Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Взрыв был такой, что находившийся на берегу халиф Абдуллахи долго не мог прийти в себя, а судно разнесло в щепки вместе с находившимся на его борту экипажем.

Оправившись от легкой контузии, Абдуллахи выразил удовлетворение новым оружием и приказал установить вторую бомбу при входе в порт. Ошеломленные дервиши долгое время не решались к ней приблизиться. Когда в конце концов вторую мину установили на дне реки, Абдуллахи поблагодарил немецкого инженера и приказал выдать ему награду.

С тех пор дервиши с тревогой ждали наступления неверных. Каждый день их разведчики доносили о медленном, но неуклонном продвижении вражеских войск к городу. Осман Аталан лучше других халифов и эмиров понимал мощь и решимость этих новых крестоносцев. Когда передовые отряды неверных достигли деревни Меррех, что в четырех милях от холмов Керрери, он взял с собой аль-Нура и Мумана Дигни и поскакал на вершину холма, чтобы собственными глазами увидеть приближающего неприятеля. Сквозь плотную пелену пыли виднелись колонны марширующих солдат и сверкающие шлемы кавалеристов, а по реке плыла эскадра новеньких военных судов. Этого было достаточно для решительных действий. Вернувшись домой, Осман собрал своих жен и наложниц.

– Я отправляю вас вместе с детьми и рабами в отдаленную мечеть в оазис Гедда. Ждите меня там. Если мы выиграем эту битву, я вернусь за вами.

Ребекка и Назира быстро собрали свои пожитки, погрузили их на верблюдов и с тремя детьми спешно покинули город в сопровождении небольшого отряда аггагиров.

– Почему эти неверные хотят нам зла? – хныкал Ахмед. – Что с нами будет, если они убьют нашего дорогого отца? – Мальчик не походил на своих красивых родителей. У него были голубые, близко посаженные испуганные глаза, редкие передние зубы выступали из-под верхней губы, как у большого и хитрого хорька.

– Не распускай нюни, дорогой братец, – презрительно поморщилась Кахруба. – Что бы ни случилось с нами по воле Аллаха, мы должны быть храбрыми и заботиться о нашей благочестивой матушке.

Ребекка с болью в сердце наблюдала за ними, такими разными. Ахмед поражал простотой, стеснительностью и неизбывным страхом в душе, а Кахруба была красивой, бесстрашной и необузданной. Она крепко прижала к себе детей, размеренно покачиваясь в седле верблюда и прикрывая от палящих лучей солнца своего третьего ребенка, лежавшего у нее на коленях. Крошечное тельце младенца казалось ей слишком горячим и потным в этом ужасном Омдурмане.

Небольшой караван женщин и детей достиг благословенного оазиса вскоре после наступления темноты.

– Тебе понравится здесь, – сказала Ребекка Ахмеду. – Ты здесь родился. За тобой присмотрят мудрые муллы и научат многим полезным вещам.

Ахмед был склонен к наукам и страстно желал учиться, чем радикально отличался от своей младшей сестры. Ребекка даже не пыталась влиять на Кахрубу, зная, что та унаследовала ее упрямый и волевой характер и не примет идей, противоречащих ее собственным убеждениям.

В ту ночь она лежала на узком ангаребе и думала о своих сестрах-близнецах. В последнее время это происходило все чаще и чаще и было связано с приближением египетских войск к Омдурману. Прошло немало лет с тех пор, как она рассталась с Эмбер, а Саффрон не видела еще больше. Сейчас даже Хартум стал потихоньку забываться, а перед глазами стояли образы маленьких сестер. По щекам покатились слезы. Как они сейчас выглядят? Может, уже вышли замуж? Есть ли у них дети? Где они живут и чем занимаются? Конечно, сейчас они ни за что на свете не узнали бы ее. Она давно превратилась в настоящую арабскую женщину, обремененную многочисленным потомством, постаревшую и подурневшую от неисчислимых забот. Ребекка горестно вздохнула и застыла, стараясь не потревожить сон младенца.

