А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ) - Васильев Андрей Александрович

Самое забавное, что он дословно передал мою реплику. Я-то думал, что произойдет осознание того, что это отчасти шутка — но нет. Сергей так и сообщил своему собеседнику, что по зубам меня треснули именно враги и супостаты.

Одно хорошо — на том конце провода мою иронию все-таки приняли к сведению.

— На, — Сергей мне сунул свой телефон и недовольно насупился. — Слово-то какое придумал.

Как видно, то, что он услышал, ему не очень понравилось, потому что интонация была не сильно дружелюбная. Интересно, а если и он мне брякнет по зубам, то у меня челюсть болеть перестанет? Вышибет ли клин клин?

Впрочем, два раза в одну воронку снаряд не попадает.

— Саша? — естественно, в трубке я услышал до боли знакомый голос Ряжской. — Что вообще происходит? Ты мне не объяснишь?

— Осень, — отделался я короткой версией произошедших событий.

— Прекрасный, а главное понятный ответ, — одобрила мою лаконичность Ольга Михайловна. — Ну а если его сделать немного попонятней? Осень — время обострений психических заболеваний? Осень — не лето? Осень, осень, лес застыл… И что-то там еще в песне было. Не помню уже.

— Осень больно говорить, — пояснил я. — Осень-осень.

— Знаешь, я постепенно начинаю ощущать себя кем-то вроде твоей приемной матери, — немного рассержено сообщила мне собеседница. — Ты капризничаешь, я тебя уламываю и уговариваю. «Съешь хоть что-нибудь, Сашенька, что же ты голодный ходишь». Вот, проверяю дома ты или нет, потому что ты не желаешь отвечать на мои звонки. Да еще и побил тебя кто-то…

— Не по чему отвечать, — пояснил я, еле двигая челюстью. — Телефон тю-тю. Прикончил его мощный каблук нашего безопасника. Сначала кулак мне зубы чуть раздробил, потом нога смартфон раздавила. Первое больно физически, второе морально.

— У тебя не возникает ощущения, что градус ситуационной бредовости в вашем банке крепчает? — поинтересовалась у меня Ряжская. — Я давно на свете живу и в бизнес-сферах вращаюсь добрую четверть века, кабы не больше, но с начала девяностых не слышала о том, чтобы безопасники физическим прессингом занимались. Психологическим — это да. Без него никак. Но чтобы морды бить? Даже в лихолетье они это делали только в том случае, если их подшефные инсайдом занимались, на предмет выявления всей цепочки утечки информации. Помню, в 1995, когда на фальшивых «авизовках»… Ладно, сейчас не об этом речь. А тут прямо колумбийские страсти «а-ля картель».

— Сам в шоке, — подтвердил я, с радостью ощущая, что мне стало немного полегче. Как видно, таблетки начали действовать. — Силуянов, конечно, всегда был той еще сволочью, как и предписано штатным расписанием, но тут он, конечно, дал гари.

— Завтра же его уволят. Лично проконтролирую, — сказала как отрезала Ряжская. — Плюс на твоем месте я бы еще и в травмпункт наведалась, сняла побои. Мы его еще тогда и посадим.

— Странно это все, — никак не отреагировал я на ее слова. — Повторюсь — Силуянов козел еще тот, это так. Но он всегда играл по правилам, вот какая штука. Он никогда не приписывал лишнего даже тем, кого не любил.

— То есть — тебе?

— В том числе мне. Я от него огребал часто, но всегда за дело. Да, он мог поглумиться надо мной, мог сплясать на моих костях, но никогда не переходил линию между профессионализмом и дилетантством. Он себя уважает. И тут — такое… Не вяжется это как-то? Непонятное тут что-то. А я непонятное не люблю, оно меня нервирует. Понимаете о чем я?

— Понимаю, — помолчав, произнесла Ряжская. — Ладно, пусть пока он будет. Хотя пугануть я его все равно пугану.

— Не-а, — ехидно протянул я. — Это тоже предоставьте мне. Я его нынче ночью сам пугану. Так, как вы сроду не сможете, при всех своих способностях.

— Я теперь его жалеть начинаю, — фыркнула Ольга Михайловна. — Не знаю, что именно ты задумал, но точно уверена в одном — врагам своим на его месте оказаться не пожелаю. Даже Соломиной, чтобы ей пусто было. Хотя нет, ей пожелаю. Очень уж она неприятная особа.

— У каждого из нас есть своя Соломина, — ее очень и очень толстый намек я не понять не мог, но решил ответить тоже завуалированно. — И каждая Соломина раньше или позже получит свое.

