Александр Первый: император, христианин, человек - Всеволод Глуховцев

Был? Ну да, чего уж там! теперь, конечно, был. Был не плохой – только чего-то в этом мире так и не постиг… Но и об этом грустить поздно. Укатали сивку крутые горки. Всё!

Больше Александр не вставал. Есть ничего не мог, разве что несколько ложек бульона или мороженого… Сон его стал похож на обморок, с губ срывались невнятные слова, то по-русски, то по-французски. Проблески сознания становились всё реже, хотя, приходя в себя, он всем улыбался, утешал, видя горестные лица. Елизавета не отходила от него; открывая глаза, он искал ей взглядом – она понимала это и всегда была рядом, держала свою руку в его руках, чувствуя, что у него жар…

Семнадцатого числа увидели, что больной ослабел ещё. Говорить мог с трудом, шептал неразборчивое, но улыбался так светло и ласково, что сердца у всех разрывались от горя – они, эти люди, не могли представить, как они будут жить без него… И ему, верно, жаль было оставлять их. Но он уже знал, что Вечность ждёт. Туда не опоздаешь, конечно… а всё-таки срок у каждого свой.

Вечером Елизавета Алексеевна, сидевшая рядом, заметила, что муж с улыбкой смотрит на неё, губы его беззвучно шевелятся. Она заспешила, приклонила голову к губам его, услышала: «Не страшно, Lise, не страшно…» – на привычном им обоим русско-французском языке.

То были последние слова государя Александра Павловича.

Он ещё приходил в сознание, но говорить уже не мог. От слабости не мог не только есть, но пить: государыня окунала в воду кончики пальцев и проводила ими по губам его, ощущая еле уловимые благодарные поцелуи… Да, ему было тяжко: дыхание стало хриплым, прерывистым, но взор, когда он открывал глаза, оставался ясным – несмотря на страдания, в этих глазах действительно не было страха перед грядущим. Что бы ни было, раб Божий Александр готов был принять всё.

В ночь с 18 на 19 дыхание сделалось ещё реже, ещё слабее и короче. Несколько раз прерывалось, но потом возобновлялось. Осунувшиеся от бессонных суток императрица, Волконский, Виллие, Тарасов дежурили близ постели. Взошло хмурое утро – день 19 ноября в городе Таганроге обещал стать пасмурным и мрачным.

Только Александр этой хмари не видел. Он простился с прежней Землёй, а встретить новую и новое Небо готовился. И все видели это, видели, что остаются даже не часы, а минуты…

Минуло десять. Елизавета Алексеевна держала руку мужа в своей, уже не чувствуя ответа. Он не открывал глаз, лишь дыханье давало знать, что он ещё здесь. Дыханья почти не слышно было – но всё же оно было… Оно было ещё в 10.30, и ещё в 10.40. А в 10.47. он вдохнул – и больше не выдохнул.

«Кончина его была тиха, как отшествие на покой по тяжких трудах жизни. Последний взор его обратился к светлому небу, потом встретился с взглядом добродетельной супруги, – и глаза его закрылись навеки» [78, т.1, 479].

Присутствующие не смогли сдержать рыданий. Не плакала только вдова: она закрыла усопшему глаза, подвязала челюсть, перекрестила и поцеловала в лоб. Долго смотрела, как родное ей лицо, истомлённое последним бореньем с тяжестью этого мира, проясняется, светлеет светом мира иного – пока ещё есть, ещё тянется в эти первые минуты незримая таинственная нить между освободившейся душой и оставленным телом… Должно быть, ТАМ сбылось всё так, как он хотел. И, конечно, он узнал, что отец давно простил его, совсем не сердится, и любит сына куда сильнее, чем когда-либо – ибо ТАМ нет ни обиды, ни мести, ни горечи – ничему этому нет места там, где царит любовь.

Глава 12. От заката до рассвета

1

Не так уж много времени осталось до того, когда исполнится два века со дня ухода императора Александра I из исторического времени. И три четверти этого срока – последние примерно полтора столетия – идут нескончаемые споры о таинственной судьбе уже не Императора Всероссийского, но верующего православного человека Александра Павловича Романова. И, вероятно, будут ещё идти.

Конечно! – всё вдруг может измениться, и кто знает, как повернётся мир пред человеческими взорами через десять-пятнадцать лет. Возможно, ждут его такие перемены, коих мы себе даже вообразить не можем – то, о чём сейчас способны строить разве смутные догадки, в изменённом мире раскроется просто и легко. Тайное станет явным, дальнее – ближним, грустное – ясным. И никакой тогда не будет «тайны Феодора Козьмича»: покажутся смешными слепые блуждания предков, их полузнание прошлого и незнание будущего. Мегапространство – не вечность, конечно, но прошлое и будущее должны быть различимы так куда яснее, чем в привычном нам четырёхмерном пространстве-времени…

Фантастика? Разумеется. Но таков всякий пристальный взгляд вперёд из покуда четырёхмерного мира. Прогнозы же, основанные на экстраполяции наиболее очевидных тенденций современности, как правило, оказываются, пустышками. Срабатывают тенденции неочевидные. То, что изложено абзацем выше – попытка уловить некоторые из них, обозначенные рядом факторов, просматриваемых сегодня. И «вторая жизнь» Александра Павловича имеет к этому прямое отношение.

Впрочем, ничего этого может, конечно, и не случиться…

Следует оговориться заранее: мы не знаем, был ли сибирский отшельник Феодор Козьмич, умерший в 1864 году, а в 1984-м канонизированный Русской православной церковью под именем святого праведного Феодора Томского, в прежней жизни императором Александром I, имитировавшим в Таганроге свою смерть и ушедшим в искупительное странствие. Литература на данную тему обширна чрезвычайно; только из прилагаемого списка можно указать на: [5, 6, 7, 8, 13, 36, 39, 44, 51, 56, 58, 61, 66, 74, 75]. Аргументов и контраргументов «за» и «против» отождествления Александра I и Феодора Козьмича за полтора столетия набралось столько, что перечислять их нет просто никакой возможности. Кое-что выше уже отмечалось: сама загадочность отъезда в Таганрог, чин панихиды в Александро-Невской лавре (?), некоторые странности в протоколе вскрытия (рубцы от ран на ногах покойного)… Иной раз вспоминают, что трагически погибший фельдъегерь Масков был похож на императора [7, 107] – нет ли здесь подмены тела?.. Смирнова-Россет говорит о том, как священник читал над гробом Александра Евангелие именно в том месте, где говорится о воскресении Лазаря [58, 148]: к чему бы это?.. Протокол вскрытия был подписан девятью медиками, однако много позже известный нам доктор Тарасов заявил, что не подписывал [7, 81], что его подпись подделана…

Стоп! Главное здесь – вовремя остановиться. Перебор известных фактов – дело вроде бы теоретически ограниченное, но практически – бесконечное. И бесплодное: ничего нового не совершится, чашки весов «pro» и «contra» останутся на прежнем месте…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});