Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник) - Дмитрий Вересов

И она вдруг заметила, что ее сияющая блондинистость тускнеет, упорно вытесняемая сединой, поначалу расстроилась и затосковала по уходящей молодости, а потом выбрала для себя рыжий цвет волос и не ошиблась в выборе. Мягко пламенеющая пышная копна стала главной изюминкой в ее облике, ее замечали, легко запоминали, что немаловажно для концертирующей музыкантши без выдающегося дарования, запоминали и дивились ее зрелой красоте. Стройная и изящная Светлана походила теперь на элегантнейшую лису с ухоженной шерсткой и, сама того не сознавая, со спокойной настороженностью, с милым расчетом стала оценивать обстоятельства и себя в этих обстоятельствах.

Однажды произошло совпадение некоторых обстоятельств, и она встретила мужчину своей жизни, который напоминал ей кого-то, давным-давно виденного лишь мгновение, но потрясшего ее юное воображение. У мужчины ее жизни в анамнезе была супруга, фигуристая бизнес-стерва, красотка с бледным матовым лицом, которое вспыхивало мрачным восточным румянцем, когда она видела молодых узкобедрых атлетов, выбритых до глянца, с каменными губами статуи Давида. Впрочем, не пренебрегала она и менее эффектными мальчиками, эта самая супруга по имени Лилия Тиграновна.

– Тигровая лилия? – шаля и дурачась, переспросила рыжая лиса Светлана мужчину своей жизни Олега Михайловича, когда он назвал имя супруги. Шаля и дурачась, потому что нисколько не ревновала, настолько он был ей по нраву, этот ее избранник.

– Скорее уж Тигра лилейная, – усмехнулся Олег, – с ядовитыми когтями. Вот таку-у-ущими!

Обычно он не опускался до того, чтобы обсуждать дражайшую супругу со своими женщинами, но тут уж так случилось. Ненаглядная рыжая лиса вытянула из него все что хотела. Она вообще была склонна вольничать с ним, в душу лезть. А он не имел ничего против. Он решил жениться на лисе. Но Лилия Тиграновна пока была против. У Лилии Тиграновны ручки были загребущие, и она никогда не отдавала заполученное добро, даже ставшее почти никчемным. Поэтому щедрых отступных, которые сулил ей Олег, и пожизненного содержания, а также инвестиций в ее собственный бизнес (фирма «Хай Скай Сити», предоставляющая услуги, связанные с промышленным альпинизмом. Ах, какие там мальчики!) ей было мало. Ей во что бы то ни стало желалось оставаться Луниной, во-первых, из чистой стервозности, во-вторых, «Лунин» – это такой замечательный ярлык, это такой известный бренд, что отказаться от него было бы недальновидно.

Светлана, в свою очередь, тоже не мучилась сомнениями и была уверена в недальновидности отказа от любимого мужчины в пользу его законной жены. Она была смертельно влюблена и чувствовала себя любимой и единственной, и над нею, как выразилась Аня, праздником сияли золотые небеса с синими звездами, и она чувствовала себя совсем молодой, чуть ли не моложе собственной дочери. Последнее обстоятельство иногда вызывало некоторую неловкость в мироощущении, особенно когда Аня была рядом, как сейчас, например. Бедный, бедный кролик с повисшими ушками! Что происходит с дочкой?

Они стояли у окна в одном из пустых консерваторских классов, и Аня действительно выглядела, как расстроенный кролик.

Из-за всех этих неприятностей с электричеством она завалила-та-ки работу, не сдала в положенный срок заказанный ей реферат, поэтому денег в ближайшее время ждать не приходилось. И Аня, как это ей, взрослой самостоятельной женщине ни претило, решилась все же обратиться к матери за материальным вспоможением.

– Столько пока достаточно? – вынула из сумочки купюры Светлана.

Аня кивнула. Тонкие пряди упали на лицо, скрыли горестные бровки и растерянный взгляд заблудившегося кролика. Только от матушки родной ничего не скроется.

– Анюта, что-то стряслось? Не расскажешь?

– Ох, мамочка, да что рассказывать. Нечего рассказывать. Как-нибудь разберусь сама, ты не беспокойся.

– О таком не рассказывают? – не отступалась Светлана.

– Не о чем рассказывать, – соврала Аня. – Так. Осень. Вот и все.

– «Прощай вино в начале мая, а в сентябре прощай любо-о-овь», – напела Светлана на невнятный мотивчик. С вокалом у нее было так себе. – Я права, дочка? Поссорилась с другом? Это тяжело и неприятно, особенно осенью. Темно, промозгло. А вот увидишь: зимой, как снег ляжет, мир родится заново. Будет тебе Рождество. Но лучше бы тебе безвременье дома пережить. Возвращайся, Анюта, а? В свою комнату. Бабушка и дедушка тебя любят и ждут. А я-то!..

– Подумаю, мама, – кивнула Аня, глядя на свое бледное отражение в оконном стекле. – А ты ждешь кого-то? Почему мы вдруг здесь встречаемся? Или концерт? Репетиция? Можно я посижу на репетиции?

