Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

Комментируя рассказ «Только не вслух», Тейлор поясняет: «Я всегда питала интерес к фетишистскому потенциалу слов».

Хотя рассказ не вполне отвечает требованиям жанра «хоррор», тем не менее он рассчитан не на слабонервных. Впервые он был напечатан в сборнике The Darker Side.

Не следует недооценивать силу слова, Кристин, — говаривал мой отчим, доктор Лейтон Идз. — Мы считаем слова всего лишь символами, простыми звуками, но верное слово — как редкий аромат. Оно способно вызвать из прошлого чувства, переживания и оживить их».

Я была тогда совсем ребенком и не понимала, что он имеет в виду. Знала лишь, что доктор Идз — известный психиатр и безоговорочно лучший из вереницы «дядюшек» и приятелей, побывавших до него в материнской спальне. Но это мнение о нем я сохранила только до того, как он начал меня «обучать». Позже мне пришлось слишком хорошо узнать, что он подразумевал, говоря о силе слова.

Рики Кэллоуэй, как я убедилась многие годы спустя, понимал могущество слова не хуже, а может быть, и лучше самого доктора Идза, что и не преминул мне продемонстрировать. Однако, в отличие от ситуации с отчимом, тут я с самого начала знала, что Рики — опасный безумец.

Прошло больше года, как мы с ним не виделись, когда однажды я вернулась вечером домой и обнаружила, что дверь взломана, а в темной гостиной сидит совершенно голый Рики.

Я узнала его по мощной фигуре, освещенной сзади голубовато-зеленоватой подсветкой включенного монитора — единственною источника света в комнате. Я не ошиблась ни в том, что этот здоровяк — Рики, ни в том, что он, судя по силуэту, полностью раздет. Единственный предмет одежды, с которым он не пожелал расстаться, — байкеровская бандана поверх черной густой шевелюры, рассыпавшейся по плечам, как у воина-апачи.

В голове сразу вспыхнуло: «Ну как? Дело сделано?», но я побоялась так спросить, а потому вместо этого поинтересовалась:

— Господи, что ты здесь делаешь? И зачем вламываться в квартиру?

— Я не знал, во сколько ты уходишь с работы, а в холле ждать не хотелось. Не беспокойся, я починю дверь перед уходом.

— Еще бы ты смел не починить! И оденься немедленно!

— Когда соберусь уходить. Но вдруг ты не захочешь, чтобы я ушел. Вдруг ты попросишь меня остаться на всю ночь. У меня есть что тебе показать, и это многое может для нас изменить.

«Для нас? Каких таких «нас»?» — подумала я.

— Что ты можешь показать мне такого, что способно все изменить? — спросила я. — Нам не быть вместе. Я вообще не могу ни с кем быть. Мы один раз пробовали, помнишь?

— Ну так что, попробуем еще разок, — сказал Рики и протянул мне огромную руку. — Иди сюда и дотронься до моего зверька.

— Что-что?

Я знала, что у Рики Кэллоуэя не все дома. Я знала, что мне следовало бы его бояться, но почему-то не боялась. Если он вернулся, чтобы прикончить меня или вымогать деньги, то черт с ним, будь что будет. Может, я и заслужила это, учитывая, какую кашу заварила. С другой стороны, Рики когда-то любил меня; может быть, и до сих пор любит. А может быть, он просто захотел перепихнуться и решил, что за мной должок. Тоже мне половой гигант.

— Кристин, — позвал он, — ты что, оглохла?

— Да слышу я, слышу. — Скользнула бочком в комнату и уселась напротив него на диване, а сама приглядывалась, стараясь понять, насколько он опасен. — Дай мне минутку подумать.

Впервые я увидела Рики Кэллоуэя на похоронах моего брата Эндрю. Два года назад Эндрю покончил с собой, сиганув с крыши девятиэтажки, где у него была собственная квартира. Он не стал прыгать ногами вперед, нормальным для самоубийц способом, как заверили меня полицейские, — а они знают толк в подобных вещах, — он прыгнул головой вперед, словно какой-нибудь мексиканский ныряльщик с утесов — что является отклонением для поступка, который сам по себе уже отклонение.

Похороны прошли скромно, провел их старый бенедиктинец с залысинами, специально приглашенный из церкви Святого Павла, той самой, что прежде посещала мать, до того как ее походка приобрела пьяную шаткость, затруднявшую подъем по широким мраморным ступеням. Были там моя сестра Энн с мужем Робертом и сослуживцы Эндрю из юридической фирмы, где он работал адвокатом по уголовным делам. Наш брат Барнетт, самый младший в семье, немного отсталый в развитии, произносил надгробную речь, причем делал это с таким жаром и так долго, что священник уронил голову на тощую грудь и захрапел.

— Как бы ни был тяжел грех Эндрю, Бог любит его, — вопил Барнетт, подняв кулак, словно готовясь дать отпор любому, кто посмеет с ним поспорить. — Бог спас Эндрю, и наш брат сидит теперь у ног всемилостивейшего Бога и Его сына, нашего Повелителя и Спасителя Иисуса Христа.

Никогда прежде я не слышала, чтобы Барнетт так надрывался, доводя себя до полного исступления; очевидцы спектакля пришли в нервное замешательство, а кое-кто даже откровенно испугался. Барнетт встряхивал взмокшей головой, как попавший под дождь спаниель, закатывал глаза и дрожал всякий раз, вспоминая Господа. В какой-то момент я начала испытывать неловкость от его свирепого напора и поэтому решила отвлечься, понаблюдав за реакцией публики на диатрибу младшенького. В основном здесь собрались ухоженные, со вкусом одетые люди, составлявшие в недавнем прошлом социальный круг общения Эндрю.

Мое внимание привлекли всего несколько персон, подобно Барнетту выделявшихся в компании.

— Это кто? — обратилась я к Энн, показывая на громилу-байкера.

При иных обстоятельствах он навел бы страху, но сейчас из его злобных черных глаз в три ручья лились слезы.

— Это Рики Кэллоуэй, — ответила Энн. — В шестнадцать лет он застал отца, когда тот приставал к сестренке, и прирезал его.

Я переварила услышанное и продолжила расспросы:

— Откуда он знает Эндрю?

— Пару лет назад Эндрю защищал его, когда Рики обвинялся в разбойном нападении. Вот они и подружились. Перестань на него пялиться, Кристин. Он профессиональный преступник. Совершенно тебе не подходит. Даже если ты десять лет не была с мужчиной, — добавила она, пожав мне руку в знак того, что не язвит, а просто констатирует факт моего противоестественного, по ее понятиям, и упрямого воздержания.

— Скажи лучше пятнадцать, — буркнула я.

Однако, вняв критике, я перестала бросать украдкой взгляды на Рики Кэллоуэя и переключила внимание на другую особу, смотревшуюся здесь неуместно. По моим предположениям, этот Кэллоуэй, скорее всего, должен был бы отправиться отсюда именно с ней — низкорослой пышненькой дамочкой со светло-рыжеватыми кудряшками, дыбом стоявшими на голове этаким ярким неоновым нимбом, и огромными серьгами — в каждом ухе по мини-люстре, — которые болтались на ветру, точно крошечные висельники. Она, вероятно, почувствовала на себе мой взгляд, потому что внезапно обернулась и посмотрела прямо мне в глаза. Рука ее поднялась в приветственном жесте, пальцы слегка зашевелились. Со стороны могло показаться, будто она заигрывает с малышом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});