— Да, вот еще что… — Ольга Михайловна тяжело вздохнула. — Понимаю, что не совсем ко времени, но я снова о Яне. Саша, это несчастная женщина. Если бы ты только знал, какая у нее была тяжелая жизнь, как ей досталось от судьбы!

— Нет, — твердо ответил я. — Приворотами я не занимаюсь. От слова совсем. Ольга Михална, да вы не представляете даже, о чем просите. Этот заговор для людей не помощник, поверьте. Это потенциальный смертный приговор. И помочь ей после я уже никак не смогу, там обратно не отыграешь. Это анизотропное шоссе, Ольга Михална. Или, как вариант, система «ниппель». Туда дуй, оттуда… Не дуй. Уцелевший зуб даю — кончится все очень, очень плохо.

— Что значит — «уцелевший»? — обеспокоилась Ряжская. — Он тебе часть выбил, что ли?

— Это шутка была, — пояснил я. — Все на месте. Но приворот делать не стану.

— А может, есть другой способ решить ее проблему? — полюбопытствовала моя собеседница. — Не приворот, так еще что-то? Саша, ты же умный, подумай. А Яна твои мысленные потуги потом простимулирует. Скажем — плюс двадцать процентов к стандартному гонорару?

— Да не в деньгах дело, — печально произнес я. — Нет, я их люблю, но имеются вещи на порядок выше.

— Саша, — лукаво произнесла Ряжская. — Раз ты так заговорил, значит, идеи у тебя есть.

— Ольга Михална, у меня есть на спине шерсть — немного панибратски хмыкнул я, заработав от Сергея изрядно удивленный взгляд. — Редкая, зато своя.

Ну его изумление мне понятно. Ряжская тетка лютая, думаю, что у нее, что у ее мужа все по струнке ходят. И наши все ходить будут, полагаю.

Но мне надо знать, до каких пределов я могу дойти в общении с ней, где та пограничная линия, которую нельзя переходить ни при каких условиях. Она изучает меня, это ясно как белый день. Причем пускает в ход все приемы, включая самые грязные — провоцирует, ищет болевые точки, смотрит на мою реакцию в некомфортных ситуациях.

Я, кстати, даже не удивлюсь, если странное поведение Силуянова ее рук дело. Актриса она великолепная, удивление ей сыграть как нефиг делать.

Но и я изучаю ее. Внимательно и неторопливо.

Спинным мозгом чую — нам еще долго общаться придется. И мне надо знать, где те пределы, за которые лучше не соваться. Где та точка, которую можно назвать «критической».

И еще — мне надо почуять, когда она из доброй тети захочет превратиться в суровую госпожу. Не в БДСМ смысле, а в жизненном. Когда вместо: «может, поможем» прозвучит: «пойди и сделай». Не хочется проморгать этот момент.

— Шпана, — хмыкнула Ряжская. — С бизнес-леди — и на дворовом жаргоне разговаривать. Ох, обтесывать тебя еще и обтесывать.

— Ощутил себя Буратино, — хмыкнул я. — Ладно, подумаю по поводу вашей Феликсовны. Может, что в голову и придет. Например — мысль какая.

— Подумай, — разрешила Ряжская. — Дело хорошее. А про Силуянова этого забудь. Завтра ему кое-что объяснят, так что он больше тебя не побеспокоит. Завтра вообще в вашем богоугодном заведении ожидается интересный день. Тебе понравится.

И она повесила трубку.

— Держите, — протянул я смартфон Сергею, тот немедленно потянул его к уху. — Не-не, там уже никого. Все, абонент не абонит.

— А как же? — он посмотрел на меня. — А мне чего теперь?

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Домой езжайте, к семье, к детям. Или еще куда. Дело ваше.

— О, Сашендра! — раздался голос сверху, по лестнице процокали каблучки. — Точнее даже — неуловимый Джо. Ты куда пропал? Я как ни зайду — тебя все нет.

Это была Маринка, которая, похоже, только-только вернулась домой. Кстати — да, громыхал дверями лифт на ее этаже.

Была моя соседка нынче печальна и томна. Да еще и пристойно одета. Я бы сказал — на редкость. Вполне себе демисезонный плащик вместо кислотного цвета куртки, юбка ниже колена, блузка, под которой не то что ее юное трепетное тело невозможно было разглядеть, но и даже пару татуировок, на него нанесенных. Не исключено, что там даже нижнее белье сегодня имелось. И правда — осень пришла.