Но ее тут же одолели дурные предчувствия. Что ждет их впереди? Ощущение близкой беды сжимало сердце. Образ жизни, мир, к которому она уже привыкла и считала своим, прямо на глазах рушился. Скорее всего любимый муж сложит голову в этой битве, и дети тоже могут погибнуть. Как жить и на что надеяться? На кого опереться?

В конце концов она погрузилась в тяжелый горестный сон, а когда проснулась, тельце ребенка у нее под боком уже остыло. Невыносимое отчаяние охватило ее израненную душу.

Британская и египетская кавалерия наступала объединенными силами. Нил остался слева, вверх по нему стройными рядами плыли военные суда. А перед кавалерией открывались холмы Керрери, где должно произойти главное сражение. Верблюды Пенрода скакали на правом фланге и первыми взобрались на склон холма, за которым виднелась небольшая долина. С вершины открывалось селение обоих Нилов и заброшенные развалины Хартума.

Далеко впереди раскинулся Омдурман, в самом центре которого возвышалась странная коричневая башня. Раньше ее там не было, и Пенрод догадался, что это, должно быть, гробница Махди, построенная недавно. Больше никаких существенных изменений в городе не произошло.

Широкая долина перед ними, окруженная скалистыми холмами, заросла невысоким колючим кустарником, а в самом ее центре как монумент возвышался еще один холм конической формы – Сургхам. И никаких признаков дервишей. Сохраняя привычную осторожность, Пенрод остановил полк на возвышенности, а вперед выслал эскадрон британской кавалерии, чтобы разведать обстановку.

Кустарники мгновенно ожили. Отделившиеся от них крошечные точки оказались передовым отрядом дервишей, мчавшимися навстречу разведывательному британскому эскадрону. Британцы спешились и, заняв оборону, открыли ураганный огонь. Когда первый ряд наступавших рухнул под пулями, остальные дервиши поспешили укрыться в кустарнике, который тут же пришел в движение.

Только сейчас Пенрод понял, что это были ветки, которыми дервиши замаскировали свое присутствие. Десятки тысяч всадников вырвались на просторы равнины, а за ними огромной массой, словно саранча, в наступление пошли копьеносцы. Над рядами всадников развевались десятки военных знамен и даже на таком расстоянии слышались воинственные звуки барабанов и завывание рожков.

Пенрод направил бинокль на передовую группу всадников и без труда узнал пурпурно-черное боевое знамя Османа Аталана.

– Итак, появился мой главный враг, – прошептал он, машинально переходя на арабский.

– Это судьба, – согласился стоявший рядом Якуб и злорадно ухмыльнулся, устремив один глаз в сторону. – Уже давно предначертанная.

В этот момент их внимание переключилась с наступающих дервишей на реку, откуда военные суда дали первый залп из пушек и пулеметов по укрепленным позициям неприятеля, защищавшим вход в городской порт. Им слабо ответили пушки дервишей, и вскоре долину накрыл невыносимый грохот артиллерийских орудий. Однако залпы с военных судов были более точными и частыми, подавляя врага. Через несколько минут укрепления форта были разгромлены, а пулеметы «максим» завершили дело, сметая стеной огня мелькавшие на оборонительных сооружениях фигурки людей.

Британская и египетская кавалерия медленно отступала под натиском дервишей, а в это время позади холмов и вдоль реки занимали оборону основные силы армии Китченера, сосредоточившись вокруг небольшого рыбацкого поселка Эйгейга в ожидании врага.

Внезапно дервиши остановились и, сделав несколько выстрелов в воздух, спешились и легли на землю. Был уже поздний вечер, и вряд ли они готовили новое наступление.

Флотилия военных судов, выполнив свою главную задачу по уничтожению вражеской крепости и гробницы Махди, отошла вниз по течению и укрылась за высокими берегами как раз напротив армии дервишей. На город и окрестности опустилась ночь.

* * *

Осман Аталан и халиф Абдуллахи сидели у костра в тылу своих войск перед огромным шатром и обсуждали ход военных действий. Несмотря на неудачи первого дня, они строили планы на завтра и все еще надеялись на победу. Вдруг с берега реки на них обрушился столб яркого света, похожий на огненный взгляд гигантского циклопа. Абдуллахи вскочил на ноги и закричал: