Империя тюрков. Великая цивилизация - Рустан Рахманалиев

Не последнюю роль играло и то обстоятельство, что в Самарканде в это время находились люди, сожалеющие о времени правления узбеков и предпочитающие их возвращение установлению власти Бабура в союзе с шиитами. Кстати, к таким людям относился и Рузбехан, оставшийся в Самарканде: «Мечети ислама, бывшие убежищем молитв правоверных суннитов, они (шииты) превратили в объекты распространения мерзостей отрицания правоверия и гадостей, чем в места молитвенных обрядов и покорности Аллаху. И если, – не дай бог! – разгорится искра огня их соблазна и упрочится их неустойчивое господство в этих областях, то близко будет к тому, что от проявлений истинной веры не останется никакого следа, а от ислама – ни одной с ним страны».

Таким образом, народ Мавераннахра быстро разочаровался в правлении Бабура и, прежде всего, через его союз с шахом Исмаилом и близкой перспективой подчинения Ирану. И знать и народ сошлись на том, что лучше быть под властью узбеков, чем кызыл-башей. Поэтому в Туркестан к узбекам были направлены просьбы о скорейшем их прибытии в Самарканд для освобождения от пришельцев. Народ обещал немедленно восстать против Бабура и его союзников и изгнать их из города, как только узбекские знамена покажутся в окрестностях города, и передать столицу узбекам.

Что касается узбеков, то это была не самая лучшая для них пора. Узбекские ханы, ушедшие в степи Дешт-и-Кыпчака, прилегавшие к Туркестану, еще столь недавно чувствовавшие себя полными хозяевами в обширных владениях темуридов, – пребывали в крайне удрученном состоянии. Безусловно, они переживали и гибель своего верховного главы Шейбани-хана, который так лихо покорил земли темуридов, и захват Бабуром и его союзниками этих богатых областей. Перед узбеками стояла дилемма – уходить ли дальше в степи Дешт-и-Кыпчака или, мобилизовав все силы, выступить в поход на Мавераннахр и отвоевать его у Бабура.

Среди узбекских султанов, каждый из которых со своим личным войском и своим племенем жил в одной из крепостей с прилегающим к ней степным районом, выделялся наиболее энергичный и решительный – племянник Шейбани-хана Убайдулла-султан. Он со своим войском размещался в крепости Аркук, на левом берегу Сырдарьи. Согласно записям его современников, Убайдуллу не покидала мысль отвоевать у Бабура и его союзников персов богатейшие земли Мавераннахра. Но, по всей очевидности, он был неплохим психологом, потому как сомневался, встанут ли под его знамена соплеменники, поскольку они страшились многочисленной армии Бабура и войск шаха Исмаила I. Как видно, свежа была в памяти узбеков потрясающая победа персов над «отцом побед» Шейбани-ханом.

Тем не менее, движимый религиозным чувством, Убайдулла переправился через Сырдарью и пошел к мазару среднеазиатского мистика XI в. Ахмеда Ясави, где совершил поклонение его гробнице. После чего он созвал на совет наиболее уважаемых старейшин рода, где, по свидетельству источника, он сказал: «Каждому из моих дядей и близких родственников, который согласится с таким моим дерзанием и пожелает выступить на путь „священной войны“ с красношапочниками, я выкажу в этом предприятии беспрекословное подчинение, склоню свою голову перед вручением ему главного командования над армией и, как простой солдат, буду разить врагов своим мечом в рядах его воинов». Однако никто из присутствовавших на этом совещании узбекских ханов и султанов, «несмотря на наличие у них вооружения и воинского снаряжения», не выказал ни малейшего желания выступить в этот поход. Они не только не согласились с предложением Убайдуллы-султана, но с крайним удивлением восприняли его слова. Быть может, здесь проявился традиционный обычай тюрков – подчинение лишь старейшему рода. Так или иначе, но надеяться в этом предприятии на помощь своих соплеменников Убайдулле не приходилось.

Тогда он, не отказываясь от своих замыслов, в апреле 1512 г. вновь посещает гробницу Ахмеда Ясави и в жаркой молитве просит помощи у Всевышнего. Уповая на Аллаха, Убайдулла принял решение идти на Бухару. Рузбехан приводит его эмоциональную речь перед своими единомышленниками, вкладывая в его уста не то слова своего сочинения, не то приукрашивая своим красноречием действительно произнесенную вождем узбеков речь: «…предпочтем же теперь нашей жалкой жизни, пока есть еще сила в наших душах и крепость в нашем теле, – мужественное и храброе нападение на врагов веры, завладевших нашим государством и достоянием, чтобы войти нам в память народа овеянными легендой о необычайной нашей неустрашимости и мужестве…» Одним словом, у Убайдуллы образовался пятитысячный отряд кавалерии из испытанных бойцов и военачальников, служивших ему и его отцу Махмуд-султану.

