Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Яновская Лидия

А здесь и ссылка имеется — представьте, на мои работы: «См.: Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова, с. 9–12» и даже на мою журнальную статью по той же теме, когда-то опубликованную в «Вопросах литературы»[474].

«См.» написано с явным расчетом на то, что никто смотреть не будет. Ибо ни об общении Михаила Булгакова — подростка или юноши — с Н. И. Петровым, ни об увлечении будущего писателя личностью или философией Григория Сковороды там ничего нет. Нет такой информации. Ее не было тогда, когда я делала свое сообщение в «Вопросах литературы», нет и теперь, много лет спустя после выхода в свет книги Галинской.

Так в чем же дело? А в том лишь, что в 1980-е годы, когда Галинская сочиняла свой труд о Михаиле Булгакове, на Украине неожиданно вспыхнул интерес к действительно незаурядной личности XVIII века — странствующему философу и поэту Г. С. Сковороде. Тут же в Киеве на Подоле ему поставили памятник: одну из тех серых скульптур, которые как раз тогда стали входить в моду на улицах российских и украинских городов. И Галинскую осенила счастливая идея — вдвинуть фигуру Сковороды в биографию и творчество Михаила Булгакова.

А что? Эсу де Кейроша — можно, Краснушкина — можно, а Сковороду — нельзя? Чем он хуже? И почему бы не считать, что философия романа «Мастер и Маргарита» — всего лишь пересказ философии Григория Сковороды, а сам Сковорода — точнехонький прототип мастера?

И совпадения можно найти; на свете вообще бездна совпадений — всего со всем, особенно если поискать. Например, и Сковорода и мастер не публиковались при жизни: «Известно, наконец, что реальный Сковорода ни одно из своих сочинений при жизни не напечатал (как и булгаковский герой)», — пишет Галинская[475].

Правда, булгаковского мастера и посмертно не публиковали. Не считать же фразу Воланда «Рукописи не горят» и последовавшее за этой фразой краткое извлечение из небытия сгоревшей рукописи — публикацией. Да и горят эти рукописи тут же в романе снова, уже окончательно, вместе с домиком застройщика…

И еще: женаты не были оба! При внимательном чтении романа видно однако, что мастер был женат, и даже дважды: сначала на «Манечке… нет, Вареньке…», потом его «тайной женою» навечно становится Маргарита… Но это, должно быть, мелочи…

Зато каково сходство в портрете! «…Портрет философа, писанный с него в конце жизни. <…> Его стрижка „в кружок“ напоминает черную круглую шапочку булгаковского героя», — пишет Галинская[476].

В быту эта стрижка называлась «под горшок»: цирюльник усаживал казака на табурет, на голову ему надевался глиняный горшок, и все те кудри, что свисали из-под горшка, аккуратно отстригались, в результате чего получалась идеально ровная — и очень популярная на Украине — стрижка, изящно именуемая Галинской «в кружок»… Но чтобы представить, что с этой стрижки Булгаков писал портрет своего любимого персонажа, требуется действительно богатое воображение.)

…И после смерти А. И. Булгакова его коллеги, профессора Киевской духовной академии, доставляли начальству немало забот. Профессор А. А. Глаголев, человек очень близкий семье Булгаковых, безусловно против ожиданий властей принял участие в знаменитом «деле Бейлиса» в качестве эксперта защиты, что, вероятно, и повернуло «дело» к оправданию Бейлиса… А молодой профессор Василий Ильич Экземплярский, так часто бывавший в доме на Андреевском спуске, с его выступлением в защиту Льва Толстого…

Вот несколько документов:

«Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 28 мая 1912 года <…> уволен от службы в академии согласно определению Святейшего Синода от 5/10 апреля 1912 года <…> вследствие признания преподавательской его деятельности несогласною с требованиями Устава духовных академий и вредною — с 10 апреля 1912 года»[477].

