей, которое действительно сохранило привлекательность в рядах левых после краха 1989 года[905]. В 1997 году, в тридцатую годовщину со дня смерти Че, новая техноверсия «Прощай навсегда, Команданте», исполненная гламурной певицей Натали Кардон, возглавила французские поп-чарты. Песню сопровождал экстраординарный клип, в котором Кардон смотрела на труп Че, прежде чем возглавить революцию кубинской бедноты, держа в одной руке АК-47, а в другой — дитя. Правда, следует отметить, что она упражняется в стрельбе всего лишь по батарее бутылок, Не проливая ни капли крови.

Потенциал для радикальной социалистической политики остается, пока острое социальное неравенство можно связать с критикой непосредственного вмешательства из-за рубежа и «империализма», хотя окончание холодной войны ослабило позиции такой критики. Советские и американские вмешательства подливали масла в огонь социальных и этнических конфликтов, в большинстве стран «третьего мира» США заполнили вакуум, оставшийся после распада старых европейских колониальных империй, субсидируя консервативные элиты, так как считали, что в этих странах могут возобладать коммунистические настроения. С завершением холодной войны американцы стали гораздо неохотнее использовать силу для поддержки непопулярных элит. С середины 2000-х годов многие страны Латинской Америки избрали популистские левые курсы, противодействуя неолиберальным реформам; США в основном мирились с таким радикализмом, хотя в целом он их не устраивал.

Следовательно, на рубеже тысячелетий старые конфликты, возникшие по интернациональным, социальным и идеологическим причинам, завершились в большинстве регионов мира, кроме одного — Среднего Востока[906]. В 1990-е и 2000-е годы большинство мощных революционных сил этого региона объединились не под красным флагом коммунизма, а под зеленым знаменем ислама. Лидеры этих сил считали, что сражаются на два фронта: против западного «империализма», проникавшего на Средний Восток, и против «традиционализма», представленного «оскверненным», «суеверным» исламом. В отличие от коммунистов, эти лидеры практиковали социальную и тендерную иерархию, но, подобно коммунистам, они старались мобилизовать и объединить свои расколотые общества в борьбе против врага. И когда и сентября 2001 года США подверглись террористической атаке, он стала толчком к милитаристскому неконсервативному возрождению — подобное явление наблюдалось в Советском Союзе в 1970-е годы. Рейгановский альянс неолиберальных и неоконсервативных сил вновь заработал при Джордже Буше-младшем и определил ход политики почти на весь период 2000-х годов.

Однако этой эпохе суждено было стать короткой. Летом-осенью 2008 года этот мощный порядок, доминировавший с 1979-1980 года, наконец пал. Банкротство банка «Леман Бразерз» в сентябре — в основном вызванное принципом свободной торговли в экономике — ознаменовало окончание неолиберальной эры. Тем временем поражение, которое потерпел от России в войне за спорный грузинский регион Южную Осетию спонсируемый Америкой президент Грузии и герой «революции роз» Михаил Саакашвили в августе 2008 года, показало, что усилия неоконсервативных сил, направленные на распространение либеральной демократии, но уже ослабленные неудачным вторжением в Ирак в 2003 году[907], достигли своих пределов.