Буря мечей - Джордж Мартин

Позади что-то громко плеснуло. Джейме обернулся на звук и увидел в слабом свете Бриенну Тарт с руками, закованными в тяжелые цепи.

— Я поклялась охранять тебя, — упрямо сказала женщина. — Я дала клятву. — Нагая, она протянула к Джейме скованные руки. — Прошу вас, сир, будьте так добры…

Стальные звенья распались, как шелк.

— Меч, — умоляюще сказала Бриенна, и меч явился вместе с поясом и ножнами. Она опоясала им свою толстую талию. Свет был так слаб, что Джейме едва ее видел, хотя они стояли в нескольких футах друг от друга. При таком освещении она могла бы сойти за красавицу — или за рыцаря. Ее меч тоже загорелся серебристо-голубым светом, и тьма отступила чуть дальше.

— Огонь будет гореть, пока ты жив, — услышал Джейме голос Серсеи. — Когда он погаснет, умрешь и ты.

— Сестра! — крикнул он. — Останься со мной. Останься! — В ответ послышались тихие удаляющиеся шаги.

Бриенна взмахнула мечом, следя, как мерцает серебристое пламя. Горящий меч отразился в черной воде. Высокая и сильная, какой она запомнилась Джейме, Бриенна теперь стала как будто более женственной.

— Кого они держат там внизу, медведя? — настороженно прислушиваясь, спросила она. Каждый ее шаг сопровождался плеском. — Пещерного льва? Лютоволка? Скажи мне, Джейме. Что живет там, во тьме?

— Рок. — Он знал, что ни медведя, ни льва там нет. — Только рок.

Лицо женщины в серебристом свете мечей было бледным и свирепым.

— Не нравится мне это место.

— Мне тоже. — Вокруг маленького островка света, созданного их мечами, простиралось безбрежное море тьмы. — Я промочил себе ноги.

— Мы можем вернуться тем же путем, которым нас привели сюда. Если ты станешь мне на плечи, то наверняка дотянешься до края обрыва.

«И смогу последовать за Серсеей». Эта мысль возбудила его, и он отвернулся, чтобы Бриенна не заметила.

— Слушай. — Она положила руку ему на плечо, и он вздрогнул от ее внезапного теплого прикосновения. — Что-то идет сюда. — Бриенна указала рукой налево. — Вон там.

Он вгляделся во тьму и тоже увидел, что к ним что-то движется.

— Всадник. Нет, двое. Два всадника, бок о бок.

— Здесь, под Утесом? — Это не имело смысла, но теперь и он разглядел двух всадников на бледных конях, одетых в доспехи, как и наездники. Боевые скакуны двигались медленным шагом, совершенно бесшумно — ни плеска, ни топота, ни лязга стали. Джейме вспомнился Эддард Старк, едущий по длинному тронному залу Эйериса в полной тишине. Вместо уст говорили его глаза — глаза лорда, серые, холодные и осуждающие.

— Это ты, Старк? — окликнул Джейме. — Приблизься. Я не боялся тебя живого, не побоюсь и мертвого.

— Вон еще, — тронула его за руку Бриенна.

Да, он тоже видел их. Ему казалось, что они одеты в снеговую броню, и ленты тумана развевались у них за плечами. Забрала их шлемов были опущены, но Джейме не нужно было видеть их лица, чтобы узнать их.

Вот пятеро его братьев. Освелл Уэнд, Джон Дарри, Ливен Мартелл, принц Дорнийский, Герольд Хайтауэр, или Белый Бык, сир Эртур Дейн, Меч Зари. А за ними, увенчанный туманом и горем, с длинными струящимися позади волосами, едет Рейегар Таргариен, принц Драконьего Камня и законный наследник Железного Трона.

— Вам меня не испугать, — крикнул Джейме. Они разделились, объезжая его с двух сторон, и он не знал, куда повернуться. — Я буду драться с каждым поодиночке или со всеми разом. Но кто из вас выйдет против женщины? Она злится, когда ее не принимают в расчет.

