Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

Отвращение к сидячему образу жизни Сергей Альфредович заработал в молодости - когда товарищи по партии, недовольные слишком быстрым возвышением господина Мосюка (он тогда как раз выдвигался в депутаты от областной первички), подложили ему под обивку кресла плоскую противопехотную мину, срабатывающую на отжим. Мина должна была взорваться, когда он встанет - и превратить всю нижнюю часть туловища Сергея Альфредовича в фарш. Молодой кандидат в депутаты, однако, почувствовав под собой чужеродный предмет, заподозрил неладное. Более того, у него хватило ума или профессионализма - Мосюк по военной профессии был минёром - не вскакивать с кресла. Как потом пошучивали соратники, Сергей Альфредович задницей почуял, на что сел. У Мосюка это место всегда было чрезвычайно чувствительным... Как бы то ни было, он неподвижно просидел на этом кресле шесть часов, пока мину не обезвредили. С тех самых пор в быту Сергей Альфредович обходился пюпитром и диваном. Впрочем, от спецмашины со стоячим сиденьем - такое ему предлагали - Первый решительно отказался: Мосюк терпеть не мог оригинальничанья. И экстравагантных жестов не позволял никому. Даже себе.

Что касается мебели, то она находилась в кабинете отнюдь не для удобства посетителей - скорее наоборот. Во всяком случае, быстро перемещаться по кабинету было совершенно невозможно: всё мешалось под ногами. Поговаривали, что это сделано специально, на случай появления каких-нибудь нежеланных гостей. Шептались и о том, что якобы внутри этих креслиц и стульев можно найти нетривиальную начинку. Аксючиц в это не очень верил - но и не удивился бы, если вдруг это оказалось правдой...

- Ну так что, за встречу пьём? - усмехнулся Мосюк, осторожно поднимая бокал. - Смотри, отравишь меня своими пептидами.

- Тогда с меня снимут голову, - вздохнул гость.

- Брешешь, Виктор. Ты ещё меня переживёшь, на моей могилке качучу спляшешь, - тяжело вздохнул Верховный Правитель Российской Республики, опрокидывая в рот содержимое рюмки. - Хм-м. Не настоящий, конечно, но ничего так. Наши олухи, небось, и такого не могут.

- При наличии точного описания технологии изготовление не проблема. Если позволите, я оставлю вам вот это, - гость извлёк из нагрудного кармашка пиджака маленький блестящий диск и положил на стол. - Здесь рецептура и технология производства. Только скажите своим людям, чтобы они не пытались её совершенствовать. А то - точно отравитесь.

- Намёк понял, - Мосюк отпил ещё полглотка, пошевелил подбородком, раскатывая вино во рту. - Любит наш брат русак того-с... нахимичить. Блоху подковать. А то, что блоха прыгать больше не будет - так об этом не думаем. Есть в нас это, есть. Воспитывали вы нас, воспитывали - а всё никак... Я вот, знаете ли, тоже. Давлю уж, давлю в себе русака - а он всё выпрыгивает... Ну что ты будешь делать... уж такие мы уродились. Ergo, bibamus! - предсказуемо закончил он и выпил.

Собеседник едва заметно поморщился. Он-то знал, что Сергей Альфредович, при всей его подчёркнутой русковатости, вряд ли может похвастаться хотя бы каплей русской крови в жилах - зато там хватало крови украинской, польской, шведской и даже шотландской: один из предков российского диктатора был полковником британской армии. Не то чтобы Сергей Альфредович этого стыдился (судя по всему, это глупое чувство его не беспокоило никогда), но разговоры на эти темы считал неуместными. Людей же, ведущих неуместные разговоры, господин Мосюк сильно недолюбливал.

Впрочем, сейчас всё это было неактуально. В настоящий момент перед ним, Виктором Аксючицем, независимым эстонским коммерсантом и заодно доверенным лицом неких неафиширующих себя сил, стоит конкретная проблема, которую надо решить. И решить положительно: в ином случае с него действительно снимут голову.

- Сергей Альфредович, давайте о делах, - вздохнул Виктор. - Я, собственно, хотел поговорить о некоторых моментах предстоящего визита...

- Помню, помню. Этого, как его... Клауса... хитлеровца который.

- Взгляды господина Ламберта не имеют ничего общего с хитлеровскими, - покачал головой Виктор. - Я бы назвал их радикально-патриотическими.

- Ну, я вот тоже патриот, - Мосюк повертел в руках бокал, - и что? Мне на этого вашего Ламберта бросаться с кулачками? Хотя я-то не брошусь, я человек старый. И, того-с, культурный. Что бы там ни говорил про нашу культуру этот ваш господинчик.

- Господин Клаус Ламберт никогда не позволял себе неуважительно отзываться о русской культуре, - отрезал Аксючиц.

- А кто произносил речь в Райхстаге насчёт славянской заразы? - прищурился Мосюк.

- Вы же знаете, что эти слова были приписаны ему западными газетчиками, - раздражённо ответил Аксючиц.

