Грон. Трилогия - Роман Злотников

— Хорошо, сестра, но я тебя прошу, не доверяй этому человеку и не позволяй ему приближаться к тебе даже на полет стрелы.

Толла улыбнулась:

— Я надеюсь, что ты и лейтенант Смурат не позволите ему сделать мне ничего плохого.

При этих словах у Франка почему-то тревожно сжалось сердце, но он вымучил улыбку:

— Конечно, сестра.

Следующая луна прошла достаточно спокойно. Смурат попросил старого Убогно получше присматривать за домом покойного Юнония, и вскоре на всех улицах, прилегавших к дому и саду, появилось больше нищих. В храмах прошли службы, посвященные Полной зимней ночи и предназначенные для того, чтобы отогнать от города и его жителей сонмища злобных духов, и дни начали понемногу прибывать. Смурат доложил Франку, что Алкаст нарушил распоряжение базиллисы и прибыл на службу в храм Эора, но в такую ночь это выглядело естественно, а все прошедшее время он вел себя безупречно, и Франк решил закрыть на это глаза. Югор делал успехи, и учитель, Паникапей Роулийский, очень его хвалил. Из десяти мальчиков из лучших патрицианских семей, вместе с которыми обучался Югор, Паникапей отмечал его как лучшего ученика. Хотя сам Югор об этом вряд ли догадывался. Паникапей считал, что похвала, которую слышат уши ученика, только портит его. Однажды Толла решила выяснить, не обижается ли он на такое отношение. И успокоить, если это окажется правдой. Дождавшись, когда Лигею увели на дневной сон, она осторожно завела разговор об учебе:

— Югор, твой учитель сказал мне, что у тебя получается совсем неплохо.

Югор оторвался от кубиков и серьезно кивнул:

— Я знаю, мама.

— Откуда? — удивленно спросила Толла.

— Он сердится на меня гораздо реже, чем на других, — ответил Югор.

Толла чуть не засмеялась, услышав подобное объяснение, а мальчик продолжал:

— Папа сказал, что мне придется гораздо сложнее в жизни.

Ведь все будут сравнивать меня с отцом.

От этих слов у Толлы смех застрял в горле, и она, притянув сына к себе, нежно взъерошила ему волосы. Мальчик взрослел гораздо быстрее, чем ей хотелось бы. Но, может, это было хорошо. Вряд ли у сына Грона будет спокойная и безопасная жизнь. Если бы она знала, насколько была права!

