Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

С утра от соседей прибегает к нам чёрный лохматый щенок, и Володя с ним подолгу возится. Жизнь самая дачная…

Тут очень красиво. Хорошо также, что нельзя очень гонять на велосипеде, а то Володя очень злоупотреблял этим спортом и плохо отдыхал, лучше больше гулять…»[588]

Возможность в любой момент уйти одному «куда-то в неопределённую часть пространства» всегда была для Ленина и редкой, и желанной. Подумать ему наедине с собой всегда было о чём, а где думается лучше, как не во время неспешной прогулки? Да ещё и когда атмосфера вокруг в прямом смысле слова чистая, целительная!..

Болезнь Крупской его беспокоила, в том же письме в Феодосию есть и приписочка самого Ленина: «Дорогая мамочка! Крепко обнимаю тебя и шлю всем привет. Мите большое спасибо за письма. Надю уговариваю ехать в Берн. Не хочет. Но теперь она немного поправляется. Твой В.У.»

В Берн ехать, всё же, пришлось, и 23 июля Кохер удачно оперировал Крупскую. Операция шла около трёх часов, без наркоза, но Надежда перенесла операцию мужественно, хотя в первые сутки бредила в сильнейшем жару.

26 июля 1913 года Ленин сообщал об этом матери из Берна уже в Вологду, признаваясь, что «перетрусил изрядно». В том же письме он сетовал:

«Закрытие газеты, в которой я писал, ставит меня в очень критическое положение. Буду искать поусерднее всяких издателей и переводов; трудно очень найти теперь литературную работу»[589].

Речь здесь о «Правде», которую 5 июля 1913 года на номере 151-м закрыли… 13 июля 1913 года она начала выходить уже под названием «Рабочая Правда», но всё равно материальное положение Ульяновых, да ещё и после расходов на сложную операцию, оставляло желать лучшего. Тем более, что Ленин не мог позволить себе уйти в чисто журналистскую или научную работу – партийные дела давно стали для него примерно тем же, что ядро, прикованное к ноге каторжника… С той лишь разницей, что Ленин приковал себя к этому «ядру» по собственной воле и сбегать с добровольной «каторги» намерения не имел.

Владимир Ленин всегда жил скромно – и когда был один, и когда он женился на Надежде Крупской. Ренегат-невозвращенец Валентинов-Вольский (1879–1964) в изданном посмертно – в 1972 году в Париже «Малознакомом Ленине» – книге, увы, мало правдивой, усердно «разоблачает» «мифы» о Ленине, и, в частности, «миф о жизни впроголодь»[590].

Но, если не считать нескольких незначительных «лакировщиков» наоборот, никто о голодающем в эмиграции Ленине никогда не писал. Нет ни слова об этом и в нормативном сталинском кратком курсе «Истории ВКП(б)». Валентинов заявляет, что одним из творцов-де «легенды о бедной жизни Ильича» стала его старшая сестра Анна Ильинична, «утверждавшая, – как пишет Валентинов, – что за границей „во время наших кратких наездов, мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно“…»

Придётся привести не выдранные «мемуаристом» из контекста, строки, а развёрнутую цитату из предисловия А. И. Ульяновой-Елизаровой к сборнику писем Владимира Ильича к родным издания 1930 года:

«Видны также из писем Владимира Ильича его большая скромность и невзыскательность в жизни, умение довольствоваться малым; в какие бы условия его ни ставила судьба, он всегда пишет, что ни в чём не нуждается, что питается хорошо; и в Сибири, где он жил на полном содержании на одно своё казённое пособие в 8 р. в месяц, и в эмиграции, где при проверке, во время наших кратких наездов, мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно. Необходимость в его условиях пользоваться дольше, чем обычно, денежной помощью матери вместо того, чтобы помогать ей, всегда тяготила его…»

Не удержусь, и продолжу цитирование:

«Стесняла его необходимость пользоваться при недостаче литературного заработка партийными деньгами…

Из-за этой же экономии старается Владимир Ильич, где можно, пользоваться книгами в библиотеках. На удовольствия он почти ничего не тратит: посещения театров, концертов…, являются такой редкостью, что не могут отражаться на бюджете. Да Владимир Ильич всегда определённо предпочитал этим видам отдыха на обществе, на народе – отдых на природе…»[591]

Надеюсь, теперь всё стало на свои места? Бедная жизнь и скромная жизнь – вещи, всё же, разные…

К тому же Анна Ильинична была женщиной волевой, с «инспекторскими» наклонностями, и её оценка «недостаточности» питания Ленина не очень сообразуется с его собственными оценками.

Но зачем Валентинов так мелко передёргивал факты?

Э-э, в том-то вся и штука!

Предавшему социалистические идеалы, а, значит, – и Ленина, Валентинову, как и всякому предателю, хотелось самооправдаться. А для этого, волей-неволей, надо кусать и страну, которую предал, и человека, которого предал. Иными словами, надо лгать, смешивая правду с ложью.

Валентинов и прочие валентиновы этим и занимаются. Но иногда, к слову, у того же Валентинова прорывается такая фраза, что дорогого стоит – как, например, тогда, когда он сообщает: «Ленин не имел привычки говорить о себе. Уже этим он отличался от подавляющего большинства людей»[592].

Это – правда сквозь зубы, то есть – самая ценная правда… Та, которую не может утаить даже враг.

А ложь Валентинова насчёт того, что в СССР якобы бытовал миф о жизни Ленина впроголодь, опровергается и тем, что, как уже было сказано, ещё в 30-е годы издавались письма Ленина и к родным, и к соратникам. А знакомство с ними свидетельствует лишь о скромной, без излишеств, но отнюдь не бедной жизни Ильича в эмиграции!

Подтверждений тому отыскивается в письмах Ленина и Крупской множество – не ленись только листать том, например, 55-й Полного Собрания Сочинений, где опубликованы письма к родным с 1893 по 1922 год. И очень уж непривычный для многих Ленин смотрит на нас со страниц этих писем – и его собственных, а особенно – писем жены…

Всем известна штампованная формула: «Ничто человеческое ему не чуждо»… Но почему-то в подтексте её всегда имеются в виду те или иные маленькие и не очень маленькие слабости, а то и пороки, которые эта самая формула призвана оправдать. А ведь человеку – если он действительно заслуживает звания человека, должны быть не чужды и в действительности не чужды достоинства. Пороки – это от неразвитости, от гипертрофированного животного, а не человеческого начала. И как раз то, что приведённой выше сомнительной формулой оправдывалось, было Ленину чуждо.

Зато подлинно человеческое ему было, напротив, свойственно! Вот что писала Надежда Константиновна 26 декабря 1913 года в письме – отличном, между прочим, по стилю – из Кракова матери Ленина в Вологду, где тогда жила Мария Александровна:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});