Лабиринт миров - Евгений Гуляковский

«Подожди, — шелестел шёпот, — зачем же так, сразу… Лучше отказаться от индивидуальности, слиться в единство… Видишь стену? Ей хорошо, она состоит из одинаковых кирпичиков. Или улей, помнишь, пчёл? Они живут дружной семьёй. Только интересы целого имеют значение. Личность — ничто. Откажись от борьбы, иди к нам. Сольёмся в единое целое. Ты ничего не значишь сам по себе, только в единстве мыслей и мнений обретёшь покой. Ты не должен принадлежать себе…»

«Прочь! Я человек! Человек — это личность. Индивидуальность — это и есть я. Прочь!»

Шёпот постепенно затих, отдалился, но вдруг чужая воля навалилась на него так, что перед глазами замелькали красные круги, прервалось дыхание, он понял, что его силы на исходе, что ещё секунда — и случится что-то непоправимое, страшное, он перейдёт грань, из-за которой уже нет возврата. И тогда в последнем отчаянном усилии он заблокировал сознание, отключил его, провалился в беспамятство.

Медленно разгорался тусклый огонёк. Сначала он видел очень немного через узкую щель, открытую для обозрения, но постепенно пространство раздвинулось. И он увидел себя. Не поразился, не удивился. Холодное, нечеловеческое равнодушие сковало эмоции. Двое лежали у камня: Практикант и Физик. Лежали неподвижно, широко раскинув руки, то ли во сне, то ли в беспамятстве, и он стоял рядом и смотрел со стороны.

Но кто же он? Чьими глазами смотрит сейчас на мир, если видит самого себя и понимает это? Ответа не было. Мысли почти сразу же смешались, понеслись стремительным, пёстрым вихрем. Чужие, совершенно непонятные для него мысли. И когда он, спасаясь от этого грозящего утопить его сознание половодья, окончательно проснулся и резко вскочил на ноги, то в памяти осталось ощущение чего-то непостижимо сложного, недоступного его логике и пониманию. И в то же время было чувство потери, лёгкого сожаления от расставания… Никого не было на том месте, где, наверное, только что стояло неизвестное ему существо; это его глазами смотрел он сам на себя. Минуту назад, наверное, оно пыталось проникнуть в его сознание ради того самого контакта, к которому он так стремился, но в последний момент он отступил, испугался, выключил сознание, и тогда оно предприняло ещё одну, последнюю и тоже неудачную попытку. Подключило его мозг к собственному сознанию, но и из этого ничего не вышло, он ничего не понял и ничего не запомнил…

Впрочем, нет, что-то всё же осталось, даже не мысль, а так, ощущение, та самая эмоция, отсутствие которой так его поразило в самом начале. Сильное эмоциональное переживание. Но какое? Вспомнить это было важно, очень важно!.. Сожаление? Да, как будто это было сожаление. Но о чём? Это не было сожаление о неудавшемся контакте. Что-то гораздо более важное, более общее разобрал он за этим чувством. Словно что-то необходимо было сделать и одновременно невозможно. Ну ладно. Невозможно так невозможно. Не получилось с налёта… Попробуем постепенно накапливать информацию друг о друге, разрабатывать взаимоприемлемые методы контакта. Главное — это было началом. В этом он не сомневался.

Желание поделиться своим открытием заставило его разбудить Физика. Тот проснулся сразу. Рывком поднялся и только потом, осмотревшись, расслабился.

— Что, и тебя беспокоили сны?

С минуту Физик внимательно смотрел на него:

— Это были не совсем сны… Ночью я просыпался, тебя не было, хотел искать, но что-то помешало… Как будто меня оглушили изрядной порцией снотворного. А голова лёгкая. Ладно. Рассказывай.

— Я думал, что всё происходило только в моём воображении. Неужели они специально создавали все эти сложные вещи только для одного эксперимента? Каковы же возможности этой цивилизации?

— Не тяни. Рассказывай.

Когда Практикант закончил подробный рассказ, Физик долго сидел задумавшись.

— Со мной у них что-то не получилось. Возможно, мой мозг менее приспособлен для воздействия. Наверное, у них двойное моделирование: и на предметах, и в сознании человека. А я предпочитаю вещи реальные, зримые. Так сказать, дневные. В одном ты оказался бесспорно прав: контакт всё-таки состоялся. Не зря мы остались.

Практикант сидел нахмурившись, уставившись на вмятину в песке, заменившую им ночью постель.

— У меня такое чувство, что всё, что было, это только предварительные эксперименты, поиски подхода, а не сам контакт. Не может быть, чтобы этим всё вот так кончилось… Расскажи, что произошло с тобой этой ночью?

Физик почему-то ответил уклончиво:

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты был прав. Но знаешь, из того, что уже известно, мне кажется, настоящий контакт вряд ли возможен.

— Почему?

