Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

и вместо того, чтобы спасти и выпутать увлекающуюся молодежь — ее сентиментальностью и популярностью губят; какое количество теперь пропадет! По-видимому и Петерб<ургский> Унив<ерситет> придется в конце концов закрыть на днях, тогда что сделают с расследованием и комиссией Банковского?? Интересно знать? Положение Правительства незавидное, положение, глупее которого труднее себе что-нибудь и представить! Возмутительно и бессовестно относительно Г<осударя>!! И ни одного голоса не было в продолжении целого месяца, чтобы ему правду сказать? О! Я возмущаюсь до глубины души моей. Пока у нас все тихо, посмотрим, что будет <в> эти дни.

Сегодня к нам заехал о. Иоанн <Кронштадтский> — мы были очень ему рады — он завтракал у нас; такое светлое ощущение он по себе оставляет; особенно сегодня было утешительно мне его видеть — он подбодрил меня…

(ГА РФ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 212. Л. 71–72.)

Вел. кн. Сергей Александрович — вел. кн. Павлу Александровичу

19 марта

… О, друг мой! Как я измучился, что ни день, то хуже у нас идет — я не говорю о Москве — здесь только отголоски, — нет, но в правительстве, в Петербурге, когда опомнятся, когда начнут энергично действовать; читал ли ты статью в «Новости» и «Петерб<ургские> ведомости» — нет? — то прочти — это ужас, прямо пропаганда, а их и не останавливают. Вот ровно месяц, что я смотрю на все это и мучаюсь, что ничем помочь не могу! Соваться с советами — благодарю покорно, когда их и не спрашивают. Но так страшно, и неужели никто из вас не видит опасности? У меня эти дни боли в голове нервные и хотелось бы все бросить и уйти подальше! Что будет делать теперь Ванновский с расследованием — не понимаю! Сообщи об этом, и закрыт ли Петербургский университет?..

(ГА РФ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 212. Л. 73 об-74 об.)

Николай II — имп. Марии Феодоровне

20 марта

… В университете опять начались беспорядки, но я надеюсь, что принятыми на этот раз строгими мерами удастся, наконец, водворить спокойствие на этот год! Несносно!..

(Мейлунас А. Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998. С. 190.)

Вел. кн. Сергей Александрович — вел. кн. Павлу Александровичу

21 марта

… Наконец в Питере опомнились и начали принимать более разумные меры, но, увы — боюсь, поздновато; потеряли слишком много времени, и организация студентов вполне окрепла. Ванновский заболел! Да ему другого выхода и нет из глупого положения. У меня со всех сторон просят войска для водворения порядка на фабриках; помнишь, я тебе писал, что это будет как последствие студенч<еских> историй? Вот оно и пошло. Право, положение отвратное. Что жалоб я слышу от разных губернаторов — это ужас…

(ГА РФ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 212. Л. 75 об.-76.)

Высказать взгляды Сергея Александровича государю решается Елисавета Феодоровна — она пишет письмо «по собственному почину».

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — Николаю II

Крестопоклонная суббота. <20 марта>

Мой милый Ники,

Вспоминаю, как два года тому назад ты так любезно выслушал меня и прочел мое письмо об одном серьезном деле. Ты высказал тогда надежду, что если у меня когда-нибудь будет тяжело на сердце за тебя, я откровенно скажу тебе — и теперь я пользуюсь этим и пишу тебе эти строки. Они покажутся жестокими, но ты можешь быть уверен, что они исходят из глубины верного и любящего сердца твоей подданной и сестры. Благослови тебя Бог, дорогой мальчик, пусть сила и спокойствие твоего отца снизойдут на тебя и помогут тебе в твоих тяжелых, сверх человеческой меры, трудах.

Ты не можешь себе представить, какое тягостное и грустное впечатление произвело во всей России дело студентов. Увы! то, что, ты полагал, будет к лучшему, принимает очень плохой оборот. Помню твое первое впечатление от студенческих волнений, — ты отнесся к ним как к делу привычному, известному и постоянному, с которым следует разобраться в обычном повседневном порядке. Я убеждена — скажи, если я не права — что впоследствии тебя стали донимать… и все общество, общественное мнение (вот твои злейшие враги), возмущенные дурным обращением с «бедными невинными юнцами». Невинны они или нет, — они устроили волнения, а такого рода беспорядки должны расследоваться их начальством, и виновные соответствующим образом наказываться. И студентов, и полицейских должны судить собственные их руководители. Увы! это глупое дело раздули до такой степени, что Император назначил своего судью[1341] для расследования, и в результате оно превратилось в дело колоссальной значимости. Предполагали успокоить бедных, заблудших молодых людей, а в результате — подлили масла в огонь, и все университеты в России охватило пламя. «Воспользуемся этим — устроим беспорядки и добьемся, чего мы хотим». В итоге почти все университеты пришлось закрыть. А надо было или наказать их обычным порядком, или действовать решительно и без промедления. Подумай о тех несчастных, кто стоит во главе университетов — им повелевают быть мягкими, и они больше уже не могут сдерживать <студентов>. И что же? — ломаются жизни этих глупых юнцов, и в то же время подрывается авторитет их начальства. Я говорю тебе все, как есть — прости, если мои слова покажутся тебе суровыми, но, к сожалению, это правда. А ты так редко, увы! слишком редко слышишь истинную чистую правду.

Ты так чист и добр, и не веришь, что кто-то посмеет извлечь выгоду из этой ситуации, но, увы! мир так испорчен. Авторитет двух твоих министров — внутренних дел и образования — явно рухнул: Император им не доверяет, он выбрал другого судить их. О, люди! Один из его самых толковых и опаснейших министров[1342] вмешивается не в свое дело, чтобы завоевать популярность. Он не думает ни об Императоре, ни о стране. Ректоры двух университетов[1343] получают противоречивые приказы, так как никто не знает, что надо делать, теряют свой авторитет, а тысячи молодых людей вырываются на волю и, не имея серьезных занятий, заканчивают самым плачевным образом.

Мой милый брат, дорогой, если бы ты только не слушал общественное мнение. Господь наделил тебя редким умом, доверяй своему собственному разумению, и Он направит тебя. Будь суров, очень суров. И потом — либо прояви немного доверия к твоим министрам, либо дай им отставку, если не считаешь их достойными, но ради себя же самого, и для блага страны, не подрывай их авторитета перед всем миром — это безмерно опасно; это то, что называется революцией сверху. Ты не можешь себе представить, какой угрожающе серьезный оборот приняло это дело, так