Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Не вдаваясь в дальнейшие детали, можно со всей определенностью сделать вывод: именно X съезд стал тем поворотным этапом, который обозначил четкие линии противостояния в большевистских верхах по национальному вопросу, в особенности о принципиальных основах построения будущего объединенного государства. И как ирония политической судьбы выглядит то, что Сталин, выступивший на съезде рьяным поборником борьбы против великорусского шовинизма, буквально через год с небольшим станет той политической фигурой, против которой будет сосредоточен весь пыл ленинских обвинений в потворствовании великодержавному шовинизму. Сама логика ставит вопрос: или Сталин, выступая против великодержавного шовинизма, в определенное мере кривил душой и говорил не то, что он думает на самом деле? Или же в действительности он придерживался взглядов последовательного противника безудержной критики великодержавного шовинизма?

Однозначный ответ на поставленный вопрос дать трудно. Скорее всего истина лежит где-то посередине. Что Сталин осуждал определенные проявления великодержавного шовинизма, это бесспорно. Так, в своем заключительном слове он счел необходимым взять под «защиту» национальные права белорусского и украинского народов. В частности, он говорил: «я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской нации. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская нация — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие её культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы»[765].

Как видим, Сталин выступал отнюдь не в роли русификатора, а, напротив, в роли поборника развития национальных культур белорусского, украинского и других народов. Таким образом, упреки в том, что он стоял на почве великодержавного шовинизма, мягко выражаясь, были не вполне корректны. Конечно, данная констатация не имеет всеобщего, не ограниченного временными рамками характера. Взгляды его на те или иные аспекты национального вопроса, будь то в аспекте теории, будь то в практическом аспекте, не оставались неизменными раз и навсегда. Общей линией эволюции его воззрений в области национального вопроса было то, что по мере усиления тенденций роста местного национализма росло и его убеждение в том, что так называемый великорусский шовинизм отнюдь не представляет собой той угрозы, которую ему приписывали его оппоненты. Но на этом вопросе мы еще остановимся в разделе, где будут рассматриваться разногласия между Сталиным и Лениным по вопросу о принципах и путях формирования Советского союзного государства.

Определенные коррективы, которые внес Сталин в свое понимание принципа самоопределения наций, касались не только отказа от узкоклассовой трактовки самого содержания этого принципа, т. е. признания такого права не за нацией в целом, а лишь за определенными частями какой-либо нации. Выше уже отмечалось, что подобная интерпретация принципа самоопределения на деле выхолащивала его содержание. Более того, в реальной жизни невозможно себе представить, как можно было бы осуществить самоопределение только какой-то части нации, а не всей ее в целом. Это была явно умозрительная, искусственная концепция, заранее обреченная на полный крах в случае попыток ее реализации на практике. К слову сказать, Сталин не проявлял закостенелости мысли и не защищал с упорством свою однобокую позицию.

И, наконец, в заключение рассмотрения вопроса о национальной политике Советской власти и роли Сталина в ее теоретическом обосновании и практическом осуществлении, следует отметить еще одно немаловажное положение. Оно сформулировано в его статье «К постановке национального вопроса», опубликованной в мае 1921 г. Речь идет о замене расплывчатого лозунга о праве наций на самоопределение ясным революционным лозунгом о праве наций и колоний на государственное отделение, на образование самостоятельного государства. Причем речь шла не только о праве на автономию, пусть даже и широкую, на которую соглашались, например, австрийские теоретики национального вопроса — Шпрингер, Бауэр и др. В полемику с ними Сталин вступил вновь (впервые он подверг их критике в своей программной работе «Марксизм и национальный вопрос»), на этот раз уже опираясь на опыт решения национальных проблем в Советской России, а также на обобщение опыта освободительного движения в других странах в ходе и после первой мировой войны.

Суммируя, можно сказать, что в первые годы Советской власти Сталин проявил себя как крупный теоретик и практик в вопросах национальной политики. И эта его оценка, как может убедиться читатель, базируется на фактах и доказательствах, а не только на логических построениях и умозаключениях. В постановке принципиальных проблем национального движения и анализе практических методов его развития Сталин не придерживался раз и навсегда определенной линии. Он стоял на позиции творческого подхода к теории и не проявлял слепой приверженности к ранее сформулированным догмам. Объективности ради, следует сказать, что никто в большевистской партии, за исключением разве только Ленина, не внес такого большого вклада в теорию и практику национального вопроса. Вместе с тем, как можно было убедиться, порой взгляды и позиции Сталина по целому ряду моментов национального строительства отличались непоследовательностью и противоречивостью. Но все же главной тенденцией в развитии этих взглядов была ориентация на строительство единого и неделимого государства. Именно в тот период эта тенденция стала зарождаться, чтобы впоследствии обозначиться в качестве доминирующей во всей системе взглядов Сталина по национальному вопросу.

3. Участие в государственном управлении

Центр тяжести практической работы Сталина по организации новой власти, как уже мог убедиться читатель, лежал в плоскости национального строительства. Однако в первые годы после победы революции диапазон его деятельности был гораздо более широким. В период Гражданской войны он сосредоточивал свои усилия и свою работу в военной сфере, чему будет посвящена специальная глава. Здесь же мне хотелось бы в самом конспективном виде остановиться на некоторых других сторонах его политической и государственной деятельности.

Необходимость этого диктуется рядом обстоятельств.

Во-первых, сам диапазон политических и государственных обязанностей Сталина в тот период далеко выходил за рамки национальных проблем. Хотя в его сочинениях выступления по национальной проблематике занимают доминирующее место (речь идет о рассматриваемом периоде), его практическая работа в других сферах зачастую занимала не меньшее, а порой и большее место. Просто эта работа носила такой характер и имела такую направленность, что она не могла адекватно отражаться в его публичных выступлениях.

Во-вторых, многие биографы Сталина, начиная с Троцкого и кончая Волкогоновым (в России) и Такером (на Западе), усердно и последовательно проводят мысль о том, что не только на посту народного комиссара по делам национальностей, но и на других государственных постах Сталин ничем себя не проявил. Больше того, якобы именно те участки практической работы, куда направлялся Сталин, оказывались в наиболее плачевном состоянии. То есть, он в силу отсутствия способностей к практической работе, неизменно проваливал порученное ему дело.

Посмотрим, что пишет по этому поводу Такер: «…он не обладал особым талантом организатора и администратора, хотя и мог довольно эффективно и авторитетно улаживать критические ситуации. Ни одному из своих комиссариатов Сталин не обеспечил постоянного и творческого руководства, которого два таких новаторских по замыслу ведомства прежде всего заслуживали… Уже по своему темпераменту Сталин не мог успешно выполнять функции организатора и администратора. Ему недоставало терпения, уравновешенности, умения сотрудничать и способности подчинить себя, и в большом, и в малом, потребностям учреждения. Ведь на самом деле невысокий комиссар в русских сапогах и френче (его привычная одежда в 20-е и 30-е годы) вовсе не был человеком стальной выдержки, как можно было бы предположить, судя по партийной кличке и обычному поведению на публике»[766].

Число подобных оценок можно было бы и умножить. Но все они в чем-то удивительно похожи одна на другую, хотя и выражены разным по стилю и по эмоциональности слогом. В них заложены заранее запрограммированные обобщения, а приводимые факты призваны лишь подтвердить правомерность выводов, сформулированных априори.