Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

у вас сложиться какое-нибудь мнение о нем?

– Стиг Нюман, как и все мы, грешные, был человеком сложным, – туманно произнес врач.

– Больше вы ничего не можете о нем сказать?

– Ничего.

– Благодарим.

– До свидания, – сказал Гунвальд Ларссон.

На этом беседа закончилась.

Когда специалист-гастроэнтеролог удалился, Гунвальд Ларссон принялся хрустеть пальцами, методично вытягивая один за другим, – пренеприятнейшая привычка.

Кольберг наблюдал эту процедуру с кротким отвращением. Наконец он сказал:

– Ларссон!

– Ну чего?

– Зачем ты так делаешь?

– Хочу и делаю, – ответил Ларссон.

Кольберга по-прежнему одолевали разные вопросы, и после некоторого молчания он сказал:

– Ты можешь представить себе, о чем он думал, ну тот, который лишил жизни Нюмана? После убийства?

– Откуда ты знаешь, что это был «он»?

– Очень немногие из женщин умеют обращаться с таким оружием и еще меньше носят ботинки сорок пятого размера. Итак, можешь ты представить или нет?

Гунвальд Ларссон поглядел на него спокойными ясно-голубыми глазами и сказал:

– Нет, не могу. Я что, ясновидец, что ли?

Он поднял голову, откинул со лба белокурые волосы, прислушался и сказал:

– Это что еще за шум?

Где-то поблизости звучали возбужденные голоса, раздавались выкрики.

Кольберг и Гунвальд Ларссон тотчас выскочили из комнаты и бросились на крыльцо. Они увидели черно-белый полицейский мини-автобус. Возле автобуса пять молодых полицейских под предводительством пожилого чина в форме гнали от крыльца кучку лиц в гражданской одежде.

Полицейские образовали цепь, а предводитель грозно вздымал резиновую дубинку над своей седой, коротко остриженной макушкой.

Среди гражданских были несколько фоторепортеров, медсестры в белых халатах, шофер такси в форменной куртке и еще несколько человек различного пола и возраста. Плюс обычное число зевак. Некоторые из гражданских вслух выражали свое возмущение, а один из тех, кто помоложе, что-то поднял с земли.

– Давай, давай, ребята, – скомандовал старший, – довольно с ними цацкаться.

В воздухе мелькнули пять белых дубинок.

– Отставить! – крикнул Гунвальд Ларссон металлическим голосом.

Все замерло.

Гунвальд Ларссон шагнул вперед и осведомился:

– В чем дело?

– Очищаю территорию перед заграждением.

Золотой кант на рукаве свидетельствовал о том, что Ларссон имеет дело со старшим офицером.

– А на кой черт здесь понадобилось заграждение? – рявкнул Ларссон.

– Да, Хульт, – сказал и Кольберг, – вообще-то, Ларссон прав. А ребят ты где набрал?

– Вспомогательные силы из пятого участка, – отвечал человек с золотым кантом, машинально став по стойке смирно. – Они здесь уже были, ну я и принял на себя командование.

– Развяжись немедленно с этими идиотами, – сказал Гунвальд Ларссон. – Поставь лучше охрану на лестнице, и она помешает посторонним лицам проникнуть внутрь здания. Хотя я очень сомневаюсь, что в этом есть надобность. А остальные пусть лезут в машину и катятся в свой участок. Там они нужней.

Из глубины автобуса донеслось потрескивание коротковолнового приемника, и металлический голос произнес:

– Старшего офицера Харальда Хульта просят соединиться с диспетчерской для установления последующей связи с комиссаром Беком.

Хульт по-прежнему держал дубинку в руке и, насупясь, глядел на обоих детективов.

– Ну так как? – спросил Кольберг. – Намерен ты выходить на связь или нет? Тебя, похоже, разыскивают.

– Все в свое время, – отвечал Хульт. – А кстати сказать, я сегодня здесь по доброй воле.

– Не убежден, что здесь требуются добровольцы, – сказал Кольберг.

И был не прав.

– Ерунда все это, – сказал Гунвальд Ларссон. – Во всяком случае, здесь я выяснил все, что нужно.

Он тоже был не прав.

Едва он сделал первые размашистые шаги в сторону своей машины, где-то щелкнул выстрел и чей-то пронзительный, испуганный голос закричал: «Спасите!»

Гунвальд Ларссон остановился в растерянности и взглянул на свой хронометр. Было двенадцать часов десять минут.

Кольберг мгновенно насторожился.

Уж не этого ли он ждал все время?

XXI

– Так вот, по поводу Эрикссона, – сказал Меландер и отодвинул от себя стопку бумаг. – Это очень долгая история. Но вам она наверняка известна, хотя бы частично.

– Давай уговоримся, что нам ничего не известно, и рассказывай с самого начала, – предложил Мартин Бек.

Меландер откинулся на спинку стула и начал набивать трубку.

– Ладно, – сказал он. – Сначала так сначала. Оке Эрикссон родился в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Он был единственным ребенком в семье токаря. В пятьдесят четвертом он окончил реальное училище, через год был призван на военную службу, а отбыв ее, поступил в полицию. Был зачислен на подготовительные курсы и одновременно вступил в FBU[119].

Фредрик Меландер раскурил трубку и выпустил над столом облачко дыма. Рённ, сидевший напротив, закашлялся демонстративно и укоризненно. Меландер не обратил на кашель Рённа ни малейшего внимания и продолжал дымить. Он говорил:

– Таково краткое извлечение из ранней и сравнительно неинтересной для нас части его жизни. В пятьдесят