— Я поклялась охранять его, — сказала Бриенна тени Рейегара. — Я дала священную клятву.

— Все мы давали какие-то клятвы, — с глубокой печалью сказал сир Эртур Дейн.

Тени сошли со своих призрачных коней, беззвучно обнажив длинные мечи.

— Он собирался сжечь город, оставив Роберту только пепел, — сказал Джейме.

— Он был твоим королем, — сказал Дарри.

— Ты поклялся защищать его, — сказал Уэнд.

— И детей тоже, — сказал принц Ливен.

Принц Рейегар переливался холодным светом — то белым, то красным, то темным.

— Я оставил мою жену и детей на твое попечение.

— Я не думал, что им причинят какой-то вред. — Меч Джейме теперь светился не так ярко. — Я был с королем…

— И убил его, — сказал сир Эртур.

— Перерезал ему горло, — сказал принц Ливен.

— Убил короля, за которого клялся умереть, — сказал Белый Бык.

Свет, озарявший его клинок, угасал. Джейме вспомнил слова Серсеи, и ужас охватил его. Меч Бриенны по-прежнему светился, но его угас совсем, и призраки ринулись на него.

— Нет, — крикнул он. — Нееееееееет.

Он проснулся с бьющимся сердцем в звездной ночи, среди деревьев. Во рту стоял вкус желчи, он вспотел и весь дрожал. Его правая рука заканчивалась обрубком, в бинтах и кожаной оплетке. Внезапные слезы подступили к глазам. «Я ведь чувствовал ее. Чувствовал силу пальцев и грубую кожу на рукояти меча. Моя рука…»

— Милорд. — Квиберн стоял над ним на коленях, сморщившись от избытка отеческой заботы. — В чем дело? Я услышал, как вы кричите…

Суровый Уолтон возвышался над ними обоими.

— Что случилось? Что за крик?

— Сон, только и всего. — Джейме, не совсем еще опомнившись, оглядел лагерь. — Я был во тьме, но рука ко мне вернулась. — Он взглянул на свой обрубок и ему снова стало плохо. Да и нет такого места под Утесом. В пустом желудке урчало, голова, которой он прислонялся к пню, разболелась.

Квиберн пощупал ему лоб.

— Лихорадка еще держится.

— Горячечный сон. Помогите-ка встать. — Уолтон ухватил его за здоровую руку и поднял на ноги.

— Еще чашу сонного вина? — спросил Квиберн.

— Нет уж. Хватит с меня снов на эту ночь. — Сколько там еще до рассвета? Он знал, что если закроет глаза, то снова вернется в то темное и мокрое место.

— Тогда маковое молоко? И что-нибудь от лихорадки? Вы еще слабы, милорд. Вам нужно поспать, отдохнуть.

Это ему было нужно меньше всего. Луна освещала пень, головой к которому лежал Джейме. Пень густо оброс мхом, и поэтому Джейме только сейчас рассмотрел, что он белый. Это напомнило ему Винтерфелл и сердце-дерево Неда Старка. Старка в его сне не было. Но пень мертв и Старк мертв, и все другие, кого он видел, мертвы. Принц Рейегар, сир Эртур и дети. И Эйерис. Эйерис мертвее их всех.

— Вы верите в приведения, мейстер? — спросил Джейме. Лицо Квиберна приняло странное выражение.

— Однажды в Цитадели я вошел в пустую комнату, где стоял пустой стул. Однако я знал, что с него только что встала женщина. Сиденье было примятое и еще теплое, а в комнате пахло ее духами. Если мы оставляем за собой свой запах, выходя из комнаты, то уж, верно, и от наших душ остается что-то, когда мы уходим из жизни? Архимейстеры, впрочем, не одобрили мой образ мыслей. Только Марвин согласился со мной, но он был единственный.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});