Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

– лучше.

Поехали не в Миллерово, где их точно ждали, а в Михайловку Сталинградской области. Там начиналось ведомство местного НКВД, и ростовские туда не лезли. В Михайловке пересели на поезд.

«Сюжет… вот так сюжет…» – мог думать Шолохов. Как у Мелехова с Астаховым, только навыворот. Словно ты из одного своего романа в другой переходишь, а потом обратно.

Вспоминает дочь, Светлана Михайловна.

«Едва отец уехал, тут же вскорости к нам постучали в окно.

Мама подошла к окну, дверь побоялась открыть и спрашивает:

– Кто?»

Это был Анатолий Виделин. И с ним ещё двое неизвестных.

– Марь Петровна, Михаил Александрович дома? – спросил Виделин.

Светлана Михайловна: «Детская рядом – и я всё слышу.

Мама говорит:

– Они вот с Павлом уехали на охоту и до сих пор не вернулись – я сама беспокоюсь.

– А куда они поехали?

– Как обычно – в Келью.

Келья – глубокий овраг между Каргинской и Кружилиным. Туда, действительно, отец ездил на охоту. И нас с собой таскал».

Виделин потоптался у окна и ушёл вместе со своими спутниками.

* * *

Въехали в Москву на следующий день.

Столица была осенней, прекрасной, мрачной.

Остановились в «Национале». Те, кого обязали прослушивать Шолохова, тут же, достав тетради, включились в его номер и в номер Лугового.

Шолохов отнёс в кремлёвскую приёмную записку:

«Дорогой т. Сталин!

Приехал к Вам с большой нуждой. Примите меня на несколько минут. Очень прошу.

М. Шолохов.

16. X.38 г.».

На другой день с утра ждали, что вот-вот вызовут. Но минул день, и никто не позвонил. Затем второй, третий…

Ждали шесть дней. Все истомились.

Луговой: «Как могла обернуться вся эта стряпня, было неизвестно».

Шолохов подумывал – а не арестуют ли прямо здесь?

Вроде не должны: ведь записку Сталину написал. Не решатся. Разве что застрелят, когда за сигаретами выйдет. Но Кремль поблизости. Никогда такого в Стране Советов не бывало.

Несколько раз звонил Поскрёбышеву: «Нет вестей?»

«Михаил Александрович, вас позовут, ждите».

Сходил к Васе Кудашёву: этот – родной. Никогда не предаст.

Разыскал Фадеева, позвал поговорить. 23-го сидели с ним в гостинице, выпивали. Шолохов ждал хоть какой-то помощи по линии Союза писателей. Фадеев не отказывался, но разводил руками:

– Миша, тут дело такое – непростое. Как выступить в защиту? Написать: «Товарищ Сталин! В ростовском НКВД хотят убить Шолохова, но мы, советские писатели, против»?

Выпили уже очень хорошо, и тут, наконец, звонок.

Вызывают!

Сколько Шолохов ни умывался, а в Кремль явился поддатый.

Сначала зашли в кабинет Поскрёбышева. Тот – намётанный глаз – сразу заметил состояние Шолохова.

– Михаил Александрович, выпейте крепкого чаю.

Только налили Шолохову кипятка – Сталин вызывает.

Шолохов тёр виски, сгоняя хмель.

Сталин, несмотря на то что курил и трубку держал в руке, – всё заметил, почувствовал, нахмурился:

– Товарищ Шолохов, говорят, вы слишком много… пьёте.

Шолохов вдохнул воздух и медленно произнёс, не выдыхая:

– С такой жизни запьёшь, товарищ Сталин.

Он тут же протрезвел.

С 18.30 до 19.00 говорили со Сталиным вдвоём.

В 19.00 в сталинский кабинет зашёл Ежов. Сталин заметил, что он подурнел и обрюзг. В глазах – полопавшиеся капилляры.

Ежов видел шолоховское лицо будто в бреду. Он желал ему смерти всем существом. Шолохов коротко повторил ранее сказанное уже при Ежове. О полученных анонимках про то, что его готовятся убить. О Погорелове.

