Автопортрет: Роман моей жизни - Владимир Войнович

— Нет, — сказал он, — нет, не тороплюсь. Так в чем дело?

— Ни в чем, — сказал я, — просто хотел с тобой поговорить.

В это время молодой человек с детской коляской остановился как раз напротив нас и стал поправлять колесо, которое как-то перекосилось.

— Ну, так что же? — повторил свой вопрос Икрамов.

— Да нет, — сказал я, глядя на этого заботливого папашу и понимая, что если я начну говорить то, что собрался, то этот человек, хоть и совсем чужой, неизбежно задержится, чтобы послушать. — Закурить не хочешь?

И протянул ему пачку.

— Давай. — Он достал сигарету, но не прикурил, стал мять ее в пальцах, и она у него раскрошилась.

В это время молодой человек починил коляску и двинулся с ней вперед.

Камил проводил его взглядом и посмотрел на меня.

— Ну? — сказал он требовательно.

— Ну… — повторил я и замялся.

— Ну! — повторил он опять.

— «Ну, ну», что ты занукал! — закричал я почти в истерике. — Я хотел тебе сказать, что мы с Ирой, ну… в общем, сам понимаешь.

Он сунул сигарету разорванным концом в рот и тут же стал отплевываться.

Потом попросил:

— Дай другую.

Я дал другую и поднес зажигалку. Рука у меня дрожала, а у него как будто бы нет.

— Ты хочешь сказать, что у вас роман?

Мне почему-то не понравился такой образ наших отношений.

— Мы любим друг друга, — сказал я, хотя говорить так не имел достаточно оснований. Потому что я-то ее любил, и она, мне кажется, меня тоже любила, но она никогда, ни разу, не сказала мне, что она меня любит.

Камил глубоко затянулся, стал пускать дымные кольца и смотреть, как они рассасываются. Казалось, что в этот момент ничто, кроме этих колец, его не интересовало. Затянувшись очередной раз, посмотрел на меня внимательно.

— И что же? И у вас все было?

— Да, — сказал я и постарался выдержать взгляд, но не выдержал.

Он опять выпустил несколько колец.

— И что ты хочешь, чтоб я тебе сказал?

— Ничего, — сказал я.

— Ничего? Ну я тебе ничего и не скажу. Пока, — сказал он и двинулся в сторону Никитских ворот, помахивая портфелем легко и как будто бы даже весело. Так он шел, а я смотрел ему вслед. И вдруг он зашвырнул портфель в кусты и пошел от него прочь. Но, сделав несколько шагов, опомнился, вернулся, взял портфель и пошел дальше медленно и портфелем уже не размахивал.

Я позвонил Ире, предупредил о происшедшем. Кажется, это ее никак не взволновало. Она сказала:

— Хорошо.

Ночью я не спал, думая, что там происходит. В голову приходили разные варианты. Первый вариант: они объяснились, она (другой возможности нет) во всем призналась, он выгнал ее из дому. Второй вариант: сам ушел. О варианте № 3 думать не хотелось. Но думалось. Я не мог себе представить Камила в роли Отелло, но ревность самого мирного человека может превратить в опасного зверя.

Утром я еле дождался половины десятого. Я знал, что он уходит обычно около девяти, но тут мог бы и задержаться. Я набрал номер.

— Алё! — отозвалась Ира как ни в чем не бывало.

— Тебе удобно говорить? — спросил я.

— Удобно, я одна.

— А Камил?

— Ушел на работу.

— Просто встал и ушел на работу?

— Да, просто встал и ушел.

Я молчал удивленный.

— Скажи мне, а вы вчера о чем-нибудь говорили?

— Говорили.

— И что?

— Ничего. Он хочет с тобой поговорить.

— О чем?

— Наверное, об этом. Ты будешь на Парковой?

— Если ты приедешь, буду.

Я боялся, что она не приедет. Она приехала, но ничего рассказывать не захотела. Я не настаивал. Потом я отвез ее домой. Обычно я ее не довозил два-три квартала. В этот раз она сказала:

— Можешь довезти прямо до дома.

То есть бояться уже нечего.

Только я пришел домой, позвонил Камил.

— Привет, я звоню из автомата у кинотеатра «Новатор». Ты можешь выйти?

«Новатор» — это на Спартаковской площади, рядом со мной. Камил был в тех же сандалиях и в тех же брюках, но без портфеля. Вид спокойный. Он протянул мне руку и даже улыбнулся.

— У тебя есть минутка? Пойдем, пройдемся.

Мы пошли протоптанной дорожкой — в сторону моста через железную дорогу, по которой ходили тысячу раз туда-сюда. Сначала шли молча. Он разговора не начинал, а мне говорить было не о чем. Потом он попросил у меня сигарету. Наконец спросил:

— О ваших отношениях кто-нибудь знает?

— Никто, — сказал я. — Никто, кроме нас троих.

— Ну вот что, — сказал он спокойно. — Я оказался большим лопухом. Конечно, я должен был догадаться, должен был увидеть, но я ничего не видел. Я понимаю, что ты ее любишь. Но я тоже без нее жить не могу. Понимаешь, — добавил он, как бы извиняясь, — вот не могу и все. Поэтому раз так случилось, пусть так и будет.

— В каком смысле? — спросил я.

— В том смысле, что я буду закрывать глаза на ваши отношения, и пусть это называется красивым слово «адюльтер».

Или — или

«Адюльтер» — слово красивое, но нашу ситуацию отражало не полностью. Оно означает всего лишь супружескую измену, а у нас было нечто более сложное.

Ну, хорошо, пусть это называется адюльтер или как угодно. Мне не жалко — пусть она живет с ним и со мной. Я не ревнив. Ревнивым имеет право быть муж, а я любовник, и готов им остаться, лишь бы дальше не врать и не отводить глаза в сторону. Меня мало трогает, что она спит с ним. Как я себе представляю, это не является существенной стороной их отношений. С этим я готов мириться.

Ревность — это странное чувство, которое регулируется конкретными условиями жизни, обычаями и традициями данного места и общества. Раньше многие мужчины, может быть, даже большинство, не допускали для женщины возможности добрачного сексуального опыта с кем-нибудь другим и необходимым условием брака считали невинность невесты. Для иных, кто обнаруживал, что был у жены не первым, это становилось трагедией, поводом для скандалов и рукоприкладства. Теперь до брака женщины и мужчины обычно вступают в пробные отношения сколько угодно раз, и требование добрачной нетронутости выглядит просто смешным. В современном браке большинство мужчин и женщин допускают супружескую измену по умолчанию. Многие супруги (жены чаще мужей) смотрят на похождения второй половины сквозь пальцы. Зоя Крахмальникова, когда ей кто-то намекал о том, что Свет ходит «налево», говорила: «Ничего, не смылится». Я и мужчин знал столь же терпимых к шалостям своих жен. А если что, дело кончается просто разводом. Конечно, еще встречаются Отелло, готовые задушить своих Дездемон, но их становится все меньше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});