Ларец - Елена Чудинова

— Что ни делается, все к лучшему, — печально улыбнулась Нелли. — Возьмите себе Нарда, отче.

— С чего тебе такое пришло в голову? — удивился отец Модест. — Это вить конь твоего брата.

— В том-то и дело. Я уж голову себе сломала, все пыталась выдумать, как бы на нем к родителям-то воротиться. Никак не складывается. Конь небось не ларец, в горнице его не спрячешь. Мы вить с Катькой из конюшни лошадей увели, уж после как вроде бы уехали. Все, конечно, на конокрадов думают. Катькина лошадь обычная была, ей после цыганы Роха подарили. А как это получится, коли увели Нардушку конокрады, а ворочусь на нем я? И без того много врак выходит. А кроме того, я так хочу.

— Будь по-твоему, Нелли, — не сразу ответил отец Модест. — Но уж и я отдарюсь, коли так. Когда не знаю, но однажды получишь ты подарок из дальних краев.

— Я страх как охоча до подарков, — Нелли сделалось теплей на душе. — Чуть спросить не забыла, вон, как Вы собрались-то быстро! Мог ли Венедиктов заране знать, что я к нему еду?

— Нет, не мог. — Отец Модест прислушался. — Вот вить что любопытно, народы вьетнамские почитают лягушачье кваканье не меньше красивым, нежели мы соловьиные трели.

— Уж будто? — Нелли прыснула.

— А прислушайся. С детских лет внушают нам, что пение соловья изысканно, а лягушачий крик смешон. Не принимай ничего готового, маленькая Нелли. Думай своей головою. Во всем, до той границы, где бедный наш разум отступает и начинается вера.

— Хорошо. Так отчего же Венедиктов мне приснился в самом начале, как только мы из Сабурова уехали? Такой, как взаправду, а вить я его еще не видала. И он во сне меня пугал-страшил как мог, верно, хотел, чтоб я воротилась.

— Не он. То лишь вела ты разговор со своим высшим чутьем, что от опасности пробудилось. Собственное тайное зрение нарисовало тебе Венедиктова. Не наделяй зло большим могуществом, чем оно имеет. Ну да уж довольно с тебя моих моралей. Вон Филипп идет, чаю, Прасковия заждалась нас вечерять.

Молодой француз шел им навстречу обыкновенною своей грациозной походкой фехтовальщика.

— Все из-за нас голодные сидят? — весело окликнул его отец Модест.

— По чести сказать, все сидят грустные, — ответил Филипп, поравнявшись. — Не будь себялюбива, Нелли.

— Да мы уж ворочаемся. — Нелли круто развернулась на низких каблуках и, опередив спутников шага на три, обернулась. — Вы вовсе никогда больше не появитесь в Сабурове, отче? Мы наверное больше не встретимся?

— Я не знаю, Нелли. Никто не может того знать.

Нелли показалось, что отец Модест с Роскофом обменялись каким-то особым взглядом. Или то было игрою ночных теней?

Как довлеет раннему июлю, рассвет наступил часа через четыре. Наливающийся розовыми отсветами небосвод был ясен, суля погожий день.

Отец Модест заседлывал Нарда. Кроме арчимаков вышел и небольшой мешок, в котором угадывались книги: его священник приторочил сзади седла.

Роскоф, Параша и Катя стояли у крыльца.

— Прощай, Нардушка! — Нелли обняла обеими руками конскую морду, прижалась щекою к гладкой шерсти. Конь скосил влажный агатовый глаз, словно все понимая.

Отец Модест уже благословлял Филиппа: тот показался Нелли необычно бледен и, сам не замечая, закусывал губу — капля крови текла по подбородку. Благословил он Парашу, затем, с сугубою улыбкой, Катю.

Нелли все не отходила от Нарда. Отец Модест обеими ладонями обнял ее за голову и поцеловал в волоса.

— Мне надобно торопиться, маленькая Нелли. Прощай!

— Прощайте!

— Доброй дороги, Ваше Преподобие!

— Филипп, Прасковия, Катерина — доброго пути и вам!

Отец Модест вскочил в седло. Ударили шенкеля, Нард стрелою сорвался с места. Очень скоро всадник и конь исчезли в розоватом утреннем тумане.

Глава XLV

Прощанье же с Роскофом вышло веселым. Случилось оно две седмицы спустя, когда лето перевалило зенит, а Сабурово приблизилось на полдня пути.

— Вознице я за неболтливость заплатил, да и кто поверит, что вез он двоих мальчиков да одну девочку, а привез троих девиц? Решат, что детина перепил браги, — веселился Филипп. В окнах кареты лиловел по обеи стороны высокий иван-чай, нелюбимый Нелли признак завершения зеленых святок. — А вот чтоб крестьяне твоего батюшки видали с вами чужого, так то вовсе ни к чему. Так что оставлю я вас, не доезжая до границы. А уж полутора месяцев не пройдет, как познакомимся мы наново.

— Как ты это сладишь? — поинтересовалась Нелли.

— Как мы повстречались с тобою, я собирался именье покупать, да не решил еще где. Теперь скажу поверенному, чтоб подыскивал в соседстве от родителей твоих. А уж соседи всегда дружатся.

— Подружишься ты с ними, как же, — проворчала Нелли. — Они знаешь, вольтерианцы какие. С ними разговаривать, сколько каши наесться надобно.

— Я буду есть очень много каши перед каждым визитом, — веселился Филипп. — Ладно, пора мне поворачивать.

Карета остановилась под развесистым дубом. Нелли с Парашей выскочили на землю, Катя принялась помогать Филиппу вьючить лошадь.

— Красивы дубы, — задирая голову под шатром кудрявой листвы, произнес Филипп. — Выберу, где их много, раз уж кедров тут не растет. Ты помнишь кедры алтайские, Нелли? Я не я буду, коли Прасковия не напоит нас еще баданом из тайного запасу.

— Может статься, что и напою, — хитро улыбнулась Параша.

— Слышь, Филипп Антоныч, правую заднюю в ближней же кузне перекуй, — деловито окликнула Катя.

— Непременно перекую, — Филипп по-прежнему оставался весел, безмятежно весел. — Прощай покуда, Нелли! Будь здорова, Прасковия!

— И тебе доброго здоровья, Филипп Антоныч.

— Катерина, покуда прощай!

Катя, подтягивавшая заднюю подпругу, ответила не сразу. Затем, взглянув чуть исподлобья на Роскофа карими своими глазами, вдруг, к изумлению Нелли и Параши, подбежала к молодому французу, обняла его, вскинув руки, за шею и трижды расцеловала в обе щеки.

— Будь благополучна, дружок, — Филипп, чуть смущенный, занес ногу в стремя. — До встречи! И гляди, негодяй, довезешь не покойно, сыщу тебя и сдеру семь шкур!

Последние слова относились уже к долговязому вознице, зевавшему на козлах.

— Зачем худое слово, будьте наипокойны, барин, — отозвался тот, крестя рот. — О Петровом посту старую барыню вез из Запрудья, больные кости в столицах лечить. Так и та не жаловалась, что растряс.

И снова конский топ смолк вдалеке. Вот и остались они втроем, как были.

— Из чего ты огорчилась, Катька? — спросила Нелли, утешая и себя в том числе. — Филипп же сказал, станет он бывать в Сабурове, уже с осени, коли не раньше.

Девочка не ответила, приноравливаясь вскочить на Роха.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});