Орда встречного ветра - Дамазио Ален

Это Голгот, сам Голгот создал почву под своими ногами.

Он сделал еще один шаг, за ним третий, так, словно сила, благодаря которой он держался в воздухе наперекор гравитации, лилась по его голеням, разливалась по

23

бедрам, била ключом из подошв, подкованных вихрем. Сов, как и я, как и Пьетро, все мы оторопели так, что у нас самих почва уходила из-под ног. В глазах Сова читался крик о помощи, он умолял бросить ему спасательный круг рациональности, с надписью «объясни мне что тут происходит, скажи, что мы не сошли с ума», но мне не хватило присутствия духа, я не владела ситуацией, все было…

— Он растворится… — выдавила я в конце концов.

— Что?

— Он не выдержит, он не сможет… Он сжигает свой вихрь…

π Голгот шел по воздушному мосту. С каждым новым шагом я ждал, что Голгот сейчас упадет. Но он не падал. Он уже был в пятнадцати метрах от края скалы. Каждый раз, когда он поднимал и ставил свой ботинок, до нас доносился звон стекла под железным ударом. Он контровал. Контровал прямо по небу. Шел вперед для самого себя. Я думаю, что он наверняка в своем представлении решил обойти шестого Голгота, хоть на пару метров. И еще думаю, что он позволил себе последнюю и никому непосильную роскошь — проложить последнюю Трассу, которую никому не был должен, кроме себя.

— Контровый диамант! Стать в опору! Опору сзади давай! Плотной цепью!

— Трассер! — закричал Пьетро надтреснувшим от волнения голосом.

— Что там, князь? Как дела в Паке? Не отставать! Слышу дыры в шлейфе! Компактнее, парни! Резче! Забить дыры!

— Иду, Голгот, Пак со мной! — прокричал в ответ Пьетро.

22

— Куда ты?! Оставайся, где стоишь! Ты не можешь за ним пойти, никто не может! Одумайся, ради ветра! — взмолилась Ороси.

— Крепче опорные! Крепче! Не вихлять на зашквалах!

) Пьетро добрался до брошенного Голготом мостка раньше, чем я успел повалить его на землю. Он сделал это не из безумия, в этом я был уверен, а потому что больше не мог выдержать ни одной смерти в качестве зрителя, потому что Голгот звал его, потому что все достоинство его жизни вкладывалось в эти несколько слов, в этот зов контра, из которого мы были сплетены. И когда эти слова произносил наш Голгот, они звенели в каждом нашем позвонке, всю жизнь, с самого детства. Пьетро не повел за собой Пак, не пошел по расстилающемуся перед ним небу, он лишь завис над бездной на несколько секунд, с верой в Орду. Весь наш путь оказался нелепой затеей, уничтожено было восьмивековое алиби, что оберегало нашу битву, чью ценность больше не было смысла искать вне нас самих. Он унес с собой редкое благородство, что черпал из самодисциплины, как, впрочем, и все мы, а также из врожденной порядочности и глубочайшего альтруизма, размах которого не смогла оценить оттолкнувшая его Кориолис.

Победить девятую форму значило бы для Пьетро преодолеть в третий раз свой стыд за то, что остался в живых, тогда как Голгот столь ярко рисковал своей жизнью; это предполагало низость и малодушие, которые многолетнее формирование самого существа князя делало невозможным принять и тем более олицетворить. Он не мог пойти на такое финальное предательство, и этот выбор ни к чему обсуждать, ему можно только отдать честь. И замолчать.

21

x Этот путь не был проложен для того, чтобы кто-либо иной из ордийцев пошел по нему следом. Этот мост был реален только для Голгота и благодаря нему. Пьетро упал мгновенно. Не знаю, какие черты приняло лицо, истинный облик которого он так мечтал увидеть в конце пути. Вихрь же князя прочно завис в воздухе, и вся масса его плоти пронеслась сквозь него, не утащив вихрь за собой. Я была готова его принять. Пьетро и сам давно был к этому готов. Ассимиляция прошла самым естественным образом. Только малыш плохо отреагировал на постороннего, стянув и закрутив мне живот. Мне было больно, хотелось лечь, но я сдержалась и выпрямилась. Голгот продолжал идти вперед…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ω Двадцать туазов всего осталось, Голготище, и трассировщица твоя, ну, давай галопом! жми вперед, уже вижу, как ты ей мослаки все перегрызешь, клыками в колеса хрясь, зубами хлоп! коренными прямо в ось как шмякнешь и волчью пасть свою, смотри, не разжимай пока из-под десен металлическая стружка не полетит. Длиннее шаг, маломерок, десять туазов еще, клыками вопьешься я тебе говорю! в колеса вгрызешься! как дисковый тормоз в нее вцепишься, чтоб искры из глотки полетели, грызи стальную лепешку! хватай ее… — Захлопни-ка клюв Голготина, ты сам в этой жизни ничего не видел, только балясы точить и умеешь, тебя первым же ярветром перед всей родней так и размазало, так что смотри и помалкивай, ты мне вообще всем обязан, я этой трассировщице сейчас все позвонки перетряхну, я тебе ее набок завалю таким зашибоном, что тебе и не снилось, у тебя б вывих туловища от такого случился, я — лучший, так себе и заруби, я первый на свете — а про шестого Голгота ты не позабыл, он эту землю первый своими копытами протоптал, или у

20

тебя память отшибло? — Теперь я перед ним, хоть туазы от обрыва меряй, хоть мерным шнуром считай! — еще пока нет, ты его пока еще не обошел, братишка, нужно держать Трассу дальше, вместе, давай на полную, гори! — А трассировщица несется как больная, я ее если сейчас не цепану, так она всю линию перережет — и они снова с нуля запустят всю программу обучения, только на этот раз без тебя, другого Трассера вместо тебя поставят, и дело с концом, а ты так и останешься ничем, и вся твоя жизнь к чертям ветрячим, останется только кишки вспороть — страшновато мне как-то, сердце стопорит, не могу больше, у меня вместо бедер свинец каленый, чую, скоро судорогой сведет, идет судорога, слышу… — держись-держись, помягче, плавнее, я спущусь тебе на мышечные волокна подую, и все пройдет, будешь лететь, а не идти, смотри, как сразу понеслись! —

— Как у него это получается? Как такое возможно?

— Он… Он использует свой собственный вихрь для постройки этого моста… Он черпает материал из самого источника…

) Голос Голгота больше не гремел, он больше не звал за собой ни Пьетро, ни Пак. Он держался в воздухе, на краю своей трассы из голубой земли, едва ли на расстоянии пущенной с обрыва и недолетевшей стрелы, в ожидании силы для нового шага. Он шел неровно, прокладывая путь вперед собственным шлемом, сотканный из потоков мост подрагивал под его ногами, искрился и поблескивал под восходящими ударами шквалов. Голгот снова заорал, потоки латерита били из его колен и растекались перед ним ручьями, он обрушил свой левый ботинок на стелющуюся впереди поверхность, занес правый, чуть заметно покачнулся, и обрушил следующий шаг. Поднял голову,