Публичное одиночество - Никита Михалков

Любое правило – это ограничение человеческих возможностей, потребностей, надобностей, инстинктов.

Но если говорить про глубинные понятия, такие, как порабощение личности, то и в данном случае все зависит от личности. Вспомните у Толстого Пьера Безухова, когда его взяли в плен, он рассуждает о том, что невозможно взять в плен душу, только тело… (II, 31)

ЛОЖЬ

(2011)

Интервьюер: Вы никогда не лукавите? Вы никогда не лжете?

Лукавить и лгать – это разные вещи.

Вот, допустим, Вы сами сейчас сказали, что я пришел к Вам, не прося заранее вопросов.

Это правда.

Да, это правда. А почему?

Потому что вопросы заранее нужны тогда, когда у тебя нет ответов на них, когда ты боишься, что тебя могут зацепить за что-то такое, на что ты ему не сможешь ответить.

Я на любой вопрос отвечаю. Другой разговор, я могу сказать: «Вы знаете, на этот вопрос я отвечать не буду. Это мое личное дело. И будьте любезны, не вмешивайтесь. Я священнику расскажу об этом, а не вам». Это другой разговор.

Но ведь очень просто не врать. Не надо ничего запоминать. Я так живу, я так думаю. Если вам не нравится, как я думаю, скажите, как думаете вы, и мы будем спорить. Но заставить меня думать по-другому, оскорбляя меня, – это напрасный труд… (VI, 10)

ЛОНСКОЙ

(2000)

Интервьюер: Будете ли Вы подавать в суд на оскорбившего Вас на пленуме Московского Союза кинематографистов Валерия Лонского?

Господь с вами, я не сужусь ни с беременными женщинами, ни с пожилыми старушками. Я не могу судиться с Лонским, потому что, как сказал Гейне: «Женщина, которая перестает быть женщиной, превращается в мужчину». А мужчина, который перестает быть мужчиной, переиначиваю я Гейне, превращается в Лонского…

Мы провели опрос в Москве, где организацией Союза кинематографистов руководит Лонской. Из ста человек никто не знает, кто такой Лонской и какие фильмы он снял, хотя на самом деле за последние три-четыре года он выпустил несколько картин, полностью финансированных государством. Теперь представьте, что он не будет начальником, кто ему станет деньги давать?

Никто! И борьба идет только за власть. (I, 79)

ЛОШАДЬ

(2005)

В течение тысячелетий лошадь имела огромное значение для человека. Была культура взаимоотношений человека и животного, и по тому, как к тебе относится лошадь, могли судить о том, какой ты человек. Лошадь в истории человечества сыграла не меньшую роль, чем атом. Лет десять назад отношение к лошади было губительным, как относились к лошади, так относились и к человеку.

Я очень рад, что сегодня здесь, на Красной площади, собираются люди в честь лошади, я думаю, что лошадь это запомнит и отблагодарит… (XII, 12)

(2010)

Лошади – моя любовь с детства.

Я ездил на конезавод на велосипеде, предварительно стащив у мамы бутылку «кончаловки». За эту бутылку конюхи разрешали мне чистить лошадей, то есть выполнять их работу, а потом в качестве награды я ехал на одном из коней, подстелив телогрейку, купать табун. С тех пор запах лошадей для меня один из самых волнующих в жизни…

У меня бывали ситуации, когда я понимал, что означает выражение «доверить себя коню». И конь всегда оправдывал это доверие. Вообще человека делают гармоничным две вещи: верховая езда и фехтование. Но фехтовать я не умею. Со времен Щукинского училища не пробовал. (XV, 46a)

ЛЮБОВЬ

(1992)

Любовь – это все. Это жизнь… это вера.

Достоевский сказал гениально: если я узнаю, что истина вне Христа, я предпочту остаться с Христом, нежели с истиной. И он же сказал: красота спасет мир.

В этих двух фразах, где нет слова «любовь», в общем-то, основой ответа является понятие «любовь». (II, 23)

(1999)

Мне кажется, что у творческого человека никогда не проходит необходимость состояния любви.

Во мне всегда присутствует желание, причем оно не обязательно должно носить характер домогательств, то есть осуществления этой любви через плотский акт. (II, 31)

(2003)

Вопрос: Вы еще не устали от признаний в любви? Если кто-то говорит, что устал от признаний в любви, он лжет. А если действительно устал, то он любви недостоин. Я отношусь с большим пиететом и уважением к тем, кто говорит мне хорошие слова. (I, 93)

(2006)

Вопрос: Вы любите, когда Вас любят? Просто подходит к Вам человек, и в глазах – явная симпатия.

Так ведь и я его тоже люблю.

Всякого?

Абсолютно.

Как Вам это удается? Иван Карамазов, по-моему, говорил: «Не понимаю, как можно ближнего любить…»

Да, и еще у Федора Михайловича сказано: легко любить все человечество, трудно любить одного.

Но я никогда не даю человеку повод разочароваться. Если он надеется, что его любят, я эту надежду не обману. И чем дальше от Москвы, тем любовь искреннее.

Почему я обожаю находиться где-нибудь в русской глубинке? Потому что там я ощущаю себя своим. Я в России везде свой. Я, может быть, внутри Садового кольца чужой.

Свой среди чужих… (I, 124)

(2009)

Реплика: Вас то любишь искренне, как после просмотра «12», то искренне ненавидишь и презираешь, когда слышишь холуйскую любовь к малодушному кагэбэшнику из Петербурга…

Судя по тону вашего послания, Вы – человек страстный и темпераментный… и неравнодушный.

Уже одно это вызывает и уважение, и сострадание.

Совершенно уверен, что не раз у Вас было в жизни, когда совершали какие-то поступки и говорили какие-то слова, а потом ужасно сожалели об этом и мучились.

Для того чтобы любить человека, его не обязательно знать, но для того, чтобы не любить, знать обязательно!

Подумайте сами, насколько глубоко Вы меня знаете, и оцените сами Вами написанное. (XV, 41)

(2009)

Интервьюер: Что за странная планида у Михалкова, почему отношение к нему всегда крайнее – либо любовь, либо ненависть?

Это ответная реакция на Михалкова, для которого тоже важно – любить. Я и кино снимаю про тех, кого люблю. Из чего – от противного – становится ясно, кого я должен не любить.

В данном случае нелюбовь ко мне естественна, потому что взаимна. Только не надо врать, что я украл, разбазарил – вы не за это меня не любите. Вас объединяет ненависть. Но это дурной объединитель. Вы что-то разрушите общей ненавистью, а потом выяснится, что, по словам Островского, «один любит арбуз, а другой – свиной хрящик…».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});