Однажды вечером Франк возвращался с выездки вновь приобретенной лошади. Подъезжая к дому, он посмотрел на окна спальни и улыбнулся. Беллона опять ждала ребенка. Она запытала Грона вопросами о том, как вынашивают детей в его мире, и тот, то ли чтобы отвязаться, то ли действительно говоря правду, ответил, что в их мире матери стараются, чтобы во время беременности их окружали добрые лица, красивые вещи и сладостное пение птиц. Поэтому Беллона набила дом клетками с лучшими певуньями птичьего мира и частенько выезжала в Сад сереброногих или иные живописные места города. Однако когда до ворот оставалось всего около сорока шагов, Франк насторожился. Обычно пение птиц слышалось уже шагов за сто от дома, а сейчас его встречала тишина. Франк придержал коня у ближайшего нищего, понуро сидящего у угла дома, и, стараясь сохранять на лице прежнее выражение, внимательно прислушался и едва заметно огляделся. Потом, нарочито ленивым жестом сунул руку в кошель и, небрежно пошуровав пальцами, достал из кошеля мелкую монету, незаметно зажав между пальцами лежащие там же сюрикены. Монетка, звеня, шлепнулась на мостовую перед носом нищего, но тот даже не пошевелился. В тот же миг Франк скатился с коня, а тишину переулка разорвали хлопки арбалетных тетив. Как минимум, дюжина болтов прорезала воздух над седлом и с обеих боков коня, а несколько воткнулось в конскую голову и бока. Если бы Франк промедлил еще мгновение, то его не спасла бы и великолепная реакция «ночной кошки». Болты, пущенные вдоль конских боков, вонзились бы в него, пока он падал. Франк подхватил труп нищего и, прикрываясь им как щитом, бросился назад. Тело несколько раз дернулось, а один раз болт звякнул наконечником о камни мостовой в том месте, где за мгновение до этого была его нога. У самого угла улицы он выпустил труп и на повороте швырнул вперед зажатые между пальцев сюрикены, одновременно падая и перекатываясь по мостовой. Трое, поджидавшие его за углом со взведенными арбалетами, невольно отшатнулись и рефлекторно дернули спуск. Выстрелы прошли мимо. А Франк, подпрыгнув, достал двоих мощными ударами по горлу. Оба со всхрипом рухнули на мостовую. Третьему повезло больше. Франк сумел только чиркнуть ему пяткой по ребрам, хотя и это отшвырнуло его к противоположной стороне улицы, но, во всяком случае, он остался жив. Добивать его времени не было. Франк бросился вперед, на ходу чудом подхватив попавшийся на пути сюрикен, и через десяток шагов услышал, как сзади снова хлопнули арбалетные тетивы. Он подпрыгнул и оттолкнулся от стены на противоположной стороне улицы. Болты, гудя, прошли под ним. Стреляли опять веером, чтобы наверняка зацепить, если даже он метнется в сторону, но, на его счастье, о том, что он подпрыгнет, никто не подумал. Франк снова завернул за угол и резко затормозил. Пора было подумать о возмездии. Его преследовало около десятка человек, которые, что показали арбалетные залпы, не только знали о его возможностях «ночной кошки», но и, видимо, были немного подготовлены для борьбы с ним. Но ведь дома оставалась Беллона и дети… Он стиснул зубы, выудил из кошеля три оставшихся сюрикена, прибавил к ним подобранный и резко выскочил из-за угла. Нападавшие обладали худшей, чем у него, реакцией и к тому же не были готовы к его появлению, а потому весь арбалетный залп был направлен на то место, где он находился мгновение назад. Это было их первой ошибкой. Франк крутанулся на пятках, услышал, как пучок стрел прогудел мимо, и, даже как-то неторопливо, тщательно примерившись, один за другим метнул сюрикены. Четверо передних повалились под ноги своим товарищам, а остальные были вынуждены разделиться, обходя их тела. Это было их второй ошибкой. Франк прыгнул к левым… Когда он развернулся, еще двое валялись на мостовой с перебитой гортанью и сломанным позвоночником, а один конвульсивно дергался, скребя руками по окровавленной глазнице, содержимое которой Франк вдавил ему прямо в мозг. Оставшиеся с бледными лицами потянули мечи из ножен, но Франк хрипло выдохнул им в лицо клич «ночных кошек» и бросился вперед… Через десять минут он уже карабкался на крышу соседнего дома, перекинув через плечо три арбалета, связанные полосами ткани, оторванными от вражеских туник, а два снятых с трупов меча высовывали свои рукоятки над обоими плечами.

Толла шла по коридору дворца. Несколько минут назад, когда она уже собиралась ложиться, со двора, от входа в детскую половину, послышался какой-то шум. Толла подбежала к окну и высунулась наружу, там все было тихо, но у нее на сердце поселилась какая-то неясная тревога, и потому она отправилась проведать детей. Толла спустилась по лестнице и подошла к двери, ей показалось, что за дверью раздаются какие-то мужские голоса. Толла прислушалась, но, решив, что это пришел учитель сына, толкнула дверь и шагнула в зал, предворявший детские комнаты. Картина, которая открылась глазам, заставила ее замереть на пороге. В комнате было около десятка мужчин, одетых в темные плащи с капюшонами. Двое держали детей, а еще трое сноровисто связывали им руки и ноги. Югор, сопя, вырывался и пытался укусить руку, закрывавшую ему рот. Посреди зала в луже крови валялись тела двух нянь. Толла закричала:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});