– О, да. Репетиция. Сейчас подойдет Яша, и будет репетиция. А вот и он, красавец наш.

– Здравствуйте, тетя Света! – просунул голову в дверь аудитории молодой красавец, которому отец объяснил, кто такая Светлана, и что ее свободно можно называть тетей. Кроме того, она оказалась тем самым представителем музыкальной общественности, которого направили в аэропорт встречать юную знаменитость, то есть Яшу же.

«А я-то ее совсем забыл», – сказал Яша отцу. «Неудивительно, – ответил Вадим Михайлович. – Ты был совсем шпингалетом, когда мы приезжали в последний раз. К тому же она очень изменилась. Из несчастной потерянной девчонки такая стала дама! Просто смерть мужьям. Даже не верится».

– Здравствуйте, тетя Света! – сказал Яша. – Я никак не ожидал, что у вас тут такие пробки. Я не опоздал? Извините, если опоздал. Зал там, кажется? – махнул он рукой. Прижал к себе поплотнее скрипку в футляре и улетучился.

– Мама, это кто?! – удивленно спросила Аня.

– Господи, да Яша же! Не узнала? Я-ша!

– Ммм! Нет, – помотала головой Аня. – Что-то как-то… Что-то не помню. Он кто, мам?

– Да сын дяди Вадима из Израиля! – объяснила Светлана. – Они приехали всей семьей, а мы вот будем репетировать. Все очень удачно складывается. Наш ансамбль едет в Голландию, и Яша, сам Яша, великий Яша (он же знаменитость), согласился быть у нас первой скрипкой во время фестиваля.

– Ух ты, – сказала Аня. – Мы же виделись, когда я еще в школу не ходила. Смутно помню, как они приезжали. А потом все как-то были недовольны друг другом. Дедушка сердился, бабушка вздыхала… А такая шумная была Яшина мама, да? Так можно мне на репетицию?

– Можно. Но я тебе поставлю условие: покажешь Яше город, ладно? Как я понимаю, у тебя, Анюта, сейчас нет особых дел и обязательств? – с необидной материнской жалостью посмотрела Светлана на Аню. – Но не уматывай его особенно, мальчика нашего, у нас завтра вечером такой небольшой, но важный концерт. Денежная халтурка, но… Все равно важный. В одном супер-пупер зале, только для избранных, для бомонда. Этакий светский интим для основателей современных династий. Так я могу на тебя рассчитывать? Побудешь Яшиным гидом?

– Да я с радостью, мамуля! – обрадовалась Аня возможности отвлечься от своих проблем. Может, пока отвлекаешься, они сами как-нибудь рассосутся, утрясутся, улетучатся? Дождь вымоет, солнце высушит. И жизнь снова заблестит серебряным зеркалом.

* * *

Вадим перед отъездом из Израиля неоднократно пролистал электронный каталог, прежде чем остановился на клинике под названием «Авиценна Санктус». «Святой Авиценна», стало быть. Название претенциозное и вообще сомнительное, но дело не в этом, мало ли дурацких названий. Дело не в названии, а в том, что собою представляло сие медицинское учреждение.

А представляло оно вот что. На базе старой клиники, хорошо известной в Ленинграде, в прошлом элитной и по привычке, но безосновательно уважаемой в нынешнем Санкт-Петербурге, был создан современный медицинский комплекс, кажется неплохо оснащенный. С точки зрения коммерческой все очень удачно получалось: и рекламу не надо делать, так как заведение известное, в миру до сих пор именуемое «ждановкой», и сравнительно невелико оно по сравнению с некоторыми вновь возведенными больничными монстрами, и прилично выглядит после ремонта, и не надо связываться с закупкой основного современного оборудования, так как, если верить рекламе хотя бы на пятьдесят процентов или хотя бы на тридцать, оно, оборудвание это, уже закуплено.

Вадим Михайлович думал-думал и решил стать хозяином этой клиники с дурацким названием. И даже мечтал организовать при ней небольшой педиатрический центр. Как-никак по специализации своей Вадим Лунин-Михельсон был педиатром, хотя в связи с известными судьбоносными изменениями, происшедшими на заре туманной юности, ему недолго довелось лечить детишек. Итак, намерение купить клинику, ставшую нынче частной собственностью, было одной из основных причин визита семейства Полубоевых-Михельсонов-Луниных в Петербург. Это коммерческое мероприятие возглавляла, разумеется, Оксана Иосифовна, загоревшаяся идеей, она же главный инвестор, она же по сути дела – покупатель.

То что клинику пока еще никто не выставлял на продажу, ее не волновало. Коммерция, она и в больничном деле коммерция. Весь вопрос в цене. Пусть для начала заломят втридорога, а мы укажем на недостатки, укажем на сомнительность бухгалтерских бумаг, потому что не могут там не выискаться натяжки, фальшивые проводки и прочее, прочее, прочее, так как хочешь жить, умей вертеться. За счет поддельной бухгалтерии вертеться, кто же этого не знает? А на бухгалтерии Оксана Иосифовна собаку съела, сама была ловка и нисколько не верила, что при современном российском законодательстве бухгалтерия может быть стерильной.