С этим отрядом в апреле—мае 1512 г. Убайдулла-султан выступил в поход дорогой на Терт-Куй. Через несколько дней он достиг Гидждувана, где совершил поклонение гробнице бухарского суфия, прося у него помощи в своем предприятии. Отсюда Убайдулла направился к Бухаре. Правитель Бухары, ставленник Бабура, укрепился за городскими стенами. Когда известие о продвижении узбеков дошло до Самарканда и разведчики выяснили, что узбекские силы крайне незначительны, и что они подошли к Бухаре с целью простого набега и посему их крайне легко захватить, султан Бабур немедленно отдал приказ о сборе всех своих войск. В короткий срок почти 50 тыс. всадников в полном боевом вооружении, состоявших из персов, чагатайцев, моголов и бадахшанцев, собрались под знаменами Бабура и последний, в полной уверенности в легком разгроме горстки узбеков своими превосходными силами, выступил из Самарканда. Он был уверен, что едва узбекам станет известно о движении большой армии, то они обратятся в бегство. Бабур продвигался очень быстро, очевидно, стремясь как можно скорее настичь неприятеля. Узнав о выступлении Бабура, Убайдулла отошел от Бухары и направился в Хайрабад. Правитель Бухары, наблюдая отступление узбеков, решил, что они обратились в бегство, и послал донесение Бабуру, советуя ему как можно скорее двигаться, иначе узбеки, чего доброго, смогут уйти через Хорезмскую степь (т. е. через КызылКумы) и скрыться в своих степях, тем самым избегнув своего неминуемого истребления. Это сообщение побудило султана Бабура ускорить марш и на берегах озера Кул-и-Малик, в Хайрабаде, он настиг отряд Убайдуллы-султана. К этому моменту у Убайдуллы было не более пяти тысяч всадников. С ними он мужественно встретил неприятеля. Когда армия Бабура увидела ничтожный узбекский отряд, она предприняла маневр окружить узбеков со всех сторон и не дать им вырваться из этого кольца. Все были в полной уверенности, что узбекам не удастся избежать поголовного истребления. Узбеки же, видя намерение врагов окружить их, разделились на три части. Первая из них, под командованием эмира Шуджауддин-Уруса, бросилась в центр армии Бабура, смешалась и, пробившись в тыл, ударила по неприятелю. В ожесточенном бою в ряды армии чагатаев была внесена сумятица. Этим воспользовался второй отряд войск Убайдуллы: он бросился на фланг Бабура, зашел в тыл чагатаям и произвел жаркую сечу, уничтожив множество неприятелей. В конце концов, все кончилось для султана Бабура катастрофой, полным поражением его армии, которая обратилась в беспорядочное бегство. Бабур бежал в Бухару и, достигнув ночью столицы, переночевал там, а рано утром на быстроходном сильном верблюде направился в Самарканд. Там он оставался не более одного дня и, забрав свою семью и домочадцев, бежал в Гисар. Таким образом, Бабур процарствовал в Самарканде шесть месяцев. Что касается Убайдуллы, то на другой день после победы над чагатаями и их союзниками он вступил в Бухару, «восстановил правоверие и уничтожил следы шиизма».

Трудно сказать, каковы были причины столь необычайного факта полного разгрома малочисленным отрядом узбеков армии в десять раз превышавшей численностью своего противника, причем, ни у той, ни у другой стороны не было огнестрельного оружия и орудий, сражались в конном строю только холодным оружием. Возможно, в этом было повинно командование Бабура, сыграл ли в этом деле какую-нибудь роль своеобразный прием узбеков вести бой, который был памятен Бабуру, когда на берегах Зерафшана он потерпел поражение от Шейбани-хана, или же армия Бабура в силу своей разнородности и, что естественно в этой ситуации, отсутствия единства, была в военном отношении не на уровне? Источники того времени умалчивают о причинах такого беспримерного поражения Бабура. Может быть, определенную роль в этом сыграли вероломные и нестойкие в бою моголы, с которыми судьбе суждено было связать Бабура, к тому же, соплеменников Бабура, тюрков-чагатайцев, было в его войске небольшое количество. Можно лишь догадываться в какой мере сунниты-моголы, чагатаи и бадахшанцы поддерживали в бою союзников Бабура, ненавистную персидскую армию шаха Исмаила, возможно, им предпочтительнее было видеть рядом с собой узбеков, нежели персов? Очевидно, совокупность этих причин и была результатом поражения Бабура.