В. Экземплярский, профессор нравственного богословия Киевской духовной академии. Лишен по распоряжению Св. Синода кафедры за статью в сб. «О религии Льва Толстого», в которой Экземплярский назвал Льва Толстого «вождем человечества», «живым укором нашему христианскому быту и будителем христианской совести, которая никогда не признает учителями истины тех, которые говорят от имени Христа, но говорят не то, чему Он учит» («Известия книжных магазинов Т-ва М. О. Вольф», 1912, № 5, с. 69).

«Экземплярский ответил брошюрой „За что меня осудили?“» (Там же, 1912, № 6, с. 86.)

В. Экземплярский. Прощальное слово профессора нравственного богословия к своим бывшим слушателям. Киев, 1912, с. 27.

«Василий Ильич Экземплярский — богослов и религиозный публицист… В 1912 году уволен из КДА за публикацию статьи „Гр. Л. Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых“, где в определенном смысле сопоставлял воззрения великого святителя и Толстого, а также за критику современного богословия».

…Особенно бурные страсти полыхали в Киевской духовной академии в революционные дни 1905 года. Осенью занятия в Академии прекратились. Студенты требовали автономии, права выбирать деканов и ректора, принимать участие в решении многих насущных вопросов. Из Святейшего Синода пришла яростная телеграмма: «Синод постановил студентов если к первому ноября не начнут занятий распустить и академию закрыть до будущего учебного года». Студенты ответили отказом приступить к занятиям.

В ноябре поступила телеграмма из Петербурга на имя секретаря Духовной академии: «Телеграфируйте функционирует ваша академия. Студент Владимир Мельников». Поскольку ответ в десять слов был оплачен, секретарь ответил: «Петербург Духовная академия студенту Владимиру Мельникову. Академия не функционирует. Секретарь».

И даже профессоров обуревали сумасшедшие планы об изменении устава духовных академий, о независимости от местных духовных властей, о том, чтобы ректором академии могло бы стать не духовное, а светское лицо из числа профессоров академии, и притом лицо сменяемое — раз в четыре года.

Лихорадило не только Киевскую, бурлило во всех четырех духовных академиях. 3 ноября поступила телеграмма от обер-прокурора Святейшего синода князя Оболенского: «Предложить Совету Академии… избрать трех лиц для участия в совещании под моим председательством о мероприятиях к восстановлению нормального академического порядка. Этих лиц благоволите командировать в Петербург к одиннадцатому ноября»[478].

Делегатов избирали тайным голосованием; сохранился листок — перечень фамилий по вертикали и против каждой палочки — по числу полученных голосов. Больше всего голосов (16) получил профессор Дроздов, но почему-то не поехал. Поехали Завитневич (13 голосов), Рыбинский (13) и Богдашевский (7). А. И. Булгаков получил один голос. Может быть, сам за себя голосовал? Но это тоже интересно: стало быть, ему хотелось поехать. Один голос получил А. А. Глаголев. Профессор Петров никаких голосов не получил[479].

У делегатов была с собою некая «Киевская записка», с которой они последовательно соотносились, выдвигая требования пославшей их Академии. В противоположность осторожным казанцам, вели себя очень наступательно. Ректора — избирать! И не навсегда, а на короткий срок — на четыре года; и чтобы имел степень доктора; а духовный сан — не обязательно…

Их победоносная телеграмма… А потом потихоньку увяли…

В написанных много лет спустя воспоминаниях В. П. Рыбинского любопытны строки об А. И. Булгакове в 1905 году. Рыбинский существенно моложе А. И.; он стал студентом Академии в ту самую осень, когда А. И. читал свои первые лекции, причем лекции эти студенту Рыбинскому не нравились. А в 1905 году Аф. Ив. явно повеселел, и Рыбинский рассказывает:

«Значительно позже, около 1905 года, А. И. приобрел если не авторитет, то симпатии у студентов. Этому благоприятствовало то, что он был человек в обращении простой и любил со студентами говорить по различным вопросам, преимущественно, конечно, богословского характера. В этом случае он был весьма удобным собеседником, так как отличался полною терпимостью к чужим мнениям, а сам иногда любил высказывать такие парадоксальные мысли, которые интриговали и вызывали на спор»[480].