- А мне сорока на хвосте принесла, - зло сказал Мосюк, - кое-что другое. Господин Ламберт неоднократно заявлял, в том числе публично, что Россия - источник наркотиков, преступников и нелегальных эмигрантов. Он же в частных разговорах называл славян полуарийцами. Он же выражал мнение, что прозрачная граница с Райхом является источником проблем для Германии. Он же неоднократно позволял себе насмешки над российской государственной символикой, в том числе публичные. - Из речи Мосюка куда-то пропало ёрничанье, исчезли прибауточки, голос стал сухим и резким, а формулировки точными.

- Извините, Сергей Альфредович, но вы прекрасно знаете, что во всём этом можно обвинить любого германского политика. В том числе и пророссийского. Дойчи - грубый народ. Хотя русские им в этом не уступают. Потому что если собрать кулуарные высказывания российских политиков, можно услышать высказывания и похлеще.

- Мы говорим не о словах, - Мосюк поудобнее устроился в кресле. - Клаус Ламберт - лидер определённого политического направления, и нам обоим известно, какого именно. Его появление в Москве - знаковое событие. Я дал неофициальное - и, прошу заметить, сугубо предварительное! - согласие на этот визит. Но взамен я ожидал от него большей гибкости, хотя бы внешне. Немного сдержанности в словах ещё никому не вредили, не так ли?

- Давайте уж откровенно, Сергей Альфредович. Ламберт - такой же заложник своей партии, как и любой другой деятель в его положении. Он просто не может позволить себе гибкости, которая будет воспринята как слабость. Особенно сейчас, после польских событий. И в связи с положением в Западной Украине.

- События, события... Дурачки собрались и неделю орали о независимости. Им отключили тепло и канализацию. Они помыкались-помыкались и разбежались. Делов-то.

- Не всё так просто. Дурачки кое-чему научились и поменяли тактику. Сейчас западноукраинский ландтаг готовит новую редакцию конституции. Не включающую в себя слова об "ограниченном суверенитете в рамках Райха и Райхсраума". Скорее всего, они соберут кворум и это будет принято. Без всяких разговоров о независимости как таковой. Но...

Мосюк даже не стал делать вид, что узнал что-то новое.

- Атлантический блок не признаёт самого понятия ограниченного суверенитета, - пожал он плечами. - А настроения на Западной Украине сейчас проатлантистские.

- В Западной Украине, - машинально поправил собеседника Аксючиц.

- На Западной Украине, - усмехнулся Мосюк. - По-русски будет - на Западной Украине.

- По-русски не будет. Вас они ненавидят еще больше, чем дойчей, - поймал подачу Аксючиц.

- Ну, эти крестьяне ненавидят всех, - легко сдал назад Первый. - Например, называют собак и кошек дойчскими и русскими именами. Говорят, у вас в Eesti Vabariik такое тоже было.

- Может быть, давно, до Культуркампфа. Я, во всяком случае, такого не помню, - пожал плечами собеседник. - Во всяком случае, эти крестьяне сейчас намерены поиграть в юридические игры.

- И получат то же самое. Ландтаг распустят. Ко всеобщему облегчению. Народу-то эти игры по енто место, - Верховный сделал неприличный жест. - Это же славяне. А славянин - существо неполитическое. Я тебе так скажу: что русские, что поляки, что украинцы - все они своё начальство в гробу видали. Им бы курицу в щи, да бабу на печь - вот и вся политика, - старик снова подпустил в речь ёрничества.

- В беспорядках в Варшаве участвовало около миллиона человек, - напомнил Аксючиц.

- Это другое. Власть славян не интересует, это да. Но славяне любят почёт. Чтобы их уважали. И ежели это уважение им не выказывать, они того... Ну, тут уж начинаются местные особенности. Поляки, они с гонором - оскорбляются. Украинцу становится досадно. А русский обижается. Обида - это, знаешь ли, самое главное русское чувство. Основное, можно сказать. Ну да тебе не понять... Ты мне лучше вот что скажи, - на какой мёд господин Ламберт летит в Москву? Только не юли.

Аксючиц вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. Сейчас ему придётся говорить неприятное.

Его знакомство с российским диктатором состоялось десять лет назад. Тогда Управлению срочно понадобилось провернуть некую крайне деликатную операцию на российской территории. Вся сложность ситуации заключалась в том, что политическое руководство страны не имело единого мнения относительно нужности и важности крайних мер. Откровенно говоря, жёсткое решение играло на руку вполне определенным - и не самым влиятельным на тот момент - силам в руководстве Райха, и подрывало позиции иных сил, на тот момент более влиятельных. При этом речь шла о настолько значительных лицах, что без согласия и поддержки Первого нечего было и думать о каких бы то ни было конкретных действиях. Независимый эстонский предприниматель с неопределённым статусом, давно и успешно сотрудничающий с Управлением на взаимовыгодной основе, волею судьбы занесённый в Россию как раз накануне возникновения критической ситуации, оказался самым подходящим передаточным звеном. В ту сумасшедшую неделю Аксючицу каким-то чудом удалось убедить сверхосторожного Мосюка закрыть глаза на действия Управления. В результате чего баланс сил в Берлине сместился, а Сергей Альфредович получил с того немалые дивиденды. С тех самых пор Аксючиц приобрёл неофициальный статус доверенного лица Верховного - которым, впрочем, пользовался очень осторожно.