О, Путник! - Александр Арбеков

— Вы меня достали этой Грецией! — рявкнул я. — Ещё раз услышу о Греции, возьму у ГРАФИНИ взаймы кинжал и зарежу вас, как турок грека или армянина.

— А кто такие турки, Сир? Они, очевидно, живут рядом с Грецией, если способны зарезать греков? А кто такие армяне?

— О, о, о… Дорогая, я больше не могу!

— Ну что же вы, сударь, буквально затуркали Его Величество своими бесконечными вопросами! — строго сказала девушка. — Не забывайте, что он ранен, болен, весь на нервах!

— Сир, прошу меня простить, но Вы должны понимать, как интересно постигать чужой, загадочный и таинственный мир! Я же хорошо покопался в библиотеке БАРОНА. Узнал очень много нового. Так надоели эти Острова, Вы бы знали! Я давно подозревал, что мир намного больше, чем мы его себе представляем! Эх, преодолеть бы этот проклятый Океан! Сколько впереди всего непознанного, интересного, необычного и великого!

— Ладно, — смягчился я. — Отвечу на все ваши вопросы, любознательный вы наш. И так… Вена находится не в Греции, а в Австрии. Эти две страны в принципе располагаются недалеко друг от друга. Цвейг не был греком, он был евреем. Есть такая нация, похожая на греков. Кстати, армяне похожи на тех и на тех. Цвейг ушёл из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного. Идиот! Вот так, и пока всё…

— Сир, прошу Вас, — что-нибудь из Цвейга, для Цитатника! — взмолился взволнованный ПОЭТ. — Я, кстати, его давно не пополнял. Работаю в основном над основной частью Летописи, описывающей Ваши необыкновенные странствия, жестокие и кровавые сражения и великие свершения.

— Странствия, сражения и свершения… — довольно улыбнулся я. — Хорошо сказано. Мне нравится…

Я встал, тяжело прошёлся по комнате, глубоко задумался, затем взял со стола вилку, ткнул её в ломтик помидора, с удовольствием его пожевал, потом засмеялся и сказал:

— Знаете, ничего особо умного не приходит в голову. Вспоминаю «Смятение чувств», «Амок», «Шахматную новеллу»… Всё в голове перемешалось. Но, глядя на наш чудесный стол, вспомнилась одна интересная, высказанная как-то Цвейгом, фраза. «Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это не иначе, как союз против повара».

Все засмеялись, посмотрели на холодный стол.

— Сир, сейчас прикажу всё быстро разогреть, — сказала ГРАФИНЯ. — Эту запечённую свинину, я думаю, лучше употреблять горячей.

— Конечно, дорогая, конечно, я согласен. Что-то слишком увлеклись мы говорильней, пора порадовать не только интеллект, но и желудок, — добродушно произнёс я. — Поговорить мы всегда успеем, а вот всласть пожрать, может быть, в следующий раз вовремя и не удастся. Жизнь у нас сейчас такая, увы.

— Сир! — нахмурилась ГРАФИНЯ. — Ну что за моветон! И вообще! Не сглазьте!

— Всё, умолкаю, моё солнце! Так, где же всё-таки в данный момент находится ШЕВАЛЬЕ? Бог с ним, я его прощаю! Молодо-зелено! Что же тут поделаешь. Сибирь подождёт до следующего раза. Где этот великий шпион современности?

— Сир, следующего раза не будет, я за ШЕВАЛЬЕ ручаюсь, — мягко сказала ГРАФИНЯ.

— А вот это ты зря, — грустно произнёс я. — Я иногда за себя не могу поручиться, а как можно ручаться за другого человека? Так, где же всё-таки находится в данный момент ШЕВАЛЬЕ?

— Государь, вообще-то ШЕВАЛЬЕ остановился в соседней комнате, ждёт Ваших указаний, — осторожно сказал ПОЭТ.

— Заговор, — констатировал я и улыбнулся.

— А как ты хотел? — усмехнулась ГРАФИНЯ. — Из заговоров, крупных или мелких, существующих в той или иной форме соткана вся наша жизнь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В теснинах горСквозь ворох кленовых листьевПроходит олень.Я слышу стонущий голос.До чего тогда осень грустна!

ШЕВАЛЬЕ имел вид бледный и печальный. Его левая рука и правое плечо были обмотаны бинтами. Зайдя в комнату, он, молча и глубоко мне поклонился, потом тяжело опустился на одно колено, вытащил из ножен меч, на вытянутых руках выставил его перед собой и, посмотрев, наконец, мне прямо в глаза, произнёс:

— Ваше Величество, я совершил поступок, недостойный звания дворянина и Вашего приближённого. Я не прошу прощения, потому что не заслуживаю его. Велите казнить или миловать…

Я подошёл к юноше, некоторое время задумчиво созерцал его затылок, потом прошёлся по комнате, посмотрел в окно на тёмно-синее глубокое небо, перевёл взгляд на ГРАФИНЮ, затем на ПОЭТА. Оба они смотрели в пол. В комнате и во дворе замка царила тишина. «Странно», — подумал я, — «А почему так тихо?».

— ШЕВАЛЬЕ, а почему вокруг так тихо? — спросил я юношу.

— Что, Сир? — он вздрогнул и поднял голову.

— Я не слышу вокруг никаких звуков. Ну, должны же говорить люди, звенеть оружие, хлопать двери, лаять собаки, мяукать кошки и так далее, и тому подобное.

— Сир, во всём замке введён режим полного покоя. Это сделано для того, чтобы процесс Вашего выздоровления проходил как можно быстрее и эффективнее, — мягко сказала ГРАФИНЯ. — Все войска выведены в поле, там разбит временный лагерь. В замке находятся только Гвардейцы.

— Меры, предпринятые вами, несколько излишни, но благодарю за заботу. Кстати, каковы наши потери, ШЕВАЛЬЕ?

— Сир, мы потеряли в общей сложности четыреста человек убитыми. Почти семьсот — легкораненые, пара сотен ранены тяжело, — торопливо ответил юноша. — Основные потери мы понесли во время штурма замка.

— Жаль, жаль… Что там с конницей и с Гвардией?

— Сир, в кавалерии, к сожалению, двадцать человек убиты и шестьдесят ранены, — поморщился ШЕВАЛЬЕ. — Пираты всё-таки оказали определённое сопротивление. А вот в Гвардии, слава Богу, все живы! Ну, пара десятков легкораненых не в счёт. Вот что значит тяжёлое вооружение и отменная физическая подготовка!

— Суть не в вооружении! Суть в духе, организации и дисциплине! — я строго посмотрел на юношу.

— Совершенно с Вами согласен, Государь!

— А вообще-то, потери наши, конечно, сравнительно незначительные. Ну и слава Богу!

— Сир, так каково Ваше решение в отношении ШЕВАЛЬЕ? — мягко напомнила мне ГРАФИНЯ.

— Оставьте свой меч пока при себе, сударь! — я подошёл к юноше и поднял его с колен. — Что же его у вас отнимать, если я вам его совсем недавно подарил. Как никак его выковал лично Первый Мастер Первой Горы по моему заказу. Императорскими подарками просто так не разбрасываются. Этот меч я верну себе обратно только в двух случаях: если вы со славою погибните на поле брани, или если вы ещё раз допустите ошибку, подобную вчерашней. В таком случае я собственноручно отрублю вам голову вот этим самым мечом. Понятно?! Ну, а об измене я уже и не говорю!