Ежов не подал виду.

– Будем разбираться, товарищ Сталин, – сказал он.

Кажется, Сталин испытывал своеобразное удовлетворение от происходящего.

– Жаль, что с вами нет товарища Погорелова, – сказал Сталин Шолохову. – Надо бы его найти. Надеюсь, вы его не расстреляли, товарищ Ежов?

Ежов смолчал, понимая, что над ним издеваются.

– Можете идти, товарищ Шолохов, – сказал Сталин. – До скорой встречи. Вы тоже можете идти, товарищ Ежов.

Ежов догадался: Сталин его ловит. Ждёт, что Ежов начнёт звонить Гречухину в Ростов-на-Дону – и тогда разговор стенографируют.

Или отправит разбираться Евдокимова. И за ним поедет сразу три хвоста.

Или передаст всю нужную информацию преданному человеку, которого пошлёт с устным наказом на Дон. А по дороге этого человека поймают, повесят на крюк, и он всё расскажет.

Или Ежов рехнётся окончательно – и сам поедет.

Поэтому он вообще ничего не стал предпринимать.

* * *

Вспоминает Луговой: «После разговора со Сталиным Шолохов несколько ободрился, ожил… Мы гуляли по Москве, ходили в театры, кино, музеи».

Шолохов побывал в Союзе писателей, в редакциях «Нового мира» и «Октября». Нервная система у него была отличная.

А чего зря время терять? Не в номере ж сидеть, глядя в стену.

Забегал к Поскрёбышеву. Как-то, вернувшись от него, рассказал Луговому, что Сталин вызывает в Москву причастных ко всей этой истории людей из Ростова и Вёшенской.

– Дело за их приездом, Петя! – смеялся Шолохов.

Только Погорелова по-прежнему не было.

Без Погорелова у Сталина не склеивалась воедино его интермедия. Он был не чужд театру.

* * *

Погорелов между тем ошарашенно смотрел на Данилюка.

Здесь снова раздался – загрохотал медным тазом, полным посуды – телефонный звонок.

Данилюк взял трубку. Некоторое время, густо краснея, слушал голос с той стороны бытия.

– Ну, что я могу сделать, если мне Погорелов не доверяет и называет меня предателем! – почти закричал он. – Да я его тоже успокаиваю, я всё ему объясняю, но он ничему не верит… Хорошо, я ему скажу и передам трубку.

Положив трубку на стол, Данилюк сказал:

– Иван Семёнович, я тебя прошу мне поверить, с тобою хочет говорить заведующий секретариатом товарища Сталина. Поговори с ним.

Закусив губу, Погорелов поднял трубку.

Раздался спокойный и даже весёлый голос Поскрёбышева.

– Товарищ Погорелов, я понимаю ваше состояние, поэтому не обижаюсь, что вы меня выругали. По заданию товарища Сталина вы должны немедленно выехать в Москву.

– Если это так, если меня действительно вызывает товарищ Сталин, то я вас прошу дать указания Данилюку сделать для моего выезда в Москву всё, что я от него потребую.

– Такое указание будет дано. Передайте трубку Данилюку.

* * *

Когда Погорелов вдруг появился в «Национале», восторгу Шолохова не было предела.

– Ваня! Ваня! – Шолохов то обнимал его, то отстранял, проверяя, точно ли это он. – Откуда ты взялся?

В номере сидел Кудашёв. Вася обрадовался едва ли не больше Шолохова.

Погорелов сначала выдал финал своей истории: как, прибыв в Москву, позвонил Поскрёбышеву, а тот говорит: скорее иди к товарищу Шолохову, он тебя заждался. И только потом рассказал всё с самого начала.

Шолохов с Луговым слушали его, как самую жуткую сказку в детстве. Сказка должна была привести к доброму концу, но всё никак не приводила.

– Товарищ Поскрёбышев велел мне жить возле вас, товарищ Шолохов, – сказал Погорелов. – Так, сказал он, будет безопаснее.

И стали они жить втроём в «Национале»: Михаил, Пётр, Иван.

Шолохов