Путь королей - Брендон Сандерсон

– Да.

– Кажется, теперь я все поняла.

– Итак, – заключил Каладин, откидывая голову назад так, что его темя уперлось в стену, – меня будет судить Великая буря. Они позволят ей меня убить.

Каладин окажется беззащитен перед ветрами и всем, что они будут швырять в его сторону. Предусмотрительный человек мог как следует подготовиться и пережить ураган снаружи, но это весьма неприятное приключение. Каладину пришлось такое совершить несколько раз – он прятался с подветренной стороны высоких скал. Но висеть на стене, обращенной в ту сторону, откуда приходит буря?! Да она разорвет его на куски и сотрет в порошок.

– Я скоро вернусь. – Сил спрыгнула с его груди, приняв форму падающего камня, а у самой земли обернувшись ворохом листьев, несомых ветром куда-то вправо.

Склад был пуст. Каладин вдохнул чистый прохладный воздух; все вокруг готовилось к Великой буре. Это было временное затишье перед приходом стихии – ветер утихал, холодало, давление падало, а влажность возрастала.

Через несколько секунд из-за угла высунул голову Камень, на плече которого сидела Сил. Он пробрался к Каладину; следом шел взволнованный Тефт. С ними был Моаш – невзирая на все заявления о том, что он не доверяет Каладину, лицо у него было почти такое же обеспокоенное, как и у первых двух.

– Лорденыш? – спросил Моаш. – Ты очухался?

– Я в сознании, – прохрипел Каладин. – Все вернулись после вылазки на плато?

– Из наших – все до единого, – сказал Тефт и поскреб бороду. – Но битву мы проиграли. Это был просто ужас. Больше двух сотен погибших мостовиков. Выживших едва хватило, чтобы понести одиннадцать мостов.

«Двести человек, – подумал Каладин. – Это моя вина. Я защитил своих ценой чужих жизней. Я слишком спешил. Мостовики не должны выживать. Это неспроста».

Он уже не спросит Ламарила. Но тот получил по заслугам. Если бы Каладин мог выбирать, такой конец ждал бы всех светлоглазых, включая короля.

– Мы хотеть кое-что сказать, – произнес Камень. – От всех нас. Большинство не выходить. Скоро Великая буря, и…

– Все в порядке, – прошептал Каладин.

Тефт жестом велел Камню продолжать.

– Ну так вот. Мы тебя запомнить. Четвертый мост не вернуться к тому, как было. Может быть, все мы умереть, но мы рассказать новичкам. Костры по вечерам. Смех. Жизнь. Мы сделать из этого традиция. Ради тебя.

Камень и Тефт знали про шишкотравник. Они могли и дальше зарабатывать деньги, чтобы платить за разные вещи.

– Ты сделал это ради нас, – встрял Моаш. – Мы бы погибли на том поле. В лучшем случае у нас было бы не меньше погибших, чем в других отрядах. А так мы теряем только одного.

– Как по мне, они поступают неправильно. – Тефт нахмурился. – Мы тут говорили, не перерезать ли веревку…

– Нет, – перебил Каладин. – Вас просто подвесят рядом со мной.

Друзья переглянулись. Похоже, они пришли к тому же выводу.

– Что сказал Садеас? – спросил Каладин. – Про меня?

– Что понимает, как мостовики хотят выжить, – ответил Тефт, – даже за счет других. Он назвал тебя трусом, который думает только о себе, но в целом вел себя так, будто не случилось ничего неожиданного.

– Он сказал, что предоставит Буреотцу возможность судить тебя, – прибавил Моаш. – Йезерезе, королю Вестников. Говорит, если ты заслуживаешь жизни, ты… – Тут мостовик замолчал: всем известно, что беззащитный человек ни за что не мог пережить Великую бурю.

– Я хочу, чтобы вы трое кое-что для меня сделали, – проговорил Каладин и закрыл глаза: едва он заговорил, как открылась рана на губе и по лицу потекла кровь.

– Каладин, что угодно, – сказал Камень.

– Я хочу, чтобы вы вернулись в казарму и попросили всех, чтобы они вышли на улицу после бури. Скажите им, чтобы они посмотрели на меня. Я открою глаза, посмотрю на них, и они поймут – я выжил.

Трое мостовиков молчали.

– Конечно, Каладин, – наконец произнес Тефт. – Мы так и сделаем.

– Скажите им, – продолжил Каладин, и его голос окреп, – что ничего не закончится. Скажите, что я не стал лишать себя жизни сам, и забери меня Преисподняя, если я позволю это сделать Садеасу.

На лице Камня появилась одна из его обычных широких улыбок.

– Каладин, ради ули’теканаки. Я почти верить, что ты так и сделать.

– Вот. – Тефт что-то сунул Каладину в руку. – На удачу.

Каладин взял подарок слабеющей рукой. Это была сфера, полная небомарка. Она была тусклой, весь буресвет из нее вытек. Во время бури носи с собой сферу, гласила старая поговорка, и у тебя хотя бы будет свет, озаряющий путь.

– Это все, что мы смогли спасти из твоего кошелька, – пояснил Тефт. – Газ и Ламарил забрали остальное. Мы ворчали, но что еще мы могли сделать?

– Спасибо, – поблагодарил Каладин.

Моаш и Камень ушли в безопасную казарму, Сил покинула плечо Камня, чтобы остаться с Каладином. Тефт тоже задержался, как будто размышляя, не провести ли бурю рядом с Каладином. В конце концов покачал головой, что-то пробормотал себе под нос и ушел следом за остальными. Каладину показалось, что он слышит, как мостовик называет себя трусом.

Дверь казармы захлопнулась. Каладин ощупал гладкую стеклянную сферу. Небо темнело, и не только потому, что солнце садилось. Собиралась тьма. Великая буря.

Сил поднялась по стене и села, устремив на него пристальный взгляд; ее личико было мрачным.

– Ты сказал им, что выживешь. А если не получится, что тогда? В голове у Каладина пульсировала боль.

– Моя мать съежилась бы от досады, узнав, как быстро другие солдаты научили меня азартным играм. В первый же вечер в войске Амарама я уже играл с ними на сферы.

– Каладин?

– Извини. – Он покачал головой. – Твой вопрос напомнил мне о том вечере. В азартных играх, видишь ли, есть такое выражение – «на все». Это когда ты ставишь все деньги, какие у тебя есть.

– Не понимаю.

– Я сделал рискованную ставку. Если умру, они выйдут, покачают головой и скажут себе, что этого следовало ожидать. Но если выживу, они это запомнят. И я подарю им надежду. Они, возможно, увидят в этом чудо.

Сил немного помолчала.

– Ты хочешь сделаться чудом?

– Нет, – прошептал Каладин. – Но для них – сделаюсь.

Это была отчаянная, глупая надежда. Горизонт на востоке быстро темнел. С его перевернутой точки зрения буря казалась тенью громадного зверя, что приближался тяжело и неуклюже. Каладин чувствовал тревожную дурноту, какая настигает всякого человека после сильного удара по голове. Сотрясение. Вот как это называется. Он с трудом соображал, но не хотел терять сознание. Каладин хотел видеть Великую бурю, хоть она и вызывала ужас. Его охватила та же паника, что и над черной пропастью, когда чуть было не покончил с собой. Это был страх перед невидимым, перед неведомым.