— Очень отличные от нас системы сознания, восприятия мира. Боюсь, что они нас не понимают и даже чего-то боятся… Наверняка боятся…

— Боятся? Чего? У нас нет даже корабля, мы целиком зависим от них…

— Да. Конечно… И всё же они определённо чего-то опасаются. Это, пожалуй, единственное, что не вызывает у меня сомнения из той части ночных приключений, которые пришлись на мою долю. Всё остальное — туман. Бред какой-то. У тебя всё получилось гораздо определённее. Может быть, подсознательно я оказался меньше подготовлен к такому роду воздействия. Не знаю. Слишком мало информации, а та, которая есть, не может быть подвергнута вторичной проверке и, следовательно, не обладает научной ценностью. Надеюсь, всё же теперь ты удовлетворён. Не станем больше задерживаться. Истекли все сроки. Кибернетик и Доктор начнут поиски, если мы сегодня не вернёмся. Так что собирайся, вот только наберём воды на дорогу, здесь недалеко источник.

— Источник на западе, а шлюпка на востоке, всё равно придётся возвращаться. Я подожду тебя здесь, хорошо?

Физик посмотрел на него с усмешкой:

— Конечно, подожди. Именно в эти оставшиеся у тебя минуты и произойдёт всё самое необыкновенное. Желаю успеха.

Примерно через минуту после ухода Физика камень снова стал прозрачным. На этот раз безо всяких переходов. Практикант смотрел на равнину, в ту сторону, куда ушёл Физик, а когда перевёл взгляд на камень, в его стеклянной глубине уже плясал хоровод знакомых белых хлопьев. Как только Райков посмотрел на них, танец прекратился, отвёл глаза — и снова всё пришло в движение. Хлопья прекращали двигаться примерно через секунду после того, как он начинал смотреть на них. Это было первой реакцией камня на поведение человека.

Практикант подошёл ближе, белые структуры внутри камня замедлили движение. Он протянул руку и прикоснулся к камню. Все структуры двинулись к точке соприкосновения, словно человеческая рука притягивала их. Образовался как бы конус из белых кружев, вершина которого упиралась в его ладонь. Камень на ощупь казался слегка тёплым. Руку немного покалывало, словно от слабых разрядов электричества. На этот раз не было ни искр, ни переливчатой игры оттенков. Возможно, они были незаметны из-за солнечного света, но Практиканту казалось, что сегодня они просто не нужны. Внимание уже привлечено, контакт начался. Игра цветных огней только мешала бы пониманию главного. А главным было движение и строение структур. Теперь благодаря возникшей во время ночных экспериментов обратной связи и наличию входа у системы он уже не сомневался, что она несёт в себе и старается передать людям какую-то важную информацию: собственную или полученную извне — это сейчас не имело значения. Самым главным было разобраться в предложенной ему системе символов, обозначавших неизвестные понятия и явления.

С горечью пришлось признать, что он совершенно ничего не понимает. Внутри конуса непрестанно шли сложные, едва уловимые перемещения и перестройки. Он попробовал управлять их движением, как управлял ночью работой моделирующей машины — одним усилием мысли, но из этого ничего не вышло. Движение всех структур внутри камня совершенно не зависело от его сознания. Он уже хотел отвести руку, чтобы посмотреть, как на это отреагирует его странный собеседник, как вдруг в полуметре от первого конуса возникла как бы тень. В том месте, где вершина теневого конуса упиралась в поверхность камня, отчётливо обозначилось белое пятно, похожее на очертание ладони. Это уже было кое-что. По-видимому, его приглашали приложить сюда вторую руку. Для чего? Может быть, самоорганизующаяся система, расположенная в камне, получит от него таким образом какую-то нужную ей информацию? Неплохо показать, что человек не будет слепо следовать предложенному варианту.

Вместо того чтобы приложить вторую руку, он лишь поднёс её близко к пятну и сразу отдёрнул обе. Реакция всей системы на этот простой жест была очень бурной. Возник целый вихрь точек, смешавший все построенные раньше структуры. Тайфуны и смерчи крошили возникавшие вновь постройки. Неожиданно всё замерло. В первую секунду Практикант ничего не понял в рисунке застывших линий и пятен, как вдруг заметил движущуюся человеческую фигурку с канистрой в руках. Она была намечена схематично, штрихами, но достаточно ясно. Сразу стал понятен и остальной рисунок. Перед ним была объёмная карта окружающей местности. В центре, рядом с ярким пятном, ещё одна фигурка. Это он сам; и если Физик действительно там, где он сейчас виден на схеме, то самое большее через минуту его голова покажется из-за гребня ближайшего холма. Ничего больше Практикант не успел рассмотреть, потому что вокруг движущейся фигурки Физика стал плясать какой-то странный хоровод длинных тонких игл. Фигурка человека стала нерезкой и через секунду исчезла совсем. На том месте, где она только что стояла, вспыхивало и гасло яркое пятно. Не пытаясь даже разобраться в том, что всё это могло означать, Практикант уже бежал в ту сторону, куда ушёл Физик. Не хватало воздуха, бешено колотилось сердце. С трудом удавалось сохранять равновесие на разъезжавшейся под ногами каменистой осыпи. В том месте, где на карте Практикант в последний раз видел фигурку Физика, валялась канистра с водой. Её белый бок он увидел издалека, и уже не осталось сомнений в том, что несчастье произошло.